Максим Сонин. «Л.Р.И.»

Иллюстрации:
ДАРЬЯ КОЛЕСНИКОВА

Весь прошлый год мы рассказывали о новых книгах, в том числе лучших российских авторов (включая и героев прошлогоднего The Blueprint 100). А этот год начинаем с литературной коллаборации. По нашей просьбе писатели, писательницы, поэты и поэтессы написали свои рождественские истории — очень разные, но все с чувством «здесь и сейчас». Каждый день новогодних каникул на The Blueprint будет появляться новый рассказ или стихотворение.

Максим Сонин — небинарная писательница из Москвы (которая предпочитает обращение в женском роде), выпускница университета Хаверфорд в Филадельфии. Сейчас Максим заканчивает магистратуру в университете Чикаго и пишет диплом по структурным алгоритмам в романах Джейн Остин. Максим — авторка романов «Письма до полуночи», «Двоица» и «Охота» а также проекта «Сцены секса 18+». В 2020 году попала в список The Blueprint 100. История Максима для рождественского проекта The Blueprint как будто напрямую вдохновлена «Рождественской песней» Диккенса. Как и Диккенс, Сонин напоминает нам, что Рождество — это время делиться любовью и уметь принимать ее.

МАКСИМ СОНИН «Л.Р.И.»

I.

Сложно сказать, что делала каждая лесбиянка, известная и неизвестная, в ночь на двадцать шестое декабря две тысячи двадцать первого года. Что снилось ей, этой обобщенной женщине, футболистке, водительнице троллейбуса, музыкантке, фотографине, когда она ложилась в эту ночь спать или выходила на смену, смотрела с родителями кино, еще не зная о себе чего-то важного, или долистывала конспект, слова в котором уже давно потеряли всякое осмысленное значение? В Москве и Амхерсте, Нью-Дели, Гонконге и Зильс-им-Энгадине происходили эти бесконечно разные, непредсказуемо сложные, несчастные и счастливые жизни. Про каждую можно было бы написать по роману и так и не узнать, что именно происходило в эту ночь... Но про одну-единственную лесбиянку можно сказать с уверенностью — ее ночь началась с разговора о чемоданчиках.

Юля, а лесбиянку звали именно так, смотрела поверх экрана своего ноутбука и хмурилась. Хмурилась Юля потому, что щелчок молнии отвлек ее от курсовой работы, бесконечно длинного вордовского документа, в который она вложила уже не меньше труда, чем в свое время Ада Лавлейс в написание первой в мире компьютерной программы. И если Лавлейс вошла потом в историю, то Юля в свои двадцать два года была еще не уверена, что сумеет в своей работе сделать что-то столь же значимое.

— В чемоданчик... — Юлина девушка Аня с трудом затягивала молнию на толстом, небесного цвета чемодане, — ничего не влезает.

— Ты можешь не шуметь? — Юля поморгала, привыкая к тому, что комната вокруг нее, оказывается, давно погрузилась в полумрак. За компьютером она сидела с раннего утра, и, хотя до ночи она успела несколько раз встать, пройтись, разминая ноги, до этого мгновения она не замечала, что день прошел и вот уже кончился — снег за окном был ночной, ленивый и падал так медленно, что казалось — была бы его воля, остался бы висеть в воздухе.

— Прости, — Аня закрыла чемодан и села на него сверху, чтобы надеть кроссовки. — Может, все-таки поедешь?

Еще с начала ноября Аня уговаривала Юлю отпраздновать новогодние, рождественские праздники. Зная, что Юля не любит их, делала это намеками — ставила праздничную музыку всевозможных сортов, уговаривала смотреть фильмы про Рождество. Но Юля была непреклонна. Она не хотела ехать на дачу к Аниному брату, не хотела тридцать первого декабря снова возвращаться в город, чтобы встретиться с Аниными родителями и выпить по бокалу шампанского с ее бабушками и дедушками, и потом опять ехать на дачу, уже другую, к Аниным друзьям. И дело было не в том, что брат, родители, бабушки-дедушки и друзья были Анины. И даже не в том, что курсовая была не дописана, не начата почти даже, несмотря на всю уже проделанную работу. Просто праздники, от дня святой Валентины до Хеллоуина, Юля не признавала. На Анин день рождения всегда дарила ей цветы и новую пластинку, но не более, а собственный день рождения прятала в страницах паспорта. И если для Ани десять дней вокруг Нового года были самым важным в году праздником, то для Юли это были обычные рабочие дни. Курсовая и отчеты, работа за начало января — все это уже было разложено по папкам в ноутбуке. Юле оставалось только попрощаться с Аней и приступить ко всем этим документам, наброситься на них, словно на большой рождественский ужин.

