«Все должны поддерживать всех»

Издательство Individuum выпустило русский перевод книги квир-историка Рустама Александера «Закрытые: Жизнь гомосексуалов в СССР» — притом что оригинал на английском выйдет только весной 2023 года. Такой экстренный перевод на русский Александер, эмигрировавший из России в Австралию в 2014 году и с тех пор занимавшийся квир-стадис, объяснил просто — с маячившим новым законом о гей-пропаганде откладывать выход русскоязычной версии было глупо и опасно. Книга при этом для России важнейшая — Александер написал первый поп-нон-фикшен об истории гомосексуальности и гомофобии в СССР. К выходу книги, которая в ближайшие дни может быть запрещена, журналист Никита Солдатов поговорил с Рустамом Александером о сериале Queer as Folk, стереотипах о советских квир-людях, провалах отечественного ЛГБТ±движения и о том, как государство навязывало и продолжает навязывать мифы о гомосексуалах.

Ну, сразу главный вопрос. Когда вы первый раз попали в гей-клуб?

В гей-клуб я попал в 18 лет, это было в Москве, не помню, как он назывался. Тогда я притворялся гетеро и заставил своего друга, который тоже притворялся гетеро, пойти со мной. Мол, давай для интереса поглядим, как они там! Ну не то чтоб меня там что-то поразило, все пьянствуют, ну и мужики целуются с мужиками, ничего особенного. И я так же. Всю ночь пьянствовал.

Еще один важнейший вопрос. Ленин — гомофоб? Про Сталина с его «контрреволюционным активом педерастов», против которых он ввел закон в 1934 году (154 статья УК УК РСФСР, карающая «половое сношение мужчины с мужчиной (Мужеложство)». — Прим. The Blueprint), все понятно. А вот про Ленина не очень — при нем все-таки отменили закон о мужеложстве, который существовал в Российской империи.

Слушайте, вот про Ленина я не помню ни одной цитаты, ни одного документа, где бы прямо говорилось, что он гомофоб. Вообще, историки спорят, как так вышло, что царский закон о мужеложстве был отменен — одни говорят, что это вышло случайно, вместе с остальными законами, другие — что мысль о как бы либерализации у них была. Мне кажется, Ленину было вообще не до геев. И хорошо.

А насколько гомофобия традиционна для России? Вот эти «традиционные ценности» имеют под собой какое-то историческое, не знаю, или культурное обоснование? А то принято говорить сейчас, что геев в Россию завезли с Запада.

Это все бред. До принятия Сталиным закона о мужеложстве геи в России — ну многие, не все, конечно, — не считали себя странными, неправильными или ущербными. У них было комьюнити, они понимали, что их притесняют, что с этим надо что-то делать. А потом на 70 лет все это искоренили.

По поводу вот этих 70 лет (с момента принятия закона о мужеложстве в 1934 году до его отмены в 1993-м. — Прим. The Blueprint). Какой, на ваш взгляд, главный стереотип — вредный или не очень — о жизни гомосексуалов в СССР?

Что их жизнь была абсолютным страданием. Вот у меня много историй в книге, доказывающих обратное. Моя задача как историка — показать и факты притеснения, и истории нормальной жизни. А весь этот распространенный фокус на негативе появился потому, что вся информация берется из уголовных и медицинских дел. Но были плешки, круизинг в туалетах и парках, и тем же самым занимались геи в Америке и Европе. Сексом занимались — и в бане, и на пляже в Ялте — везде.

Это, кстати, общая проблема. Как раз против такого образа жертвы, вечно испуганной и вечно страдающей — который только и был представлен в киномейнстриме, — в начале 1990-х стали выступать режиссеры новой квир-волны во главе с Греггом Араки и Гасом Ван Сентом. Впрочем, ситуация в кино- и книжном мейнстриме все равно не очень-то менялась до недавнего времени. 

Согласен, возьмем даже книги Popcorn Books. Я не все подряд, конечно, читал, но те, что мне попадались, были такие, блин, грустные. Я понимаю, что в России условия хреновые, но можно же иногда и дать надежды читателю. Все-таки гейская жизнь — это ж не только уныние. А начинаешь читать эти книги — и там сразу такая депрессуха, а в конце небось еще и зарежут. Понятно, что личный трагический опыт очень важен, им надо делиться.

Но надо и создавать позитивную повестку, хотя нынешние законы не то чтоб этому очень способствуют. 

Да, вот на меня безумно повлиял сериал Queer as Folk, который я посмотрел в 20 лет. Я тогда понял, что нам не нужно оправдываться. И круто будет, когда и в России появятся вот такие произведения с позитивной повесткой. Они точно появятся.

Можно и вашу книгу экранизировать, там истории такие — и Балабанову, и Ван Сенту, и Райану Мерфи! 

Я вообще думал, что можно было бы создать небольшой исторический сериал по книге — эпизод по каждой главе. Я собирался даже писать Netflix, но в итоге решил дождаться сначала англоязычных рецензий. А вообще, да, нам очень не хватает чего-то вроде гей-«Намедни». Вот у Парфенова почти ни в одном годике нет гея. Надо так и сделать: год отсчета 1933-й — и дальше на каждый год ЛГБТ±историй наберется до фига.

