Blueprint
T

Джеки Кеннеди глазами Павла Пепперштейна

В издательстве Artguide Editions при поддержке Aksenov Family Foundation вышла монография Павла Пепперштейна «Цветущие поля» в двух томах — настоящее произведение искусства, с то ли выдуманными, то ли настоящими историями. В книге так много иллюстраций, что она больше напоминает комикс — с детективами про политику и политиков, а также очень красивыми (и мало одетыми) девушками на фотографиях и рисунках. С разрешения издательства The Blueprint публикует фрагмент из монографии — с фантазией художника про один день из жизни Жаклин Кеннеди.

В начале 2016 года одни мои знакомые, чьих имен я здесь называть не буду, привлекли меня к весьма интересной и необычной работе. Мне сообщили, что недавно в Минске (Республика Беларусь) было обнаружено некоторое количество рисунков, подписанных Jackie O. Вместе с рисунками обнаружена записка, начертанная от руки по-английски, чье содержание намекает на то, что автором рисунков (равно как и самой сопроводительной записки) является вдова бывшего президента США Жаклин Кеннеди Онассис (в девичестве Жаклин Бувье). Дополнительная странность этой находки заключается в том, что папка с рисунками была обнаружена в доме, где в конце пятидесятых годов некоторое время жил Ли Харви Освальд, будущий убийца президента США Джона Ф. Кеннеди. Из содержания записки следует, что эти рисунки были сделаны Жаклин на греческом острове Скорпиос вскоре после смерти ее второго мужа Аристотеля Онассиса в 1975 году.


Мне предложили принять участие в работе экспертной комиссии, чья деятельность призвана внести ясность в вопрос об авторстве и происхождении этих рисунков. Эксперты достаточно быстро пришли к заключению, что рисунки действительно были сделаны в семидесятые годы XX века, однако никакого единого мнения о том, кто на самом деле является их автором, пока что нет. В настоящее время комиссия продолжает свою работу, и некоторые ее члены (впрочем, остающиеся в значительном меньшинстве) высказывают осторожные предположения о том, что Жаклин О. действительно могла создать эти рисунки. Однако совершенно неясно, каким образом рисунки оказались в Минске: никаких сведений о том, что Жаклин Кеннеди Онассис посещала СССР, не имеется.

Поскольку работа экспертной комиссии явно обещает затянуться надолго, я внес предложение собственноручно скопировать рисунки, приписываемые Жаклин, и представить сделанные мною копии на суд публики. Признаться, в процессе копирования я не удержался и внес в эти рисунки некоторые элементы и детали, которые отсутствуют в оригиналах. Ниже я привожу полностью текст записки, найденной в Минске и подписанной именем Жаклин.


Теперь, после смерти моего второго мужа Аристотеля Онассиса, я осталась одна на греческом острове Скорпиос, который до недавнего времени являлся частной собственностью моего покойного супруга, ныне же будущее этого острова представляется столь же неясным, как и мое собственное. Впрочем, я достаточно обеспечена. Состояние моей психики несколько беспокоит меня в последнее время, что и неудивительно для вдовы, чьи дети повзрослели, а сама я вступаю в тот сложный для женщины возраст, когда различные страхи и непрошеные воспоминания могут внезапно сделаться навязчивыми.


Итак, я почти призналась вам, что меня стали мучать галлюцинации, а это признание дается мне нелегко. Часто я думаю о греческих священниках, о волнующем запахе ладана в местных церквях (особенно глубоко вдохнула я этот запах на церемонии отпевания моего мужа, и до сих пор не выдохнула: он так и застрял в моих ноздрях). И все же, как истинная американка, я решила поделиться своими психологическими проблемами не с бородатыми священниками, а с гладко выбритыми психотерапевтами. Поэтому, говоря о своем нынешнем одиночестве на острове, я несколько покривила душой — со мной здесь постоянно находятся доктор Митчелл и доктор Абрахам.



