КРАСОТА• ИНДУСТРИЯ
ЖАН-КЛОД ЭЛЛЕНА
Текст: ТАТЬЯНА ЯКИМОВА
В ЦУМе открылся самый большой в мире корнер Hermès. Но оценить его по достоинству журналисты не смогли, потому что видели только главного парфюмера Дома Hermes, последнего аристократа haute parfum Жан-Клода Эллена. На презентации он рассказал о парфюмах коллекции Hermessence то, что не найдешь в пресс-релизах, и представил свою преемницу Кристин Нажель – сам Эллена скоро покидает свой пост.
В
первые я услышала имя Жан-Клода Эллена, когда мне в руки попал одеколон Eau de Campagne французской марки Sisley (которую тогда мало знали и часто путали с брендом недорогой молодежной одежды с таким же названием). Вот это да, подумала начинающий бьюти-журналист Якимова, это же настоящий помидор, но какой-то очень волшебный помидор, зеленый и одновременно сочный, и вообще, его порезали вместе с ботвой и добавили лимонный сок. Campagne в переводе с французского — «сельская местность», но это явно было счастливое и богатое село! Одеколон, созданный в 1974 году, ничем не напоминал хиты того времени — J''ai Osé, Climat, Diorella, Ellipse и т. д. Он предназначался и для женщин, и для мужчин и явно опередил моду на унисекс-парфюмы. Это сегодня парфюмеры утверждают, что парфюмерные ноты не имеют пола, но я-то помню время, когда многие из этих достойнейших людей всерьез утверждали, что понятие «унисекс» — не для высокой парфюмерии. В общем, дорогущий антигендерный помидор «улетел» у меня за неделю, тем более что пользовались им все члены редакции — независимо от пола и возраста.
Жан-Клод Эллена
Второй «привет от Эллена» мне подарила великая женщина Светлана Комиссарова, когда-то в одиночку успешно осуществлявшая пиар YSL Beauté, а также парфюмов Van Cleef & Arpels, Oscar de la Renta и Boucheron. Этим приветом был аромат First от Van Cleef & Arpels 1975 года рождения. Как мог один человек сразу после бисексуального Campagne создать женственный, изысканный и утонченный аромат на миллион долларов? С легким дуновением туберозы, которую терпеть не могу, но у Эллена она своя: прозрачная, неузнаваемая… А тогда это был просто запах убийственной элегантности в духе Одри Хепберн. Во мне элегантности маловато, но я ее ценю. Такая же вневременная элегантность отличала Declaration от Cartier (1998 год — уже не 70-е), но в нем я почувствовала новую странность: сухость. То ли от полыни, то ли от русской березы. Это было странно и ни на что не похоже. Но это было то, о чем я мечтала.
Я убеждена, что Эллена нет равных в создании парфюмов, о которых все мечтали. Даже когда не знали, о чем мечтают. Он просто делает то, что хочет, а потом выясняется, что это надо всем.
«Люди состоят из запахов, – говорит Жан-Клод Эллена. – В Италии едят чеснок, во Франции – цыплят, это имеет значение».
Итак, у меня появился кумир. Его звали Жан-Клод Эллена, он был наверняка пожилым затворником собственной лаборатории, полной склянок с магическими экстрактами. При этом аристократ, который часто ходит в лес и в огород. Так я думала в конце XX века. Но уже в начале нулевых я знала, что он прекрасен собой и с отменным чувством юмора, аристократ скорее по духу, чем по происхождению. И в лесу он не гуляет, а живет. Правда, иногда лес воображаемый. А все остальное правильно.
И как раз в это время я узнала про L’Artisan Parfumeur. Этот бренд стал для России даже не открытием, а чем-то вроде пинка для ускорения. Меня до глубины души потрясли все «артизанцы», но особенно запах циркового закулисья Dzing! Оливии Джакобетти и элленовский Bois Farine (2003 год). Интересно, что в нем, как и в First, был жасмин, который я снова не расслышала, и снова сухие ноты, как у Declaration, но совсем другие: пыль, высушенная временем ореховая скорлупа, старый сундук, мистический автомобиль «Кристина» Стивена Кинга… Это был запах, который будоражит в метро и успокаивает в салоне авто, согревает на холодном ветру, гармонирует с атмосферой замков и просто старых добротных домов. Bois Farine очень понравился дочери парфюмера Селин и внуку — десятилетний мальчик с удовольствием «носил» парфюм, который многие взрослые считали слишком сложным, слишком уникальным. Но уникальности не бывает много.