«Мой личный штат Айдахо», 1991

«Поза», 2018

Получается много материала в книгу не вошло?

То, что я накопал, это только верхушка айсберга. Самое интересно хранится в архивах ФСБ и МВД. Вот, например, история, которую я не могу подтвердить: мне рассказывали, что Роман Виктюк в свое время попался на законе о мужеложстве, дело уже пустили в ход, но ему помогли покровители из партийной верхушки. Доступа к этим документам нет, хотя где их искать, я знаю. Один раз я позвонил в архив МВД с расспросами по этому поводу, так на меня наорала тетка по телефону: «Ты чего, не знаешь, куда звонишь!» — и бросила трубку. Ну я и решил, лучше не буду туда соваться. Но когда эти архивы откроются, то там на несколько сезонов гей-«Намедни» хватит.

Спектакль «Служанки»

В выпуске гей-«Намедни» за 2022 год будет, видимо, сказано как-то так: в России вышла книга Рустама Александера, первая научно-популярная работа об истории советских гомосексуалов. Первая — и на долгое время последняя.   

Возможно, и так. Да, что эта вышла — чудо. Я по поводу перевода на русский своей первой — научной — книги Regulating homosexuality in Soviet Russia, 1956–91 (была опубликована Манчестерским университетом в 2021 году. — Прим. The Blueprint) переписывался в этом году с НЛО, мы с ними почти договорились о публикации, но решили — подождем, что там у нас будет в сентябре-октябре. Ну и понятно, что в сентябре-октябре случилось. Более того, когда начали переводить «Закрытых», я сразу губу раскатал, думаю, сейчас напишу еще две книжки, у меня ж идей и материала полно, но вот такая вот хрень произошла.

А новые книжки — на английском или на русском? 

Сразу на русском! Потому что все эти книги про квир в России нужны в России. И без академических понтов, а чтобы было понятно всем. Надо не просто говорить, personal is political, как у нас ученые любят, а надо разжевывать, что это значит, чтобы все квир-люди понимали, что притеснение вообще не нормально, а то в ситуации постоянного притеснения с этим свыкаешься — вон как было со многими советскими геями. Надо объяснять людям — хоть на исторических примерах, хоть на зарубежных — зачем и, главное, как можно менять свою жизнь. Вот взять PEP (постконтактная профилактика ВИЧ, которая принимается не позднее, чем через 72 часа после незащищенного сексуального контакта. — Прим. The Blueprint) — в Австралии после секса без презерватива ты можешь пойти в ближайшую клинику, сказать, мол, так и так, и тебе выдадут бесплатно таблетки. В России многие о такой штуке знают?

Учитывая, что в стране эпидемия ВИЧ, — нет, не очень. Но и бесплатно эту профилактику нигде не получить.

И об этом надо рассказывать — и рассказывать доступным языком.

Да, в англоязычном мире книг про квир-историю — миллион. И это не только научные исследования или романы, это и клевый увлекательный нон-фикшен, который вполне может экранизировать тот же Netflix. В России ничего подобного нет. Спроси у любого посетителя гей-бара, когда криминализировали и декриминалиризовали гомосексуальность, никто не ответит. Вы в предисловии пишете, что вам было важно писать именно человеческим языком для людей. Как эта идея возникла?

Где-то я вычитал про эту концепцию, скажем, интересной истории. Вроде я книжку, прости господи, Радзинского прочитал и подумал — блин, ни фига чувак интересно пишет. И вот у меня засела в голове мысль, что надо писать так, чтобы людям было интересно читать. Иначе откуда у геев возьмется самосознание, когда о них никто не пишет? Какая борьба за свои права, когда люди не всегда понимают, что они объекты опрессии? Как существовать движению, у которого нет исторической памяти? При этом в элитистских закромах университетов, в которых академики пишут книжки не для людей, а для академиков, это все хранится.

А как вас вообще вывело на квир-стадис? Вот в предисловии к той первой книге на английском вы пишете, что вас одним осенним дождливым вечером за коктельчиком надоумил знакомый в клубе — внимание — «Пропаганда».

Когда я заканчивал МГИМО в 2013 году, у меня была такая тоска — чего дальше-то делать с жизнью? В июне как раз тогда приняли закон о гей-пропаганде. И вот одним дождливым вечерком я познакомился в «Пропаганде» с австралийцем. У нас с ним ничего, кстати, не было. Мы просто разговорились, я рассказал, что учусь на международных отношениях, и он мне говорит — а чего бы тебе не уехать в Австралию, писать диссертацию про «гей-пропаганду», про ущемление прав. И я такой — а об этом вообще пишут? И он мне — да, конечно, у нас в Австралии есть и гей-, и лесбиан-стадис. Блин, неужели это все существует?

Дэн Хили

Игорь Кон

Да, кажется, российской академии в 2013 году было до квир-стадис примерно как до Луны.

