Рупор поколения 90-х
В завершение гида по лучшему, что нам дали 90-е, вспоминаем о расцвете альтернативной прессы, без которой, возможно, не было бы и Blueprint.
П
омните жизнь до интернета? Мы напомним. Это как если бы платье из новой коллекции Gucci ты видел в лучшем случае на следующий день в утренней газете, то, чем завтракает Ким Кардашьян, было бы известно только Канье Уэсту, а о новых фильмах и музыкальных альбомах узнавали не мгновенно, дотронувшись до телефона, а раз в месяц, из журнальных обзоров. В той далекой жизни без интернета по дороге из школы или института твой взгляд цеплял новую обложку за стеклом киоска и сердце радостно екало в предвкушении возможности закрыться в комнате и на пару часов перенестись в завораживающе интересный мир.
Туда, где веселятся на рейв-вечеринках, носят модные наряды, где режиссер Тим Бёртон снимает готические сказки, а любимый Том Йорк рассказывает, как записывал новый альбом. Задолго до того, как интернет сжал тысячи километров в один клик и провел нас в места, куда раньше пускали лишь избранных, именно журналы были нашим окном в большой классный мир моды, кино, музыки и клубной жизни, а тех, что еще и говорили с нами на одном языке, мы ждали как встречу с любимым другом.
Часть 1. У них
У разочарованной в истеблишменте молодежи 70-х таких журналов не было. Обладателям разноцветных хайров и многочисленного пирсинга надоело смотреть на ванильные фото улыбающихся BeeGees, и, вооружившись клеем и ножницами, они слепили свою прессу. Организаторских способностей и бизнес-навыков, достаточных для того, чтобы вывести культуру зинов в массы, панкам, конечно, не хватило, но начало независимой модно-музыкальной прессы было положено.
„
Подобный самиздат терзал умы двух матерых профессионалов журнальной индустрии: редактора музыкального журнала NME Ника Логана и арт-директора британского Vogue Терри Джонса
“
Моднику Логану не нравилось быть винтиком в большом издательском доме, штампующем безликие издания для подростков. Он мечтал о журнале, где дешевую газетную бумагу заменят плотные глянцевые страницы, вместо зернистых репортажных фото с концертов появятся профессиональные постановочные съемки музыкантов в щегольских нарядах, а контент не ограничится топовыми позициями попсовых хит-парадов. Накопив £3500, в мае 1980 года Невил рискует и печатает 75 000 экземпляров такого журнала, окрестив его The Face. Риск окупается — весь тираж продается в первый же месяц, а журнал становится законодателем трендов в молодежной культуре на ближайшие 20 лет.
Обложки журнала «The Face»
„
В то же время Джонз, его жена Триша и небольшая команда единомышленников заседают на чердаке своего лондонского дома, корпя над модным зином I-D, который наравне с The Face станет библией стиля для многих поколений молодежи. Все 80-е оба журнала успешно существуют на периферии мейнстримовой культуры, радуют читателей авангардными макетами, неожиданными авторами и близкими их сердцу темами, но даже не пытаются зайти на территорию традиционного модного глянца, продолжающего пропагандировать жесткий люкс 80-х.
Однако на рубежей десятилетий хочется перемен. Молодежь на улицах не носит наряды из сериала «Династия» и залакированные укладки. У них появляются свои герои и своя эстетика — сырая, грубоватая, но искренняя
“
В лишенном в те времена особого лоска Лондоне зарождается новая творческая тусовка — они слушают электронную музыку, одеваются в секонд-хендах и шьют или снимают на свой вкус, не пытаясь понравиться важным журналам, которые в ответ брезгливо их не замечают, зато Логан и Джонс тут как тут.
В 1990-м, несмотря на протест половины редакции, The Face выходит с обложкой авторства молодого фотографа Корин Дэй. С черно-белого снимка улыбается не киноактриса или модная рок-звезда, а неизвестная девочка-подросток с неровными зубами. Ее зовут Кейт Мосс. На фотографиях внутри она же расслабленно резвится на пляже в растянутой футболке, джинсах и биркенштоках. Это сегодня так выглядит каждая вторая, а в эпоху супермоделей отсутствие макияжа и дизайнерских платьев навевало на модную общественность священный ужас.
Обложки журнала «I-D»
Из смелого зернышка съемки The Third Summer of Love выросла вся героиновошиковая эстетика 90-х. Именно она открыла дорогу для таких фотографов, как Юрген Теллер, Вольфганг Тильманс и Марио Сорренти и стилистов Мелани Уорд и Кейти Ингланд. Именно I-D и The Face не боялись давать им полную свободу, в результате получая кадры, которыми до сих пор пестрят сториборды современных стилистов и фотографов.