Cuir d''Ange: Аромат Hermessence Cuir d''Ange, фото Benoit Telliet
Кстати, Эллена признается, что никогда не хотел переделать Bois Farine, как это часто случается с его другими творениями, и называет L’Artisan Parfumeur пионером нишевой парфюмерии: «До этого не было ни одного бренда с полной творческой свободой. Это был новый подход, смелость и риск, и это были ЗАПАХИ. И это была моя территория».
К 2003 году мастер уже сделал два аромата для Frédéric Malle и даже создал свой бренд The Different Company в компании с легендарным дизайнером флаконов Тьерри де Башмакофф. Закончив Bois Farine (а может, и не закончив — известно, что Эллена часто работает над несколькими во всех смыслах разными ароматами) парфюмер получил от Hermès первый заказ — Un Jardin en Méditerranée. И здесь как раз никакой сухости: парфюм морской, влажный, и даже больше заявленных цитрусовых в нем звучат можжевельник и листья инжира (правда, чтобы это понять, надо хоть раз оказаться возле фигового дерева). Результат так впечатлил Hermès, что следующее предложение было возглавить Hermès Parfum и стать личным парфюмером этого дома. Для этого Эллена пришлось оставить The Different Company, но он получил от Hermès полную свободу. И, кстати, новую лабораторию — красивейший дом в местечке Кабрис, недалеко от его родного Грасса. Судя по всему, Эллена ни разу не пожалел о выборе. А уж как не пожалел Hermès! Продажи подскочили в три раза, каждый новый аромат был лучше предыдущего, и все они словно обладали магической властью над сердцами.
В 2007 году Эллена создал Kelly Calèche — первый и последний его парфюм, посвященный знаменитости. Он уверен, что называть духи именами звезд не стоит, ведь главное — это индивидуальность. Об индивидуальности: смысл этого слова по применению к парфюмам я поняла именно благодаря Kelly Calèche! Конечно, я, как и все, знала, что при контакте с кожей конкретного человека запах немного меняется, раскрывается каждый раз по-своему, но разница не так уж принципиальна. Kelly Calèche оказался чемпионом по изменчивости! На ком-то он звучал как самая дорогая в мире кожа, на ком-то — как луговые цветы, одна девушка сказала мне, что это «первая в ее жизни соленая роза», а другая: «Вначале была счастлива, ах, как элегантно, а потом вдруг потянуло, как от взмыленной кобылы!». Сам Эллена только улыбается — его это явно забавляет. «Люди состоят из запахов, — говорит он. — В Италии едят чеснок, во Франции — цыплят, это имеет значение». Виртуозно сочиненные раскрытия его парфюмов всегда подразумевают личное участие. На мне звучал летний луг, без роз и лошадей. Но я не успела провести эксперимент с чесноком — Kelly Calèche постигла участь всех моих парфюмов авторства Эллена: выпросили! Кстати, чтобы услышать аромат таким, какой он есть сам по себе, парфюмер предлагает наносить его на шарф или жакет.
фото Richard Schroeder
Стоит ли подробно рассказывать о вершине его работы для Hermès — Hermessence? Пожалуй, нет. Хотя во время нашей встречи он говорил только об этих ароматах. Кажется, пришло время признаться: я много лет следила за творчеством этого великого человека и наслаждалась его плодами, но наша первая встреча произошла 25 июня 2015 года, когда Эллена приехал в Москву, чтобы проститься. И представить нового главного парфюмера Hermès Кристин Нажель. Вот так. Я даже не узнала Кристин, с которой в прошлом году распивала эль и болтала о жизни после московской презентации Wood Sage and Sea Salt от Jo Malone. Я смотрела на Эллена, своего кумира, и думала, что знаю о нем больше всех московских журналистов (кроме Яны Зубцовой, но ее не было). Знаю, что он не любит: спреи (духи надо чувствовать пальцами!), отели (на постельном белье всегда запах моющего средства), слово «нос» применительно к его профессии (в ней больше всего устают мозги) и понятие «бриф». Знаю, что, хотя Эллена называют потомственным парфюмером, его отец никогда не создавал духи, зато делал отличные отдушки для мыла, к чему маленький Жан-Клод приложил руку, собирая с бабушкой жасмин, а потом работая на заводе парфюмерных масел простым подмастерьем, да еще в ночную смену. Знаю, что в трудные минуты он читает Жана Жионо — и дела сразу налаживаются. Знаю, что роскошную лабораторию-виллу в старинном местечке Кабрис, где дома и сосны помнят Сартра, Камю, Колетт и Сент-Экзюпери, ему подарил от имени Hermès Жан-Поль Готье... А еще знаю, что он всегда будет для меня номером один.
