Форт Байард
35 лет назад, 24 августа 1987 года, в Нью-Йорке от осложнений после удаления аппендикса умер Байард Растин — человек, во многом создавший ту Америку, которую мы видим сейчас. Коммунист, социалист, пацифист, профсоюзный лидер, борец за гражданские права и ядерное разоружение, антикоммунист, сионист, ЛГБТ-активист и убежденный квакер, заслуживший эпитафию от Рональда Рейгана и медаль от Барака Обамы. А еще певец, пижон, гурман, эстет
и, вероятно, первый открытый гей на обложке журнала LIFE. Байард Растин просто обязан был стать суперзвездой, но навсегда остался в тени Мартина Лютера Кинга — человека, который его вынужденно предал и которого Растин невольно погубил. Кинохроника марша на Вашингтон 1963 года могла бы стать прекрасной иллюстрацией его жизни — вот он выступает с трибуны, вот подпевает Махалии Джексон, а вот он курит за спиной у Боба Дилана и Джоан Баэз. Однако самые важные вещи в своей жизни Байард Растин делал за кадром.
Человек, на которого
все смотрели
«Мы не могли глаз отвести, такой он был красавчик — в белых шортах, белой футболке, белых кедах и с теннисной ракеткой», — вспоминает в документальном фильме «Брат по несчастью» (2003) Дороти Джексон, жившая в двадцатые годы по соседству от Байарда Растина в городке Вест-Честер, штат Пенсильвания. Высокий, атлетично сложенный молодой человек имел все основания привыкнуть к пристальному вниманию — он был звездой школьной команды по американскому футболу и по легкой атлетике (обе сборные были, как и школа, преимущественно белыми), писал стихи, а тенор его был настолько хорош, что в колледж Уилберфорс в штате Огайо (первый частный колледж, созданный афроамериканцами) Растин поступил с музыкальной стипендией. Казалось, что перед ним открыты чуть ли не все дороги, однако открытые двери Байарда Растина волновали мало, зато возмущала каждая закрытая — а в двадцатых-тридцатых годах дверей с надписью «только для белых» хватало даже в Пенсильвании, почти не знавшей рабства.
Воспитанный бабушкой в квакерских идеалах справедливости, равенства и братства, Растин игнорировал дискриминирующие его таблички с упорством, достойным восхищения, — однажды выдворять его из ресторана прислали сразу всех полицейских Вест-Честера. «Я впервые узнал, что у нас в городе целых три полицейских автомобиля», — со смехом вспоминал Растин в одном из телеинтервью. К слову, тогда он предложил жителям города — черным и белым — скинуться по 10 центов ему на залог и через несколько часов вышел на свободу.
Впрочем, даже на свободе Растину было тесновато, что в крохотном Вест-Честере, что в провинциальном Огайо, и вскоре после исключения из колледжа Уилберфорс (разумеется, за забастовку) Байард перебрался в Гарлем. По вечерам учился в Городском колледже Нью-Йорка, а по ночам зарабатывал на учебу, выступая в легендарном Cafe Societe — первом в городе ночном клубе со смешанной аудиторией, на той же самой сцене, с которой Билли Холидей в 1939 году впервые спела Strange Fruit — самый горький и страшный гимн «благословенного американского Юга». Позже Растин запишет два альбома спиричуалов, и если уж читать этот текст под музыку, то под эту.
«Мы не могли глаз отвести, такой он был красавчик — в белых шортах, белой футболке, белых кедах и с теннисной ракеткой», — вспоминает в документальном фильме «Брат по несчастью» (2003) Дороти Джексон, жившая в двадцатые годы по соседству от Байарда Растина в городке Вест-Честер, штат Пенсильвания. Высокий, атлетично сложенный молодой человек имел все основания привыкнуть к пристальному вниманию — он был звездой школьной команды по американскому футболу и по легкой атлетике (обе сборные были, как и школа, преимущественно белыми), писал стихи, а тенор его был настолько хорош, что в колледж Уилберфорс в штате Огайо (первый частный колледж, созданный афроамериканцами) Растин поступил с музыкальной стипендией. Казалось, что перед ним открыты чуть ли не все дороги, однако открытые двери Байарда Растина волновали мало, зато возмущала каждая закрытая — а в двадцатых-тридцатых годах дверей с надписью «только для белых» хватало даже в Пенсильвании, почти не знавшей рабства.
Воспитанный бабушкой в квакерских идеалах справедливости, равенства и братства, Растин игнорировал дискриминирующие его таблички с упорством, достойным восхищения, — однажды выдворять его из ресторана прислали сразу всех полицейских Вест-Честера. «Я впервые узнал, что у нас в городе целых три полицейских автомобиля», — со смехом вспоминал Растин в одном из телеинтервью. К слову, тогда он предложил жителям города — черным и белым — скинуться по 10 центов ему на залог и через несколько часов вышел на свободу.
