Interview with 

Andreу Budko

Carpet Like a Russian 

studio

Интервью: Андрей Будько, студия  Carpet Like A Russian 

Text by Ali Muratkali

Photography by Vladlen Rait

Styled by Dzhanet Osmanova

ТЕКСТ: Али мураткали

фото: владлен райт

стиль: джаннет османова

Carpet Like a Russian — российская мастерская, выпускающая ковры из войлока. Мы встретились с ее основателем Андреем Будько и расспросили его про поездку в Милан, трудности производства и мифологию ковра.

Carpet Like a Russian is a Russian felt carpet design and production studio. We met with the studio’s founder, Andreу Budko, to discuss his trip to Milan, the tribulations of production, and the mythology of carpets.

ENGLISH

«I’d spent a long time thinking about designing a Russian object that wasn’t a painted wooden box. I wanted a design with a Russian vibe and national identity, but not a stereotype.» The solution came to Andrey when he was sorting through his childhood photographs and noticed wall carpets. «I thought it was a funny Russian paradox — a carpet on the wall.»

Andrey began to travel and research the history of Russian carpets. «It was design research. The research dragged on a bit and turned into a separate project. You go, take some photographs, and collect photographs, paintings, facts.»

At one point, Andrey was invited to the Istanbul Biennale of Contemporary Art. «One person collects 19th century rugs, another person restores them, and a third person sews together pieces of rugs. Why did I show my design research on wall carpets at the Istanbul Biennale? In the U.S.S.R., the rugs hanging on the walls were synthetic and of poor quality, so this was a kind of fake luxury. In Istanbul, people found it puzzling. They don’t take machine-made carpets seriously. And they thought a rug hanging on the wall was funny. For them, if you hang a rug on the wall, it’s only for one reason: to sell it. They do the opposite. They take hand-woven rugs and have people stomp on them — that way they’re worth more.»

«Я давно думал, как сделать русский предмет без хохломы. Дизайн, чтобы в нем чувствовалась русская энергетика, национальная идентичность — но не стереотипная». Решение пришло к Андрею, когда он перебирал детские фотографии и начал замечать ковры на стене. «Мне показалось это забавным российским парадоксом — ковер на стене». Андрей начал путешествовать, исследуя историю русских ковров. «Это было такое дизайн-исследование. Ресерч подзатянулся и превратился в отдельный проект. Ты ездишь, фотографируешь, собираешь фотографии, картинки, факты». В какой-то момент Андрея пригласили на Стамбульскую биеннале современного искусства. «Кто-то коллекционирует XIX век, кто-то реставрирует, кто-то сшивает из разных ковров. Почему в Стамбуле на биеннале было интересно показать дизайн-исследование феномена ковра на стене? В СССР на стенах висели синтетические ковры плохого качества, которые, по сути, были фейковой роскошью. Для них это парадокс, машинный ковер не воспринимается всерьез. Да и ковер на стене — это смешно. Для них ковер на стене висит в одном случае — если они его продают. Они, наоборот, берут ручные тканые ковры, чтобы их потоптали, чтобы они стали дороже».

Придумать и произвести

IMAGINE IT, MAKE IT

Andrey began to work in the field of design of objects in 2009. It all began with a trip to Morocco. Andrey had been working in interior design, collaborating with Dutch and English companies that made wallpaper. He realized that there was an interior design market, but few objects for interiors. Andrey produced furniture for two years. «I downloaded photos of standard Moroccan ottomans, painted them bright colors in Photoshop, collected a batch of pre-orders and left. There was almost no design involved at all, but in the process, I learned how to buy leather, how to dye it, and how to make paper patterns. It wasn’t about design, in the end, but actually about production — on-the-job experience of real production.»

Предметным дизайном Андрей увлекся в 2009 году. Все началось с поездки в Марокко. Андрей работал в интерьерной сфере, с голландскими, английскими фабриками, связанными с обоями. Тогда он понял, что есть интерьерный рынок, но мало интерьерных предметов. В течение двух лет Андрей занимался производством мебели. «Я накачал картинки стандартных марокканских пуфов, покрасил в фотошопе в яркие цвета, собрал предзаказ и уехал. Дизайна там практически никакого не было, но зато я разобрался, как покупать кожу, как ее красить, как делать лекала. История была не про дизайн, а скорее про продакшен, научиться на каком-то реальном производстве».