— Нет, — сказала Юля. — Уже в новом году.

— Пока, Июлька, — Аня вздохнула и потащила свой чемоданчик к двери. У самого порога она остановилась и оглянулась, надеясь, что Юля поднимется от своего ноутбука, но та уже снова печатала что-то, иногда жмурясь, будто пытаясь защитить глаза от белого светящегося прямоугольника. Аня еще раз вздохнула и тихо вышла на лестничную клетку, осторожно прикрыв за собой дверь.

II. 

Юля снова подняла взгляд от экрана, когда было уже далеко за полночь. Ей показалось, что в дальнем углу комнаты кто-то стоит у стены, но в полумраке разглядеть этого человека было невозможно. Юля поднялась, чувствуя, как ноет спина, и прошлась по комнате, заодно проверяя ее на наличие незнакомцев. Все было обыкновенно — блестел крышкой проигрыватель, купленный когда-то на новоселье. На полке над ним ровными, похожими на человеческие ребра рядами стояли пластинки. Юля решила, что может поставить себе одну, просто чтобы почувствовать рядом Аню — она привыкла работать, пока в комнате сидела, лежала, перебегала, размахивая руками, ее Аня. Юля выбрала наугад — в руках у нее оказался оранжевый квадратный конверт, на котором музыкантка в таком же оранжевом костюме откидывалась на маленьком складном стуле. Юля поставила пластинку, опустила иглу, но музыка раздалась почему-то не из динамика, а со стороны прикрытой двери ванной. Незнакомая, тревожная музыка, совсем не похожая на песни с пластинки, заполнила комнату, и Юля заоглядывалась, прошла к двери, надеясь найти источник этой музыки. У самой створки Юля замерла — из щели под дверью в сумрачную комнату полился теплый, оранжевый свет.

За спиной шуршал проигрыватель, а музыка теперь звучала так громко, что казалось, что ее издают стены и потолок. Юля затрясла головой, потом зажмурилась, пытаясь прогнать тревожные ноты. Она была сонная, уставшая и чувствовала, что все же, как предупреждала ее Аня, переработала. Музыка проникала в самую душу, и Юля бросилась к проигрывателю, нажала на кнопку выключения, а когда музыка не смолкла, нагнулась, вырвала провод из розетки. Музыка звучала все так же.

Юля потянулась за телефоном, еще не зная точно, что сделает, включив его, и тут дверь ванной комнаты распахнулась. На пороге возникла темная фигура, и свет, до этого лившийся из глубины ванной, вдруг пронесся через комнату, протягивая по полу черные тени, замер у Юли над головой, освещая появившуюся из ванной женщину. На ней был оранжевый костюм, пиджак с острыми плечами и комбинезон, расстегнутый на груди до четвертой пуговицы. Ворот его расходился, обнажая черную татуировку то ли паутины, то ли корабельных снастей. Там же на груди женщины покачивался золотой медальон на длинной цепочке.

Незнакомка сделала шаг в комнату, и стало видно, что Юлю она навещает босиком. На ее правой ноге была еще одна татуировка — черная с красным курица, будто пытающаяся вспорхнуть с кожи прямо в комнату.

— Вы кто? — спросила Юля, отступая в угол. Она нервно огляделась по сторонам, надеясь заметить что-нибудь подходящее для самообороны. Женщина улыбнулась, встряхнула головой, откидывая с глаз длинную челку, но отвечать не стала, а вместо этого хлопнула в ладоши, и музыка сразу стала тише и при этом еще тревожнее, словно что-то должно было вот-вот взорваться в глубине квартиры.

— Здравствуй, Юля, — голос у женщины был низкий, хрипловатый. — Не бойся.

Юля сразу стала бояться сильнее.

— Я пришла к тебе с предостережением, — сказала женщина. — О том, что ожидает тебя этой ночью.

Юля хотела что-нибудь сказать, спросить, но зубы у нее стучали так, что сформировать слова было сложнее даже, чем поверить, что из ее собственной ванной только что возникла эта женщина.

