Поэт и леди
Андрею Вознесенскому — 90. Вспоминаем наш архивный материал о его дружбе с бывшей первой леди США Жаклин Кеннеди и посвященной этим отношениям выставке «Поэт и леди».
Андрей Вознесенский и Жаклин Кеннеди
Андрей Вознесенский и Жаклин Кеннеди впервые встретились в 1967-м, когда бывшая первая леди пришла послушать выступление советского поэта в конференц-зале ООН в Нью-Йорке. С тех пор, до самой смерти Джеки в 1994 году, они близко дружили. Вознесенский, который в отличие от многих соотечественников, имел возможность выезжать за рубеж, часто бывал в Америке — и в гостиной Жаклин, в квартире на Пятой авеню, был желанным гостем.
Андрей Вознесенский, начало 1970-х годов
Впрочем, выставка «Поэт и леди» не только об отношениях двух икон ХХ века (хотя и об этом, разумеется, тоже). Она о 60-х вообще — о том, какими они были в СССР и Америке. Первый зал посвящен двум пересекающимся биографиям: здесь много текста и архивных фотографий, а рядом — большой монитор с видеоинтервью вдовы Вознесенского, писательницы Зои Богуславской. В нем она рассказывает о выдающихся американских друзьях семьи — от, собственно, Жаклин до Нэнси Рейган.
Два других зала — это 60-е как они есть: в одном воссоздали атмосферу той самой гостиной Джеки на Пятой авеню — здесь все обставлено антикварной мебелью и даже висит подлинное платье героини, сшитое для нее в 1965 году Олегом Кассини. А третий (в нем много зеркальных пластин — и они кружатся!) полностью посвятили иконам стиля тех лет, среди которых, естественно, нашлось место и поэту, и, конечно, леди. Причем речь не только об одежде. Как известно, Джеки очень любила броские украшения. Ее любимый ювелирный бренд Van Cleef & Arpels предоставил фото изделий, которые она носила и их переизданий, сделанных уже в наши дни.
Мы попросили куратора и автора идеи выставки, главного редактора журнала «Сноб» Сергея Николаевича рассказать подробнее о проекте, о двух людях, которым он посвящен, и об истории их отношений.
Жаклин обожала Van Cleef & Arpels, поэтому в зале, посвященном ее стилю, можно увидеть фото любимых украшений бывшей первой леди и их современных интерпретаций
Андрей Вознесенский и Жаклин Кеннеди, Нью-Йорк, 1990
О знакомстве Жаклин и Андрея
Мы сами до конца не понимаем, как все обстояло на самом деле, но одно можно сказать точно: здесь не было внезапности. После того как Хрущев в 1963 году начал прилюдно изничтожать Вознесенского, на поэта обратил внимание Роберт Кеннеди (младший брат президента Джона Кеннеди, тогда генпрокурор США. — Прим. The Blueprint), который очень интересовался русской культурой и постоянно искал возможности выйти на контакт со знаменитыми русскими — в том числе поэтами. А Вознесенский, безусловно, входил в тройку главных литературных звезд Советского Союза. Роберт пригласил его в тур по американским университетам. В первый раз Вознесенскому это запретили, но второй раз — это был 1967 год — его все-таки выпустили, и тур состоялся. Самым памятным было выступление в ООН, он читал там стихи, посвященные Джону Кеннеди (президента убили за четыре года до этого, самого Роберта убьют меньше чем через год. — Прим. The Blueprint). Вероятно, это Роберт пригласил туда Жаклин — объяснил, что вот, такой классный парень из России приехал, надо его поддержать. И она пришла. Сидела в зале, слушала Андрея. Есть даже несколько ее фото, а в The New York Times вышла об этом заметка. Думаю, все началось именно с этого, и дальше стали развиваться разные связанные с этим сюжеты.
Об их дружбе
Джеки умела «завести», она была на самом деле такая заноза. И у Андрея юмор был тонкий. Отчасти поэтому, я думаю, они и сошлись. Они были на одной волне, говорили на одном языке, принадлежали одному поколению. Никакие идеологические различия и политические обстоятельства не могли этому помешать.
Андрей Вознесенский и Роберт Кеннеди, 1967
Жаклин Кеннеди на открытии выставки «Мода эпохи Габсбургов» в Музее Метрополитен, Нью-Йорк, в серьгах-клипсах со съемными рубиновыми подвесками, Van Cleef & Arpels, 1979
К тому же Джеки была человеком слова, литературы. Она обожала поэзию, сама мечтала стать писательницей — и даже писала стихи. Книги были ее убежищем. Она уходила от всех бед, несчастий и печалей — в книги. Так что писатели, поэты, литераторы ее всегда интересовали. Кстати, она как-то очень неожиданно хорошо подготовилась к встрече с Вознесенским. Андрей Андреевич сам об этом много говорил. Однажды, в начале их знакомства, он был в ее гостиной на Пятой авеню, шел какой-то светский разговор. В какой-то момент он сказал: «Это все, конечно, очень мило, но как поэта вы ведь меня не знаете?» — «Почему же? — ответила Жаклин. — Я прочитала переводы ваших стихов». И она подошла к окну, а из окна у нее открывался вид на Central Park. Она сказала: «Вы сравнили Central Park с мужским пахом!» Он рассказывал: «Я на самом деле сказал жестче, это так перевел американский переводчик».