Это принесло какое-то количество денег, что несколько лет позволило работать в мастерской на «Флаконе» — Estrorama. «Ты растешь, и тебе все это надо окупать, ты начинаешь заниматься проектами, которые ты не публикуешь в журналах, не ездишь с ними на выставки, не кладешь в портфолио, никому не показываешь. Фарфоровая посуда или коробки для китайских устройств». Первым продуктом стали гипсовые головы моржа, белого медведя, коня в смокинге. 

Исследуя русские ковры, Андрей придумал для себя формулу, как сделать русский предмет. «Ты берешь три эпохи — условно старорусское, имперское, советско-постсоветское — и для себя стараешься это все помирить. Получается что-то в энергетике правильное». Идея полотна пришла, когда Андрей искал материал, который не имеет регулярной структуры, где скапливается пыль. «Я понял, что люди боятся двух вещей: пыли и моли. Ковер, по сути, — это дорогой пылесборник. Войлок — неубиваемый материал в плане стойкости и сопротивления грязи, в который некуда пыли набиться. В каком-то смысле это не ковер, а огромный кусок стопроцентной шерсти, на котором сделана вышивка. Войлочные ковры стары, как и тканые ковры, они существовали у кочевых народов, есть в музеях».

This brought in some income, which allowed him to work in a Flacon Design Factory studio — Estrorama — for a few years. «You are growing and developing, and you have to pay for it all, so you start to do projects that you don’t publicize in magazines, don’t demonstrate at shows, don’t put in your portfolio, and don’t show to anyone — like porcelain dishes or boxes for Chinese gadgets.» His first products were plaster walrus heads, and a polar bear and a horse in a tuxedo.

While he was researching Russian carpets, Andrey came up with his own how-to formula to create a Russian object. «You take three eras — say, medieval Russia, imperial Russia and the Soviet/post-Soviet period — and you try to reconcile them. What comes out of the process has the right vibe.»

The idea for the cloth base came to him when he was looking for a material without the kind of regular structure that collects dust. «People are afraid of two things — dust and moths. A carpet is basically an expensive dust-catcher. Felt is an indestructible material in terms of resilience and resistance to dirt, and there’s no place for dust to get ground in. In a way it’s not a carpet, but a huge piece of 100 percent wool with embroidery. Felt carpets are as old as woven carpets. Nomads made them, and you can find them in museums.»

When I studied carpets, the first thing I looked at were statistics. I quickly realized that the theory about hanging Central Asian carpets on the wall to hide the Khrushchev-era cheap housing just wasn’t true. When you look at pre-Revolutionary photographs you see carpets on the wall, and obviously Khrushchev-era apartment houses have nothing to do with it.

"Carpet production was a war trophy. All the WWII allies, including the U.S.S.R., took the technology from Germany. Light manufacturing wasn’t well developed in the Soviet Union, and leaders wanted to quickly get back to pre-war levels. Why was Belarus the leader in carpet production? Because the first rug factories were moved to Vitebsk and Moscow. They produced Persian carpets because that’s what the Germans were producing in the 1930s.

«Later, in the 1960s, there was an attempt to come up with a uniquely Russian carpet, but it became clear very quickly that the centuries-old designs of Oriental carpets had beautiful proportions. And so, in the 1970s they just cranked out one rug after another. There was no creativity in the process. They were just trying to up production.

«I think I know why rugs were hung on the walls. People moved to the cities from villages during the post-war urbanization period. In villages, the floor of a house is always dirty. If you look at photographs, you see they laid down mats — pattern, warmth and decoration all in one. There is a small dose of truth in the myth about Khrushchev construction and carpets, but it wasn’t the main reason for hanging them on the walls.»

Когда я исследовал ковры, первое, что я посмотрел, — это статистику. И я понял, что утверждение, что все это производилось в Средней Азии и висело на стене, потому что были хрущевки, — неправда. Когда ты видишь дореволюционные фотографии с ковром на стене, ты понимаешь, что не в хрущевках дело. Производство ковров — это военный трофей. Все победившие страны вывозили из Германии технологии, в том числе и СССР. Легкая промышленность не была развита в СССР, и стояла задача быстро получить довоенные цифры. Почему Беларусь оказалась в топе по производству ковров? Потому что первые заводы по производству ковров вывезли в Витебск и в Москву. А персидские они потому, что в 1930-е годы немцы пытались сделать такие. 