— Сегодня тебя навестят три духа, — сказала женщина. Ее волосы, вьющиеся, взбивающиеся над головой, словно колючая проволока, в этот момент показались Юле огненной короной — так отразился в них неведомый свет.

— Дух прошлого Рождества, дух Рождества настоящего и дух Рождества будущего, — сказала женщина. — И если ты не прислушаешься к их советам, то будешь несчастной до конца своей жизни, которая вся пройдет как вордовский лист — белая, пустая, с парой десятков скучных буквенных строчек, отпечатанных по дороге...

Женщина замолчала и пошла к Юле и, хотя шаги она делала широкие, комната перед ней будто растянулась, а пол превратился в беговую дорожку, утекающую в сторону ванной. Женщина шла вперед, но оставалась при этом на месте. И каждый ее шаг отдавался по комнате ударом колокола, будто прямо под полом устроился огромный часовой механизм.

Юля зажмурилась, досчитала до десяти. Когда она открыла глаза, в комнате все было как раньше. Исчезла женщина, погас оранжевый свет. На столе горел белый экран ноутбука, на полу валялся провод от проигрывателя. Дверь ванной была плотно закрыта, а в щели под ней теснилась знакомая темнота. Юля затрясла головой, пытаясь прогнать остатки видения. Пора было снова садиться за работу.

III.

Юля закрыла ноутбук, когда телефон показал без пяти минут четыре утра. Давно уже легла спать, добравшись до дачи, Аня — Юля ответила на ее пожелание спокойной ночи около часа, но Аня сообщения уже не увидела.

Юля потянулась, встала из-за стола и прошла в ванную умыться. Она почистила зубы, думая о женщине в оранжевом пиджаке, и потом, переодеваясь в пижаму и залезая в кровать, пыталась решить, нужно ли рассказывать о случившемся Ане. Она не стала тревожить ее сразу после своей галлюцинации, потому что не хотела, чтобы та разнервничалась и вернулась в город.

Засыпала Юля вздыхая — если Ане про оранжевую женщину можно было не рассказывать, то вот терапевтке рассказать нужно было обязательно.

Проснулась она из-за того, что кто-то осторожно потряс ее за плечо.

— Просыпайся, Июлька, — Юлю будила маленькая девочка, еле дотягивающаяся до ее плеча от края кровати. Юля вскочила, зажала рот рукой, чтобы не закричать от страха. Девочка помахала рукой в сторону входной двери.

— Ты кто?! — Юля отползла к спинке кровати, прижимая к груди одеяло. Дрожащими пальцами потянулась к лежавшему на подушке, там, где обычно нежно сопела Аня, телефону. Экран моргнул, показывая время — без пяти час ночи. Юля поняла, что спит, и облегченно вздохнула. И в этот момент девочка потянулась к ней снова, но на этот раз она забралась на кровать, схватила Юлю за руку. Пальцы у девочки оказались теплые, но сильные. Она потянула Юлю за собой через кровать и потом к двери. Будто и не касаясь ручки, одним дыханием, девочка распахнула дверь и вытащила Юлю на лестничную клетку.

Юля моргнула, пытаясь понять, куда пропала ее обыкновенная лестница. Не было коричневых со сползающей краской перил и двери квартиры напротив — только в воздухе, в пустоте, висел оставшийся от нее номерок с погнутым краем: «68». Юля опустила взгляд вниз и с ужасом обнаружила, что пола под ногами тоже нет. Она стояла на маленьком квадратном коврике, а далеко внизу виднелись огни ночного города.

Девочка засмеялась и вдруг дернула Юлю вверх, в падающие бесконечной бахромой снежинки. Юля закричала, но встречный ветер заглушил для нее все звуки, а снег залепил глаза, и она чувствовала только холод и пальцы девочки на своем запястье.

А потом полет вдруг кончился. Юля протерла глаза, и оказалось, что они со спутницей висят в воздухе напротив запотевшего окна. Девочка снова засмеялась, подышала на стекло, и то невероятным образом просветлело. Стала видна небольшая детская комната, на полу которой лежала девочка в синем платье. Слышно было ее тихое бормотание, почти похожее на песню: «С днем рожденья тебя... С днем рожденья тебя...»

Девочка держала в руках старую куклу, безглазую, в потертом, когда-то, наверное, тоже синем платье.

«С днем рождения Юля...» — девочка перевернулась на спину, помахала куклой из стороны в сторону: «С днем рожденья тебя...»