Энергия модного лондонского андеграунда заразила и 19-летнего студента Лондонского колледжа печати Джефферсона Хэка. Случайно наткнувшись на объявление о наборе команды для запуска нового журнала, он в назначенное время явился в столовую, ожидая увидеть толпу однокурсников. Вместо этого за столом сидел одинокий фотограф Ранкин. Через пару месяцев к ним присоединилась начинающая стилистка Кейти Гранд, и появился Dazed & Confused, чьей миссией, по словам самого Хэка, было «объединить все звенья бурлящего креативом города». Большая часть журнала делалась «по дружбе». Хэк и Ранкин тусовались ночи напролет, а наутро приносили в редакцию интервью с самыми модными художниками, телефоны супермоделей или обещание Александра Маккуина стать приглашенным редактором одного из номеров. Ну а что же Маккуин? Он выступил в своем репертуаре с потрясающей красоты съемкой моделей-инвалидов, в кой-то веки вызывающих не жалость, а искренний восторг.
Съемка Корин Дэй для журнала «The Face»
„
The Face, I-D и Dazed & Confused не только ломали стереотипы, меняли сознание и зажигали новых звезд, таких как Ник Найт, Эдвард Эннинфул и Дэвид Симз. Их главной ценностью было то, что они давали тысячам обычных подростков разрешение быть не такими как все, выделяться, творить и идти своим путем
“
Часть 2. У нас
Пока Лондон бурлил и тусовался, московская молодежь разбирала баррикады 1991-го и, неожиданно потеряв старые идеалы, искала себя на пепелище великого и могучего СССР. Первое время основными источниками информации о всем модном и заграничном были канал «2х2», транслирующий подборки зарубежных клипов, и привезенные кем-то из-за границы журнала The Face, I-D, Dazed & Confused, Interview. Их передавали из рук в руки и хранили, как что-то сакрально важное.
В 1994-м команда, открывающая модный электронный клуб «Птюч», решила сделать журнал с целью популизировать диджеев, стоящих за их вертушками среди неискушенной публики, но быстро поняла, что изголодавшейся по информации молодежи нужен полноценный гид по тому, что смотреть, носить, пить и употреблять в недавно открытом и неизведанном мире.
Журнал «Птюч», запуск которого прошел в вестибюле станций «Красные ворота» московского метро, первое время казался экзотической жар-птицей, неведомо как залетевшей в наши серые края, но быстро прижился и превратился в библию продвинутой публики от Москвы до самых до окраин, достигая тиража в 80 000 всего за два года после запуска.
Обложки журнала «ПТЮЧ»
„
«Мы вдохновлялись свободой делать все, что хочется, и новым. Новое — это было условием попадания в "Птюч", а в середине 90-х почти все, что не являлось советским, было новым», — рассказывает один из ключевых редакторов журнала Геннадий Устиян
Вокруг «Птюча» завязывается творческая тусовка, радующаяся первой платформе, готовой принять самые невероятные идеи. «Когда я пришел работать, у меня было всего два присутственных дня в офисе за зарплату плюс еще платили отдельно гонорары. В какой-то момент я заметил, что стал ездить на работу каждый день, — смеется Устиян. — В журнал тащили все новое: идеи, людей, съемки, тексты, нам писали Ярослав Могутин и Ольга Михайловская, телеведущие, писатели, дизайнеры и художники, мы, в общем, были людьми с разным бэкграундом и интересами».
Сегодня многие страницы «Птюча», особенно те, на которых титаны модной индустрии вроде Дониса Пуписа или Галины Смирнской предстают в кислотных нарядах и безумном мейкапе, вызывают улыбку, но несмотря на то, что большая часть съемок выглядит откровенной самодеятельностью, задор и энергия, с которой их делали, буквально льется на читателя со страниц. Одна обложка с беременной Ладой Дэнс чего стоит. Отсутствие какого-либо давления со стороны рекламодателей позволяло редакции работать по принципу «есть где душе разгуляться».
“
„
«В конце 90-х мы вышли с надписью на обложке "Никто не любит нас, наркоманов". Это было название рассказа писателя Радова, но, вынесенное на обложку, оно смотрелось очень смело. Ничего похожего представить себе в гламурных нулевых или в нынешних строгих 10-х не могу», — вспоминает Устиян, который с тех пор успел поработать во всех лучших глянцевых изданиях страны
„
Обложки журнала «ОМ»
Вскоре после рождения «Птюча» гламурный журналист и обладатель одного из первых Ferrari в Москве Игорь Григорьев запускает его более лощеного собрата — «ОМ», «журнал для тех, кто хочет знать больше и быть лучше». В 1995-м для того, чтобы знать больше, нельзя было просто забить чье-то имя в строке поисковика, и новоиспеченные журналы не гнушались бесстыдно переводить материалы из того же The Face.