Потом, уже в 1960-е годы, была попытка сделать русский ковер, но быстро стало понятно, что в типологии восточного ковра есть какой-то вековой дизайн, где найдены пропорции. И в 1970-е уже гнали ничем не отличающиеся ковры. Там не было никаких художественных интересов — нужно было статистику улучшать. А на стене ковер висел, я думаю, по одной причине. Из деревень люди поехали в город, урбанизация случилась как раз после войны. А пол в деревнях всегда грязный — там были паласики, если смотреть фотографии. Узор, тепло, украшение — все вместе. Доля правды в мифе про хрущевки есть, но это не первопричина. 

Andrey’s main technological know-how is digital continuous embroidery, 1 or 2 million stitches per 1.5-2 meters. By world standards, that’s a huge piece of embroidery. The main difficulty was finding reliable production facilities. «I produce machine-made carpets, but I don’t work with rug factories. Instead I use machines that embroider on baseball caps and t-shirts. When I show up at a factory and say I need a huge embroidery on felt, the response is that it’s technologically complex. It’s easier for them to take an order for 10,000 baseball caps than handle my order. It’s not just Russian factories that don’t know how to do it. No one in the world knows how to do it. I have a long list of more than 140 production facilities. I began working with 18 of them, but in the end only two were able to produce what I needed in terms of size and quality.»

Now Andrey has a partner who is the director of operations and finances. The path from the start of development of an object to the first sales is two to four years. «You don’t make a new collection each season. If a design is made using a new technology, the hard part isn’t imagining it — it’s executing your vision. You think that you’ll place an order and they’ll make the carpet for you, but actually you get involved with every stage of production: you learn how the machines work, you buy threads and felt.»

Главное технологическое ноу-хау Андрея — цифровая неразрывная вышивка, 1 или 2 миллиона стежков на полтора-два метра, огромный по мировым меркам кусок вышивки. Главная трудность — поиск надежного производства. «Я делаю машинные ковры, но работаю не с ковровыми производствами, а использую станки, на которых делают вышивки на бейсболках, футболках. Когда я прихожу и предлагаю огромную вышивку на полотне войлока — это технологическая сложность: им проще взять заказ на 10 тысяч бейсболок, чем морочиться с моим заказом. Дело не в том, что так в России не умеют делать, — в мире так никто не делает. У меня в лонг-листе 140 с лишним производств, с 18 из них я начинал работать, в итоге только два осиливают задачу в плане размеров и качества. 

Сейчас Андрей работает с партнером-директором, который занимается операционно-финансовыми вопросами. Путь предмета — это два-четыре года между стартом разработки и первыми продажами. «Ты не делаешь коллекцию каждый сезон. Если в дизайне лежит новая технология, то самый сложный момент — это не придумать, а реализовать. Ты думаешь, что поставишь задачу и тебе воспроизведут ковер, но на самом деле ты занимаешься всем производством: изучаешь, как эти станки работают, закупаешь нитки, войлок».

Первая победа

FIRST VICTORY

Andrey showed his first carpet in the autumn of 2018 at the Salone del Mobile.Milano in Moscow, where he got both an award and a grant to go to Milan. But he couldn’t sell his carpet because it was the only one of its kind. «Someone says, ‘Great, I’ll take it. How much does it cost?’ and I can’t sell it because I need it for Milan in six months. Instead of mass-producing graphic carpets, I was making a new one for Milan. Everything was so last-minute that I picked up my two „leopards“ two days before my flight and I didn’t have time to prepare my presentation. But in Milan I realized that it was perfectly normal to show a product still under development.» After Milan the first orders came in, and there was a three-month waiting list.

Первый ковер Андрей показал осенью 2018-го на Salone del Mobile.Milano Moscow 2018, где взял призовое место и получил грант на поездку в Милан. Сам ковер не был готов к продажам, потому что был в единственном к экземпляре. «Тебе говорят: окей, сколько стоит? Мы покупаем», — а я не могу продать, через полгода Милан. И вместо того чтобы заниматься производством графических ковров, ты готовишь новый к Милану. Все было настолько в последний момент, что два «леопарда» я получил за два дня до вылета и улетел без презентации. В Милане я понял, что это нормально — показывать сырой продукт, на разных стадиях». После Милана пошли первые заказы: на три месяца есть лист ожидания. 

Продажи

«Я верил в то, что релиз предмета надо делать, только если ты уже готов его производить и продавать — такой юношеский максимализм. Предметный дизайн — финансово емкий. При этом в индустрии нет денег. Есть соседний рынок интерьерный, есть соседний рынок галерейный, есть соседний рынок модный и есть предметный дизайн, который состоит из ребят-исключений, и у каждого уникальная история.