— Помнишь? — спросил детский голос совсем рядом, и Юля вздрогнула, обернулась на свою спутницу. Та грустно улыбнулась.

— Помню... — сказала Юля. — Это мой шестой день рождения.

— Почему ты празднуешь его одна?

— Я... — Юля еще раз заглянула в комнату. Девочка там снова лежала на животе, но кукла теперь валялась у кровати, а девочка устало чертила что-то в альбоме простым карандашом.

— Почему у тебя нет торта и свечек?

— Мама забыла, — сказала Юля, вспоминая вдруг весь этот день рождения. — Она потом сказала, что забыла, потому что ездила в театр.

Окно вдруг снова стало мутным, и спутница потащила Юлю дальше, к следующему окну. Здесь была уже не детская, а школьный кабинет, полный шумных, перебрасывающихся рюкзаками детей. Здесь Юля нашла себя не сразу — девочка с косичками, в неудобной школьной форме, сидела в углу, закрыв руками лицо.

— Что у тебя случилось? — спросила спутница.

— Я послала валентинку... — сказала Юля, — однокласснице, а учительница ее выкинула. Она подумала, что это шутка, что кто-то подписал валентинку девочке «Юля».

Спутница ничего на это не ответила, и еще несколько секунд они просто смотрели в окно. Маленькая Юля все-таки заплакала, ткнулась лицом в скрещенные руки. Юля смотрела на нее с неприязнью.

— День святого Валентина, это гетеропраздник, — сказала она спутнице. — Они все такие.

Та снова промолчала, потянула Юлю дальше, вверх, к окну, похожему на большое зеркало в золотой раме. Всего мгновение Юля видела собственное, красное от мороза лицо, а потом окно прояснилось, и стал виден весенний школьный двор. Ярко светило солнце, везде были уже взрослые ученики, а между ними ходили учителя и родители, все нарядные, сверкающие цветами и улыбками.

— Вон, — спутница указала Юле в самый угол двора. — Видишь?

Юля видела. Школьница в синем выпускном платье жалась к стене, а две громкие женщины знаками и звуками показывали ей, как встать правильно. Правая женщина, Юлина мама, сжимала в руках фотоаппарат, а левая подталкивала к Юле своего сына, Юлиного параллельноклассника Сережу. Тот в нерешительности топтался на месте.

— Ну ты, — Юлина мама улыбалась, но по ее сведенным скулам было видно, как сильно она сдерживается, чтобы не заорать на придурочного сына своего подруги.

— В щеку ее поцелуй, — наставляла подруга. — Как чужой совсем.

Сережа все-таки сделал шаг к Юле, и она поддалась, наклонила голову, подставляя щеку.

— Гордая, — отчеканила мама, нажимая на кнопку фотоаппарата.

Юля отвела взгляд от окна. На глаза навернулись слезы, и ей хотелось схватить маленькую спутницу за плечи и хорошенько встряхнуть. Но та смотрела участливо, не насмехалась.

— Пойдем, — сказала она, сплетая свои пальцы с Юлиными. И под ногами, только что парившими в пустоте, вдруг возник тротуар. Падал тяжелый, мокрый снег, и Юля сразу продрогла. Ее спутница же, наоборот, заулыбалась шире, потянула Юлю вперед, к темному подъезду.

Раздался звонок домофона, и Юля оказалась на прокуренной лестнице. Она вдруг обнаружила, что девочка больше не держит ее за руку.

Спутница взбежала уже до первой лестничной клетки и там с силой жала на дверной звонок, подпрыгивая, чтобы дотянуться до высокой кнопки. Юля стояла, не зная, что делать дальше. Пол под ногами казался твердым, но она уже знала, что доверять ему нельзя.

Дверь, в которую звонила девочка, распахнулась, выпуская на лестницу теплый свет и сладкий запах имбиря. Две руки возникли из света и запаха, подхватили девочку, подняли вверх, будто взвешивая. Девочка засмеялась, застучала ногами, и руки бережно опустили ее обратно. Только тут она оглянулась на Юлю, поманила ее пальцем. И Юля пошла вверх, к этому квадрату света. Стали слышны голоса и смех, звуки гитары, на которой кто-то неумело подбирал «В лесу родилась елочка».