Эллена в саду на крыше дома Hermes
Жан-Клод Эллена
о парфюмах Hermessence
Наведите на изображение
чтобы увидеть информацию
VETIVER TONKA
CUIR D’ANGE
EPICE MARINE
AMBRE NARGUILE
ROSE IKEBANA
POIVRE
SAMARCANDE
BRIN DE REGLISSE
Brin de Réglisse. Это первый аромат с ростками солодки, и он никому не нравится, кроме меня. Ну и ладно. НЕ ВСЕГДА ЖЕ НАС СОПРОВОЖДАЕТ УСПЕХ! Эта композиция о настоящем, нетуристическом Провансе. О лаванде, которая цветет с 15 июня по 15 июля: ароматные голубые моря, которые зимой выглядят черными, как уголь. Мне нравится противопоставление голубого и черного. Чтобы передать его, понадобилось из 400 существующих молекул лаванды выбрать 40 и кое-что изъять: запах мочи, запах пота… В итоге моя идеальная лаванда стоила в десять раз дороже, чем «недоочищенная». Зато она идеальная и с примесью солодки, которую никто не любит.
Epice Marine получился благодаря Оливье Роллинжерру — известному шеф-повару и моряку, объездившему весь мир в поисках новых специй. В его лавочке в порту Канкаль можно найти десятки видов перца, о которых вы и не слыхали. Я сделал Epice Marine практически в соавторстве с ним. Чтобы передать сочетание моря и специй, тумана и намокшей гречки, я использовал обжаренную зиру. Но аромат полностью сложился, когда Оливье рассказал мне про Bruichladdich — шотландский островной виски, который якобы пахнет туманом. После долгих поисков я получил бутылочку Bruichladdich, подушился им и понял, каким должен быть парфюм.
Poivre Samarcande. Этот парфюм — словно душа дуба, который рос возле моего дома, долго болел, и пришлось его срубить. Запах срубленного дуба был удивительный — дымчатый, мускусный, немного перечный… Но я не сразу понял, куда его использовать. Я просто записал его в блокнот. А потом воскресил — под названием, в котором нет ничего о дубе.
Cuir d’Ange («ангельскую кожу») я посвятил роману «Голубой Жан» гениального французского писателя Жана Жионо, отец которого был сапожником, а мать — прачкой. В «Голубом Жане» я нашел очень красивый термин «ангельская кожа» и подумал: из такой кожи, наверное, должны быть сандалии богов. Сандалии Эрмеса! У них должен быть кисловатый, довольно резкий, но при этом легкий запах. И я его сделал.
Vetiver Tonka. Ветивер — как мифологический герой или вечный любовник: сколько существует парфюмерия — столько о нем и говорят. Он мшистый, землистый, терпкий, но я всегда слышал в нем что-то мягкое и ласковое. С помощью бобов тонка я придал ветиверу карамельный вкус — и получил женский аромат, который чаще используют мужчины. И мне это нравится!
Ambre Narguilé — это про искусство жить. В Каире жизнь идет медленно, как течет Нил. Здесь женщины занимаются делами, а мужчины курят наргиле — табак с кусочками смолы, специй, фруктов, яблока… Они его раскуривают и макают в него губы. Пьянящие завитки дыма, жара… Место традиционно мужское, но пахнет в нем женщиной. Об этом парфюм.
Rose Ikebana. Япония — страна, которую я долго не понимал. Например, я пишу маслом, и я контролирую этот процесс, а в японской живописи реакция рисовой бумаги на акварель не управляема… И я захотел создать что-то такое же неуловимое. Связь между водой и икебаной.