Качество выше цены. Есть ковер в IKEA за 10 тысяч. Есть ковры, которые стоят миллионы. Сколько должен стоить ковер из стопроцентной шерсти под леопарда с 12 лапами 4,5 метра в длину с двумя миллионами стежков? Нельзя сравнивать это с ценой и качеством IKEA. Если взять половину синтетики, половину шерсти или меньше стежков, то в итоге мы придем к легендарному советскому синтетическому ковру. Он становится дешевле, но ты думаешь: «Нет, пусть он будет дорогой, но крутой». На каждую цену и качество всегда есть свой покупатель». 

«I thought you were supposed to launch your product only when you’re ready to begin mass-production and sales — that was my youthful maximalism. Object design requires deep pockets, but there is no money in the industry. There’s an interior design market, a gallery market, and a fashion market. And then there are artists who design objects, who are the exceptions, and every one of them has his or her own unique story.

«The quality is higher than the price. IKEA sells a rug for 10,000 rubles. And there are rugs that are sold for millions of dollars. What should be the price of a rug shaped like a leopard with 12 legs that is made of 100 percent wool, is 4.5 meters long and has 2 million stitches? You can’t compare it in price and quality to an IKEA rug. If you make it half-synthetic and half-wool or cut the number of stitches, in the end you’ll get back to that infamous Soviet synthetic carpet. It will cost less, but you think, ‘So what if it’s expensive? It’s magnificent.’ There is a buyer for every price and quality.»

SALES

милан

After his experiences in Milan, Andrey realized that in the best of all worlds he should go to a new venue with a new product. “When you look from Russia to Milan, it seems like a huge step up. But when you’re there, you see that it is just the essential first small step. You come back from Milan knowing that you have to be bolder and more productive, work harder, present your product better and live in the wide world. It’s odd, but you can, in fact, be one among equals in a competitive environment. You stop thinking of Russia as a country that doesn’t do design when you see Mexicans bringing in four huge cupboards. And you realize that logistics aren’t the biggest problem in the world.”

После Милана Андрей стал понимать, что по-хорошему каждый год нужно оказываться с новым продуктом на новой площадке. «Когда ты смотришь из России на Милан, это кажется классным социальным лифтом. Когда оказываешься там, понимаешь, что это минимальная, необходимая ступенька. Из Милана приезжаешь с простыми выводами, — надо быть смелее, производительнее, больше работать, лучше презентовать продукт, жить в большом мире. Любопытно, что ты можешь быть равным среди равных в конкурентной среде. Отпадают мысли, что Россия — страна не для дизайна, потому что смотришь на мексиканцев, которые привозят на выставку четыре огромных шкафа. Заодно понимаешь, что логистика — не самая большая проблема этого мира».

MILAN

«Of course, the product should speak for itself. People in Europe don’t buy a design, they buy consumer experience and, to some extent, history. You’re searching for the mythology of the product, while they already see material for an early 20th-century military uniform in it. Those aren’t my words, but I like them. A graphic carpet has a very short history — everyone remembers running their finger through one.

«A leopard feels like a modern fairy tale. Today, when people today put on a leopard print, it’s like putting on an invisibility cap or seven-league boots. And a Russian leopard doesn’t have four legs or even six — it has 12 legs. You walk on it, look at it, and you realize that this is a national Russian pattern.»

«Продукт, конечно же, должен говорить сам за себя. В Европе покупают не дизайн, а пользовательский опыт и в какой-то мере историю. Ты начинаешь искать продуктовую мифологию, а они уже видят в этом материал для военной формы начала XX века. Это не мои слова, хотя мне это нравится. У графического ковра очень короткая история, потому что воспоминания о пальчике, которым водишь по ковру, есть у всех.

Леопард дает ощущение современной сказки. Когда современные люди надевают леопардовый принт — это она и есть, как какие-нибудь сапоги-скороходы или шапка-невидимка. А леопард по-русски — это не четыре ноги и не шесть, а прям двенадцать. Ты ходишь, смотришь и понимаешь, что это национальный русский паттерн». 

МИФОЛОГИЯ КОВРА

MYTHOLOGY OF THE CARPET

редакция the blueprint благодарит cos и uniqlo за предоставленную одежду 

Подписывайтесь на наш канал в YouTube, будет интересно.