В маленькой квартире горели лампы и свечи, а на обвешанной шарами елке сверкала большая золотая звезда. На разложенном столе были расставлены тарелки, из которых многочисленные веселые гости быстро вылавливали вареные картофелины. С порога Юля увидела, как немолодой мужчина в пиджаке ведет ее спутницу к столу и как ей поднимаются навстречу взрослые.

— Наша Аня! — какой-то из гостей хлопнул девочку по плечу, поднимая вверх бокал с шампанским. Девочка зажмурилась, и лицо ее стало таким счастливым, что Юле захотелось поскорее захлопнуть дверь. Она даже потянулась к створке, и за это мгновение положение гостей в квартире переменилось. Все они теперь сидели вокруг стола, кроме одного мальчика-подростка, который сидел на стуле у елки, сжимая в руках непомерно большую гитару. Девочка, только что стоявшая с немолодым мужчиной, перебежала к елке, села у стула брата на пол, и запели песню про елочку они вместе. Их голоса было еле-еле слышно поверх шумных восторгов гостей, которые хлопали будто бы самому присутствию детей в комнате. Юля все-таки отвернулась и сразу же почувствовала, как створка двери качнулась ей навстречу, обдавая шею теплым воздухом квартиры.

Юля вздрогнула и открыла глаза. В комнате было темно и прохладно. Блестел в полумраке проигрыватель. Лежала в щели под дверью ванной знакомая темнота.

IV.

Юля заснула, надеясь, что, когда она в следующий раз откроет глаза, на улице будет уже светло. Но голоса с кухни разбудили ее раньше. Кто-то там смеялся, мужчина или женщина, а может быть, сразу два или три человека. Потом раздался знакомый смех, Анин. Юля села, подтянула к груди одеяло. На кухне никого быть не должно было. Она посмотрела на телефон — тот показывал без пяти минут два. За окном падал тяжелый ночной снег.

Юля затрясла головой. Голоса не стихли — кто-то болтал на кухне, совсем рядом. Снова до нее долетел Анин смех.

— Аня? — позвала Юля. Она уже поняла, что та по какой-то причине вернулась ночью в квартиру и, наверное, смотрит на кухне «Сообщество». Было непонятно, почему она не надела наушники.

— Аня! — Юля позвала громче, надеясь, что не придется вставать. Ей было как-то страшно выбираться из-под одеяла.

Раздались шаги, кто-то шел к спальне как будто бы по длинному коридору. Никакого коридора за дверью в кухню не было, но Юля явственно слышала шаги. Потом дверь тихонько приоткрылась, пуская в спальню струйку теплого света. На пороге возникла женщина, но не Аня. Юля бы точно узнала Анин силуэт. Это был кто-то знакомый, но кто именно — разглядеть не получалось.

— Как там? — позвал мужской голос с кухни.

— Спит, — женщина обернулась, прижала палец к губам, видимо, показывая сидевшим на кухне, что не надо шуметь. Только тут Юля ее узнала — жена Аниного брата осторожно прикрыла за собой дверь, снова погружая комнату в полумрак. Но Юле хватило этих нескольких секунд, чтобы понять, что она не у себя дома. Вместо стен с обоями вокруг тянулись толстые бревна, а кровать была небольшая, с жестким незнакомым матрасом. Юля поморгала. На полу блеснул пластиковый ящик с лего. Она была в детской комнате.

Юля осторожно слезла с кровати, подошла к двери, потянула ее на себя. С легким скрипом дверь отворилась, снова пуская в спальню свет. За ней и вправду оказался длинный коридор, оканчивавшийся с одной стороны прихожей, а с другой — еще более светлым прямоугольником столовой. Юля хотела снова позвать Аню, но в горле пересохло. Она сделала шаг, потом еще один. Под ногой скрипнула половица, но люди на кухне ее явно не слышали. Юля добралась до светлого прямоугольника и заглянула внутрь. За столом, спиной к двери, сидела Аня. Напротив нее, уперев в подбородок руки, устроился ее брат. Большой, бородатый мужчина, совсем не похожий на недавнего мальчика с гитарой. Его жена откинулась на стуле с бокалом вина.

— Давайте за родителей, — она высоко подняла бокал, потянулась через стол к мужу. Тот улыбнулся, чокнулся с ней собственным бокалом. Аня тоже подняла бокал.

— А что, Юля и тосты не любит? — спросил Анин брат. Он говорил в шутку, но Юля видела, как напряглась Аня. У нее вся спина вдруг стала деревянная. Брат понял, что спросил что-то не то, смутился, махнул рукой.