Примерно так. Ну я тогда не знал ни Хили (Дэн Хили, историк, профессор Оксфордского университета, автор «Другой истории», главной книги по квир-истории в России), ни Кона (Игорь Кон, великий антрополог, пионер советской сексологии, борец за декриминализацию гомосексуальности. — Прим. The Blueprint). Хотя потом уже я с удивлением обнаружил в сборнике по гей-стадис статью одного мгимошного преподавателя — я все время думал, что он ну по-любому один из наших. И вот мой гей-радар вроде не подвел.

Может, гей-стадис для России не очень важны, когда есть другие проблемы? Вот вы цитируете в книге одного юриста, который пытался отменить статью за добровольное мужеложство в 1960-х, но потом решил — под давлением коллег, — что «общественное сознание, общественное мнение еще не готовы к такому решению вопроса». Часто в не-квир-активистских кругах говорят, что не надо провоцировать гетеросексуалов, зачем привлекать внимание, отталкивать людей, которые не поймут, и так дискредитировать в целом движение за чью-то свободу. Условно — не мешает ли борьба за туалеты для транс-людей в США борьбе, скажем, с трампизмом. Или в России борьба за права квир-людей борьбе за свободу вообще. Не размывает ли это повестку?

Да, чтобы в России ни случилось, квир-люди всегда почему-то в конце очереди. Это плохая тактика, не бывает так, чтобы одних притесняли, а все остальные жили в свободе. Обычно в диктатурах как: все знают — сначала начнут притеснять одну социальную группу, потом перейдут к другой, и в итоге дойдут и до вас, кем бы вы ни были. Поэтому либо все должны поддерживать всех, либо придут и по вашу душу. Вон в России тоже начали с геев в 2013 году, а сейчас дошли до всех.

И снова возвращаются к геям.

И, значит, снова скоро пройдутся по всем. 

Сергей Судейкин, «Моя жизнь» («Кабаре «Приют комедиантов»), 1916

А с провоцированием гетеросексуалов как быть? Мне недавно подруга сказала, что цитата Михаила Кузмина о сексе в бане в моем тексте о гомосексуальности в России может отпугнуть людей, не близких к ЛГБТ+.

Писать про секс Кузмина в бане важно — мы это пишем, чтобы нормализовать такой опыт. Возможно, конечно, не стоит сканадлизировать совсем уж не готовых гетересексуалов, но это ж не порно. И надо писать не только про секс в бане, а то про геев как раз многие думают, что мы только трахаемся — и все. Надо писать про отношения, чувства, чувственность.

Какой самый продуктивный способ борьбы с гомофобией? 

Да хоть бы и с помощью искусства. Показывать по телевизору фильм «Дом на краю света», который я смотрел когда-то по НТВ, что сейчас невозможно представить. Или печатать книги Popcorn. Вот я уверен, что с их нынешними тиражами еще чуть-чуть — и какое-то заметное изменение в отношении к геям в России произошло бы. Даже помощи со стороны государства не надо — лишь бы не мешало. Главная вещь — демистификация, надо, чтобы гомосексуальный опыт, образ жизни квир-людей был понятен всем настолько, чтобы все эти сказки, которые лепят пропагандисты, не работали. Надо, чтоб люди во всю эту ерунду не верили. Ну просвещение, короче говоря!

А вот, кстати, по поводу, государственной помощи. Почему в 1990-е после отмены статьи за мужеложство не случилось того, что называли гей-либерейшн в Америке 1970-х? Кто виноват: нерешительная новая демократическая власть, въевшаяся в сознание людей гомофобия, гомосексуалы, которые получили новые свободы без борьбы, рок, судьба, Запад?

Ну активисты просрали деньги, это вроде бы факт. Вместо того чтобы заниматься политической самоорганизацией на деньги западных фондов, они устраивали вечеринки. Об этом много писал тот же Кон. Ну и гомофобия, которая 70 лет навязывалась, за год, два или семь лет не выветрится. Тогда ведь даже бывали черные пиар-кампании, писали типа «Геи за Явлинского» (этот рекламный ролик был придуман, по некоторым данным, в штабе кандидата в президенты Владимира Путина в 2000 году. — Прим. The Blueprint). Времени было мало, хотелось все попробовать, хотелось развлечься, да и всю огромную Россию сложно охватить. Про это тоже надо писать увлекательную книжку, но тогда надо вернуться в Россию.

Стоунволлские бунты

Так, а когда вы последний раз были в России?

Я в феврале 2022 года приезжал, 22 февраля закончил черновик «Закрытых» на английском. Потом случилось 24 февраля. А последний раз был в сентябре 2022 года. Тут случилась мобилизация. Брат купил мне билет и сказал валить. Было очень паршиво: мне нравится российская культура, мне нравится Питер, Екатеринбург и Москва, мне надо в библиотеки и в архивы.

А когда, думаете, получится снова приехать? 

Очень хочется, но не представляю. Пока что у меня есть пара друзей, которые ходят в архивы, спасибо им большое. Говорят, что в безопасности. Очень надеюсь, что это так.