Они — отличные специалисты, и состояние мое постепенно приходит в норму, как любит говорить Митчелл, и при этом он поблескивает выпуклыми стеклами своих очков, за которыми он прячет свою отзывчивую душу, в то время как доктор Абрахам молчит с гримасой столь высокомерной, что у меня возникает непроизвольное желание оставить кровавый след своих холеных коготков на его лысом черепе. Тем не менее, именно следуя совету доктора Абрахама, я приступаю ныне к составлению данной записки почти исповедального типа, а терапевтическая роль таких записок, как говорят, проверена временем.


Что же касается Митчелла, то он не так давно обратил внимание на то, что после смерти второго мужа у меня появилась привычка лизать свои руки в те моменты, когда я погружаюсь в задумчивость (что в последнее время случается нередко). Я оценила его наблюдательность, но пояснила, что не просто облизываю тыльную сторону своих ладоней, но рисую на них кончиком языка некие невидимые изображения: в основном я пытаюсь нарисовать лица нескольких людей, которые сыграли в моей судьбе определенную роль. В ответ на это признание Митчелл заметил, что слюна не оставляет следов на коже, поэтому не лучше ли использовать бумагу или даже холст, а также краски, чтобы выплеснуть вовне («объективировать» — как он выразился) те образы, что тревожат мое воображение.

читайте также

На следующий день он явился ко мне с большим количеством красок и кистей, а также принес бумагу для рисования, и облик этой бумаги пробудил во мне некие сладострастные вибрации. Так я начала рисовать. Рисование доставляет мне удовольствие более острое, чем письмо, но и Митчелл добрее Абрахама. Я воспринимаю данную записку как подготовку к созданию пьесы, которую я задумала. Я деловая женщина и не люблю тратить время зря, поэтому и относительно собственных рисунков у меня имеются кое‑какие планы (пока что вполне смутные, но не лишенные прагматизма).


Врачи поощряют мои честолюбивые творческие планы, хотя, может быть, я и не стану претворять их в жизнь, а вместо этого уеду в Россию и уйду там в женский монастырь. Такие вот шутки доктор Митчелл ненавидит, а вот у доктора Абрахама они даже могут вызвать холодную усмешку на его холодном лице.


Однако вернемся к пьесе, которую я задумала.

Художник Павел Пепперштейн нарисовал ответы на 15 вопросов художника Протея Темена


Действующие лица следующие:


Я, урожденная Жаклин Бувье, впоследствии Жаклин Кеннеди, бывшая первая леди Америки, жена, а затем вдова президента Джона Кеннеди, убитого в Далласе 22 ноября 1963 года. Я же (она же) Жаклин Онассис, супруга одного из наиболее состоятельных обитателей Европы, а ныне двойная вдова, известная у себя на Родине как Джеки О. — именно этой кличкой я и подписываю нынче свои рисунки.


Джон Фицджеральд Кеннеди, мой первый муж, Президент США, выдающийся политический и государственный деятель, чьей кровью до сих пор забрызган мой любимый розовый костюм от Chanel, который ныне находится в охраняемом хранилище с климат-контролем, принадлежащем Национальному архиву США.


Ли Харви Освальд, человек, который, согласно выводам комиссии Уоррена (официальное название «Президентская комиссия по расследованию убийства Джона Ф. Кеннеди»), убил моего первого мужа выстрелом из итальянской винтовки Mannlicher-Carcano, найденной впоследствии на шестом этаже склада школьных учебников в Далласе. Эта винтовка теперь хранится в том же здании Национального архива, где обитает ныне мой розовый костюм от Chanel.


Джек Руби, бывший хозяин стрип-клуба «Карусель», застреливший Ли Харви Освальда в тот же день, когда произошло покушение на моего первого мужа.


Мэрилин Монро — трагически погибшая звезда, которая являлась (согласно общепринятому мнению) любовницей моего мужа. Абрахам интересуется, любил ли он ее так же сильно, как люблю ее я.


Марина Освальд, русская девушка, не лишенная своеобразной славянской красоты, которой было всего лишь 22 года, когда ее муж застрелил моего.