— Юля однажды сказала мне, — его жена подняла вверх палец, — что нормальный лесбийский праздник — это надеть парные рубашки в клетку, выпить вдвоем бутылку вина, а потом всю ночь...

Анин брат засмеялся, и Аня тоже усмехнулась.

— Да не, — сказала она. — Это так, в шутку.

— Ты ей передай, что нам ее не хватает, — сказал брат. — Может, она завтра приедет?

— Я передам, — сказала Аня. — Но я не хочу на нее давить. Ей не хочется.

— Сейчас напиши! — брат махнул бокалом. — Очень попроси, и она приедет.

Аня достала телефон, стала быстро печатать. Потом убрала телефон, потянулась за бутылкой. Брат налил ей вина, слегка прозвенев стеклом о бокал.

— Хорошо вам, — сказала его жена. — Можете вот просто взять так, разъехаться на неделю. А у нас мелкий, ему обоих родителей каждый день подавай.

Тут все засмеялись. Юля потянула из кармана телефон — там было новое сообщение от Ани. «Я тебя люблю». Юля снова посмотрела на Аню, и оказалось, что столовая опустела. Свет под потолком больше не горел.

Юля осторожно переступила порог. Если она сейчас была на даче у Аниного брата, то здесь рядом должна была быть гостевая спальня, где наверняка спала Аня. Юля подошла к нужной двери, осторожно толкнула створку.

Аня спала на кровати, свернувшись у самого края. Рядом, на полу, лежал ее чемоданчик. Его молния была расстегнута и напоминала приоткрытый зубастый рот. Юля пересекла комнату и уже хотела осторожно коснуться Аниного плеча, когда сбоку раздалось недовольное покряхтывание. Юля резко развернулась и с ужасом увидела, что молния на чемодане вздувается, будто пытаясь поймать губами побольше воздуха. Потом над молнией возникли два глаза — они поморгали и уставились на Юлю.

— Не буди ее, — сказал чемодан. — Она уставшая.

— Вы кто? — спросила Юля. Чемодан снова закряхтел, поиграл молнией.

— Я дух Рождества настоящего, — сказал он. — Я тебе сейчас покажу, какое Рождество у твоей Ани без тебя.

Чемодан приподнялся над полом, перебрался по воздуху ближе к Юле.

— Как ты думаешь, она без тебя празднует Новый год? — спросил он. До Юли донесся такой знакомый запах Аниной одежды.

— Весело, — сказала Юля. — С огоньком.

Она посмотрела на спящую на кровати Аню.

— Ты думаешь, ей без тебя весело? — спросил чемодан.

— Видимо, — сказала Юля. — Она могла бы со мной остаться на Новый год.

— И не встретиться с семьей и друзьями, — сказал чемодан. — А ведь для них это тоже важный праздник.

— Я на нее не обижаюсь, — сказала Юля. — Им без меня весело. Меня там все равно никто не ждет.

— Пойдем, — чемодан облетел Юлю и толкнул ее в спину. — Давай.

Она снова оказалась в столовой, только теперь стол был накрыт заново, а в углу, у шкафа, стояла большая, обвешанная шарами елка. Розовые стены покрывал узор из маленьких зеленых цветов, а на подоконнике выстроились в ряд многочисленные растения. Это была на самом деле не столовая, а кухня в квартире Аниных родителей. Анина мама у плиты быстро резала овощи, а Анин папа с умным видом разглядывал звезду на елке, которая, кажется, слегка кренилась влево. За длинным столом, накрытым на одиннадцать человек и для этого раздвинутым до самого подоконника, уже сидели Анины дедушки — очень не похожие друг на друга мужчины, которых Юля, почему-то всегда в голове путала. Одна Анина бабушка тоже устроилась здесь, в голове стола, а другая доставала из холодильника большую тарелку с оливье. Все это происходило в тишине — но и хозяева дома, и гости улыбались, смотрели друг на друга приязненно.

Вдруг в коридоре затрещал звонок, и Анин папа пошел открывать. Почти сразу в кухню влетел Анин племянник — тот самый мальчик, в спальне которого Юля недавно проснулась. Следом появились и Анин брат с женой. В кухне сразу стало шумно.

Анина мама поцеловала своего бородатого сына в лоб, для чего ей пришлось встать на цыпочки, а ему нагнуться, а потом, увидев в коридоре саму Аню, поспешила к ней.