«Зато таким образом я узнала, кто такой Тим Бёртон», — смеется редактор ОМ Марина Федоровская. Конечно открывали и своих звезд: «Я помню, как Алишер (он всегда был другом редакции, другом Григорьева, стилизовал все обложки и главные съемки моды) притащил в редакцию то ли кассету, то ли демодиск Земфиры, какой-то радиоведущей из Уфы. Он тогда уже одевал для клипов модных поп-звезд, и вот его кто-то, может быть, даже Эрнст попросил ее приодеть, приукрасить и вообще… Вид у нее был не очень. Бровки домиком, угрюмый взгляд. Но песни… Мы как только их услышали — мы просто готовы были сделать все для того, чтобы их услышали все». Первый концерт Земфиры в Москве состоялся на вечеринке «ОМа», потому что в 90-е выход каждого номера был достойным поводом для вечеринки.
Журнал «ОМ»
„
Несмотря на то что посылы у «Птюча» и «Ома» были немного разными (первый пропагандировал культуру бесконечного рейва и пестрил хулиганскими колонками вроде «Доктора Мустафы» и «Надя сказала», в то время как второй служил гидом по жизни настоящего денди), объединяло оба то, что делали их не для мифических фотороботов, созданных по результатам фокус-групп, а для себя и своих друзей, а значит, с душой и четким пониманием интересов читателя.
«Я пришла в штат на седьмом месяце беременности мальчиком и часто думала примерно так: вот работаю я в журнале для геев. Ну ОК, не только для геев. Но все-таки. И хорошо ли это? — вспоминает Федоровская. — Какая разница, отвечала я себе, мне же нравится. Я круглосуточно могла думать о том, чем я буду наполнять "свои" страницы, да и вообще, я, молодая московская кормящая мать-одиночка, была совершенно нормальной частью аудитории журнала»
“
К началу нулевых альтернативная модная пресса изжила себя. Ее основатели выросли, юношеский задор сменился взрослым прагматизмом и необходимостью быть финансово успешными на меняющемся рынке, а звезды, ею зажженные, теперь работали с ведущими брендами и подписывали мультимиллионные контракты. В Россию пришли большие издательские дома и модные концерны, перекупили классных авторов и настроили журнальный конвейер, бороться с которым независимому изданию было не под силу, да и желания особого не было. Вы можете себе представить сейлза журнала, за дизайн которого отвечает группа под названием «Арт-***» (с приставкой, которая в наши дни стала не просто непечатной, а вовсе неупотребимой, даже в качестве имени собственного или в художественном произведении, что тоже отражает дух того времени — слово из трех букв запросто могло появиться на обложке), на деловой встрече с представителями Bosco Di Ciliegi?
«Птюч» закрылся в 2003-м, The Face пережил его на год, а «ОМ» протянул аж до 2006-го, но это был уже совсем другой журнал. Благодаря бизнес-чутью своих основателей Dazed & Confused и I-D сумели адаптироваться к духу времени, обросли успешными сайтами, креативными агентствами и коллаборациями с люксовыми итальянскими брендами. В 2012-м Терри Джонз продал I-D еще одному альтернативному издательству Vice Media, но остался креативным директором издания, которое вот-вот запустит свое собственное интернет-ТВ. Оба журнала продолжают считаться альтернативной прессой, но градус эпатажности и риска снизился ровно до того уровня, когда его спокойно могут переварить шишки из LVMH.
Тем не менее сегодняшняя молодежь продолжает вдохновляться именно золотой эпохой этих изданий, которая сегодня доступна любому благодаря сканерам, Tumblr и тематическим тредам в форумах The Fashion Spot. А заходя в любой приличный журнальный магазин, мы видим сотню обложек нишевых изданий на любой вкус, не говоря уже об интернете, где для того, чтобы стать издателем, нужно придумать логин и пароль.
Журналы вроде System, Fucking Young, Dansk, Lula, Bullett и Rush намного более прилизаны, профессиональны и не делаются на чьем-то чердаке, но своим появлением во многом обязаны тому, что их основателям когда-то попались на глаза Dazed & Confused или The Face.
«У всех появились интересы на стороне, — вспоминает Устиян. — Главный редактор Игорь Шулинский заинтересовался ресторанным бизнесом, я писал в другие издания про кино и прочее. На момент закрытия "Птюча" мне уже было 34 года, надоели вечеринки, и энтузиазм поостыл, хотелось чего-то нового, следующего этапа. В общем, у любого журнала есть такой период, когда он уже не модный и существует, только если приносит деньги. В нулевых в России наступил гламур, и "Птюч" смотрелся как молодящийся андеграундный дядька. То, что он закрылся, это нормально — "Птюч" всегда был рупором поколения, а потом поколение выросло и занялось чем-то другим».