В общем, они оба были такие, знаете, колкие, остроумные, блестящие люди. В их дружбе не было никакого тупого, скучного официоза.
О моде в жизни двух главных героев
На выставке есть интересное зеркальное пространство. Оно посвящено Андрею и Жаклин (и не только им) как иконам стиля. Для Вознесенского мода не была пустым звуком. Через нее он выражал себя. И эти знаменитые его шарфики — он никогда не носил галстуки, — и его эти пиджаки твидовые в мелкую клеточку, и эти клеши и большие мохнатые кавказские шапки, которые он носил... Кстати, одна из таких шапок спасла его от верной гибели. Однажды он попал в автокатастрофу, и шапка его защитила — хотя Зоя Борисовна [Богуславская] считает, что это было одной из причин начавшейся потом болезни Паркинсона. Тем не менее без этой шапки он тогда бы вряд ли остался в живых.
Мода была для него неким заявлением миру. Он учился на архитектора, мыслил себя как художник и как художник придумывал свой образ.
А что касается Джеки, то, конечно, она была женщиной с возможностями. Но дело не в этом. Мне интересно было проследить за тем, как менялся ее облик. От такой идеальной первой леди в белых перчатках, которая, пройдя через страшную трагедию, когда эти перчатки и этот костюм были залиты кровью убитого мужа-президента, вдруг от всего этого отказалась, и ее стиль стал более расслабленным — я бы даже сказал, цыганским. Вдруг — эти смоляные волосы по плечам и ничего фиксированного, никакой аккуратной, идеальной дамы, которую будто только что из целлофана вынули, никаких перчаток, никаких шляп. Она тоже таким образом искала себя и в этих поисках утверждала новый стиль, который становился стилем для многих.
Жаклин Кеннеди в офисе издательства Viking Press представляет свою книгу «В русском стиле», 1976
Примечательно, что уже после того, как она перестала быть и первой леди США, и женой миллиардера-судовладельца, она, можно сказать, осуществила такую мечту феминисток — быть свободной, независимой и заниматься тем, чем хочешь. Она стала редактором и ходила на работу в издательство Doubleday к 8:30. Была обычной нью-йоркской служащей с контейнером, где лежал какой-нибудь низкокалорийный бутерброд, издавала книги и была абсолютно счастлива, потому что это и была ее сущность. Можно сказать, что по прошествии многих лет, в 44 года, она наконец нашла себя рядом с книгами, там, где всегда хотела быть — до всех своих эпохальных замужеств.
Джеки с золотым минодьером, Van Cleef & Arpels, справа: серьги того же бренда из ее коллекции и их современная версия
О миссии выставки
Я очень надеюсь, что эта выставка при всей своей камерности все-таки даст некий импульс, позволит обратить внимание на то, что Вознесенский — это не только поэт-шестидесятник, он существует не только в этом оттепельном гетто. Он поэт международного имени, большой судьбы и большой славы.
Жаклин Кеннеди в Нью-Йорке, 7 октября, 1971
Я уверен, что ни для одного из российских поэтов — кроме, может быть, Бродского, для которого Америка стала второй родиной, — эта страна не значила так много, как для Вознесенского. Кроме истории с Джеки есть еще история его отношений с Аленом Гинсбергом, великолепным поэтом-битником. Есть сотрудничество, сотворчество Вознесенского с Раушенбергом (Роберт Раушенберг — американский художник-экспрессионист. — Прим. The Blueprint), их знаменитые совместно созданные литографии. Есть трогательная переписка и история дружбы с Артуром Миллером и его женой Ингой Морат — и так далее… Если пойти по всем этим сюжетам, то этих трех комнат, конечно, не хватит. Но мы попытались — увидев огромность и необъятность этого материала — все-таки проследить хотя бы какие-то пути, даты, события, лица.
История дружбы Вознесенского и Джеки в этом плане лишь небольшой эпизод — но он все-таки очень важен. В его отношениях с ней очень много всего открывается — можно понять, как он относился к миру, к женщинам. И потом меня, как куратора, зацепило то, что последняя его большая вещь, поэма «Памяти Тедди Кеннеди», которую он написал за полгода до смерти, наполовину посвящена Джеки. Вот строки из нее: «Вам снятся крепкие девицы, полуодетые в кримплен./Ты не буди меня, мне снится прощание с Жаклин».
Боб Дилан и Андрей Вознесенский Переделкино, 1985