— Одна! — Анин папа похлопал дочь по плечу. — Говорит, Юля работает.

— А мы на нее накрыли... — Анина мама оглянулась на стол, потом взяла дочь за руку, подвела к холодильнику. Юле пришлось сделать к ним шаг, чтобы услышать их разговор, и она вдруг поняла, что прошла сквозь Аниного племянника. Тот обегал стол, пытаясь пообщаться сразу со всеми своими дедушками.

— Ты вот что, — сказала Анина мама. — Ты возьми для Юли салат, хорошо? И еще икры, я специально отложила.

Она достала из холодильника два пластиковых контейнера, попыталась вручить Ане.

— Не надо, — Аня покачала головой. — Я ее только через неделю увижу, испортится.

— Ну, хорошо... — Анина мама поставила контейнеры обратно, закрыла холодильник. — Тогда конфеты, они не испортятся. Смотри, какую звезду папа с антресолей достал!

Юля сделала еще шаг вперед, подняла взгляд на звезду на елке, и та вдруг ярко вспыхнула. Юля зажмурилась, а когда открыла глаза, оказалось, что комната вокруг изменилась. Теперь это была большая и длинная почти что зала, с одной стороны которой горел камин, а с другой тянулось длинное стеклянное окно до пола, за которым был виден засыпанный снегом сад.

У камина, в креслах и на диване, сидели Анины друзья. Из динамика, наверняка подключенного к чьему-то телефону, играла тихая музыка. Ани нигде видно не было. Юля подошла к камину, огляделась, пытаясь понять, что случилось. Но все было в порядке.

— Может, ну ее, эту Юлю? — спросила одна Анина подруга. Ее парень покачал головой.

— Это же не твои отношения, — сказал он.

— Я просто за Аню переживаю, — сказала подруга. — Юля ее мучает. Почему? Нельзя один раз через себя переступить на дачу съездить? Праздники тут вообще при чем?

Все зашумели, обсуждая Юлю. У нее тут были защитники и были критики. Вот только Ани нигде не было. Юля перестала слушать спор, пошла к лестнице, ведущей на второй этаж. Там, тихо шурша молнией, ждал Анин чемодан. Он повел Юлю вверх по лестнице к одной из спален. Ребром открыл дверь, просочился внутрь. Юля прошла следом и замерла на пороге. На кровати, опустив голову, сидела Аня. Вся поза у нее была грустная. Чемодан упал рядом с кроватью на пол, раскрылся. Стали видны Анины вещи — одежда, книжки, пакет с подарками. На пол упала и покатилась бутылка вина — в чемодане она лежала поверх двух сложенных клетчатых рубашек.

Юля хотела подойти к Ане, обнять ее, но тут Аня подняла взгляд, протерла лицо рукавом. Она поднялась, быстро пересекла комнату и прошла сквозь Юлю. Раздались ее шаги на лестнице.

— Аня! — весело позвал кто-то.

— Не уверен, что ей нравится такое Рождество, — сказал чемодан, облизывая сложенной рубашкой свои губы-молнии. — А тебе?

Юля не знала, что ему сказать. Она злилась на этот чемодан, на Аню, на ее друзей, на весь этот дом и все остальное.

— Тебе нравится? — чемодан зазвучал строже, и Юля испуганно посмотрела на него. Оказалось, что чемодан не стоял на месте — он поднялся в воздух и стал вытряхивать на кровать Анины вещи. Вместо того чтобы падать на покрывало, они сплетались и соединялись, словно змеи, пока наконец не оказалось, что под пустым чемоданом на кровати сидит тряпичная девушка, очень похожая на Аню.

— Пойдем, — девушка встала с кровати и подошла к Юле. — Я тебе покажу твое будущее.

Она вывела Юлю в коридор, и оказалось, что они уже вернулись в городскую квартиру. На столе, там, где раньше располагался Юлин ноутбук, теперь стояла странная панель, над которой висело расплывчатое облако из слов. За столом, внимательно разглядывая это облако, сидела женщина лет сорока пяти. Она хмурилась, кривила губы.

— Ты не поедешь? — спросил кто-то у Юли за спиной, и она медленно обернулась. Аня, ее Аня, сильно повзрослела. Она была все такая же красивая, только теперь на лице стало больше морщинок, а волосы у нее были коротко острижены.