Аристотель Онассис — мой второй муж, о котором мне напоминает запах ладана в моих ноздрях, греческий предприниматель, бывший владелец приватного острова Скорпиос, прекрасного уголка Земли, что жалит меня своим ядовитым хвостом. Смерть Аристотеля это всегда катарсис для его близких.


Мария Каллас — великая певица, бывшая возлюбленная моего второго мужа. Говорят, она потеряла голос, после того как он ее бросил, что не означает, что этот потерянный и прекрасный голос не мучает меня по ночам.


Ангел Свободы. Чудовищное существо нечеловеческого происхождения, отчасти напоминающее своим обликом статую Свободы в Нью-Йорке. С этим ангелом меня связывают общие французские корни.

4

1

5

2

6

7

3

8

9

Таковы действующие лица моей будущей пьесы, которую я, возможно, не напишу никогда, так как желание рисовать языком на тыльной стороне ладоней не исчезло — иногда это желание становится столь непреодолимым, что это препятствует процессу письма. Абрахам позволил себе вздорное предположение, что я зализываю некие невидимые стигматы на своих руках. Глупый старикан! Лизание рук не мешает мне воображать будущую постановку моей пьесы (рабочее название «Букет ужаса») во всей ее запредельной яркости. Кроме главных действующих лиц, которых я перечислила (они сплетаются в благоуханный «букет ужаса», чьи ароматы не в силах развеять даже соленый морской ветер), присутствуют также толпы второстепенных лиц и фигур, в основном это древнегреческие мифологические существа, рассеянные по подмосткам моего кратковременного психоза: фавны, кентавры, сатиры, нимфы, дриады, тритоны, наяды, нереиды и прочие статисты, которыми забиты европейские музеи. Избавиться от этих существ сложнее, чем от летних насекомых, да я и не стремлюсь к избавлению, хотя их непристойная оргиастическая активность вызывает у меня смесь брезгливости и сексуального возбуждения, которое мне следует скрывать от публики, но не от лечащих врачей. Короче, действие пьесы (не стану употреблять словечко «психодрама», которым часто злоупотребляет Митчелл) разворачивается на фоне воображаемой и мифической войны между современными Соединенными Штатами Америки и Древней Грецией. Хтоническим толпам козлоногих противостоят американские супремы, чистые и возвышенные формы, чьи края бывают столь бритвенно-острыми, что оставляют на коже долго незаживающие царапины. Чаще всего супремы атакуют с воздуха. Я так сильно полюбила русский супрематизм: в этом искусстве мне чудится нечто глубоко американское, хотя с Россией у нас непростые отношения. В толпах резвящихся нимф и вакхов встречаются восточнохристианские священники-кентавры, воскуряющие свой благовонный ладан, а их человеческие тела перетекают в лошадиные, блестящие на ионическом солнце. Я всегда была трудолюбивой и прилежной девчуркой, к тому же рисование отвлекает меня от зализывания невидимых стигматов, а также от того странного сексуального возбуждения, которое в последнее время стало овладевать мной совершенно неожиданно — настолько неожиданно, что я, наверное, попыталась бы соблазнить дисциплинированных врачей Митчелла и Абрахама, если бы они также не являлись продуктом моего воспалившегося воображения. Никаких Митчелла и Абрахама здесь нет, я одна, но скоро я покину этот ядовитый остров.

Куда я отправлюсь? Перед возвращением на Родину мне хотелось бы посетить Советский Союз, а именно Минск, где когда‑то Освальд познакомился с Мариной. Мне так хочется увидеть дом, где происходили их необузданные соития, — в этом доме я спрячу свои рисунки и данную записку. А после вернусь в Штаты и займусь неотложными делами.


Жаклин О. Остров Скорпиос. 1975

{"width":1200,"column_width":100,"columns_n":12,"gutter":0,"line":40}
false
767
1300
false
true
true
{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}
{"css":".editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}"}