— Нет, — ответила женщина, разглядывавшая облако. — Но ты возвращайся, я тут буду.

Аня кивнула, махнула рукой — входная дверь открылась с тихим жужжанием. Юля хотела снова обернуться, но тряпичная девушка потянула ее вперед.

Они спустились во двор, который Юля узнавала с трудом. Вокруг было много неоновых ламп и каких-то сложных многоуровневых машин, будто сливавшихся с асфальтом и стеной дома. Взрослая Аня быстро пересекла новенькую парковку, села в подлетевшее такси, похожее больше на головастика, чем на машину. Такси беззвучно покатило дальше, и Юля только тут заметила, что его колеса не касаются земли, а будто отталкиваются от нее невидимыми воздушными струйками.

Тряпичная девушка махнула рукой, и следом за первым у дома остановилось второе такси.

— Куда мы едем? — спросила Юля.

— На кладбище, — сказала девушка. И почти сразу оказалось, что так и есть. Такси затормозило всего десять минут спустя у высокой гранитной стены. Девушка провела Юлю под аркой, и они оказались среди могил — черных и белых обелисков, парящих над землей, распускающихся сложными подвижными узорами.

— Когда... умер, — девушка заговорила снова, но теперь Юля будто слышала ее сквозь толщу воды, и поэтому разбирала не каждое слово, — Аня предложила на Новый год семье встречаться на кладбище.

— Почему? — спросила Юля, уже заметив, что идут они к определенному обелиску, возле которого собралась небольшая группа людей в черном. Все они были смутно знакомые. Аня стояла там же, что-то тихо говорила, открывая термос.

— Потому что, — тряпичная девушка потянула Юлю за руку, — праздники — это когда люди делятся друг с другом теплом и нежностью... находишь поддержку, чувствуешь, что ты не одна... Когда счастлива — отдаешь счастье... Когда грустишь — получаешь счастье...

Юля увидела, что Аня плачет, и повернулась, чтобы найти у обелиска табличку. Кто умер? Какой праздник кончился?

— Праздник не может кончиться, — сказала тряпичная девушка. — Ведь у вас столько всего случается вместе... Раз в год, два раза в год, три — они собираются вместе и помнят, что видели друг друга, даже если потом жизнь раскидывает...

Юля нашла табличку — горящие в воздухе голубые буквы. Она хотела подойти, прочитать их и в этот момент проснулась. Телефон показывал шесть утра.

V.

Юля вскочила, бросилась к окну. Там был обычный, еще пока темный зимний двор их обычного дома. Она повернулась, оглядела комнату. Чего-то не хватало — блестел в полумраке проигрыватель, темнела щель под ванной. Юля почувствовала, как сильно бьется в груди сердце, и почему-то улыбнулась. Вернулась к кровати, взяла телефон. Сначала хотела написать, потом все-таки набрала номер, позвонила.

— Але... — Аня была совсем сонная. — Что случилось, Июлька?

— Прости, — сказала Юля. — Все хорошо, правда.

— Ты меня разбудила, — сказала Аня. — Напугала. Все в порядке?

— Да, — сказала Юля. — Я просто...

Она подошла к столу, закрыла ноутбук.

— Просто чего? — спросила Аня.

— Я просто хотела узнать, как можно добраться до дачи, — сказала Юля. — Там же есть вайфай, да? Если я захочу немного поработать.

— Конечно, — Юля услышала в Анином голосе улыбку и сама улыбнулась еще шире. — Ты заехать хочешь?

— Если можно, — сказала Юля. — Мне без тебя здесь спится плохо.

И они еще несколько минут разговаривали, планируя Юлину поездку за город, а потом снова в город к Аниным родителям, и потом уже на другую дачу к друзьям. Они не знали о том, что их ждет долгая и счастливая жизнь. Сложная и странная, как любая жизнь, которую живут сложные и странные люди. А люди все — сложные и странные, и только когда им удается найти других, таких же сложных и странных людей, вместе они делают свою жизнь счастливой.

В ночь на двадцать шестое декабря две тысячи двадцать первого года стала счастливее жизнь одной лесбиянки. И может быть, садясь в такси, она думала о всех тех других лесбиянках, которые в это время искали счастье или боролись за него, выстраивали свои собственные сложные жизни в мире, который даже в своих лучших проявлениях никогда не был слишком простым или слишком понятным... Но хотя бы у одной этой лесбиянки Рождество было светлым.