Впрочем, даже на свободе Растину было тесновато, что в крохотном Вест-Честере, что в провинциальном Огайо, и вскоре после исключения из колледжа Уилберфорс (разумеется, за забастовку) Байард перебрался в Гарлем. По вечерам учился в Городском колледже Нью-Йорка, а по ночам зарабатывал на учебу, выступая в легендарном Cafe Societe — первом в городе ночном клубе со смешанной аудиторией, на той же самой сцене, с которой Билли Холидей в 1939 году впервые спела Strange Fruit — самый горький и страшный гимн «благословенного американского Юга». Позже Растин запишет два альбома спиричуалов, и если уж читать этот текст под музыку, то под эту.
Человек, который боролся за всех
Учеба вечером и работа ночью — идеальный график, который оставлял целый день для того, что было настоящим призванием Байарда Растина, — для политического активизма. Первым прибежищем молодого борца за свободу стал коммунизм, и сам Растин объяснял свой выбор довольно просто: «Коммунисты были страстно вовлечены, и я был страстно вовлечен. Они будто для меня были созданы» . Идеальный союз распался в 1941-м, когда Германия напала на СССР и Молодежная коммунистическая лига США, в которой Растин отвечал за борьбу с расовой сегрегацией в американской армии, не заявила, что расовая справедливость вполне может подождать, а пока — все для фронта, все для победы.
Такие приоритеты, какими бы исторически верными они в итоге ни оказались, были неприемлемы для квакера-пацифиста, так что коммунистическую партию он сменил на социалистическую, в рядах которой встретил сразу двух своих будущих наставников: черного — председателя профсоюза носильщиков спальных вагонов Асу Филиппа Рэндольфа и белого — проповедника и главу пацифистского «Братства примирения» ЭйДжея Мусти. Всего за несколько месяцев Рэндольф и Растин вдвоем разработали план первого марша на Вашингтон — с требованием дать афроамериканцам рабочие места на оборонных предприятиях. Марш так и не состоялся, поскольку президент Франклин Делано Рузвельт предпочел выполнить требования Рэндольфа заранее. Разочарованный легкой победой Растин выбрал себе задачу посложнее и рванул на другой конец страны, в Калифорнию — бороться не за свободу (эта попытка была обречена), а хотя бы за сохранность имущества американцев японского происхождения, интернированных сразу после атаки на Перл-Харбор.
13 ноября 1943 года война добирается и до самого Байарда Растина — самым будничным образом, повесткой из призывной комиссии. Также буднично Растин отвечает на этот вызов: пишет письмо , в котором объясняет, что и война, и служба по призыву не совместимы с «иудо-христианскими традициями» и учением Иисуса. Чтобы не затягивать волокиту, копию письма он отправляет сразу окружному прокурору. Итог — 2,5 года тюрьмы за уклонение от призыва.
Человек, который
учился
и учил
ЧЕЛОВЕК,
КОТОРЫЙ
УЧИЛСЯ
И УЧИЛ
В заключении Растин учится играть на гитаре и лютне, развлекается забастовками, учреждает Комитет за свободную Индию, а едва выйдя за тюремные ворота, собирает других борцов за гражданские права, чтобы вместе отправиться в «Путешествие примирения» — автобусную поездку по американскому Югу. Основная цель — проверить, как выполняется новое постановление Верховного суда, запрещающее расовую сегрегацию в автобусных перевозках между штатами. Итог предсказуемый — арест за отказ пересесть, суд, 22 дня каторжных работ. Вывод — старые методы борьбы не работают, а учиться новым — негде. Решение — отправиться за советом к главному идеологу ненасильственного сопротивления, Махатме Ганди.
Встретиться с любимым собеседником Владимира Путина американцу так и не удалось — Ганди убили в январе 1948 года, за несколько месяцев до прилета Растина в страну. В итоге принципы ненасильственного сопротивления Растину объяснял сам премьер-министр страны — Джавахарлал Неру. Вдохновленный полученными знаниями Растин отправился тренироваться на милитаристах и колониалистах. В следующие два года он отметится в европейских сводках новостей — сначала организует первый антиядерный митинг в Лондоне (успешно), а затем — попытается сорвать французские ядерные испытания в пустыне Сахара (полный провал). Но даже с этим противоречивым резюме в США Растин уже самый опытный протестный организатор. Так что уже в 1955 году Аса Филипп Рэндольф откомандировал своего заместителя в Монтгомери, штат Алабама, — помогать молодому активисту и проповеднику Мартину Лютеру Кингу в организации бойкота местных автобусных линий. Следующие пять лет Растин будет правой рукой и левым полушарием доктора Кинга, а попутно вырастит целую плеяду активистов — доверием, общением, личным примером. Тина Лоуренс, много лет проработавшая у Растина секретарем, не боится преувеличить его педагогический талант: «Проработаешь с ним неделю, и если ты не идиот, то уже будешь понимать что-то о политике, экономике и законодательстве страны. Это примерно как учиться у Сократа, только занятия начинаются в три утра».
В итоге именно Растин придумает и создаст для Кинга SCLC (Конференцию христианских лидеров Юга), возможно, самую влиятельную афроамериканскую правозащитную организацию в истории. Организацию, из которой ее создатель будет вынужден уйти уже в 1960 году.
Человек,
который
не боялся
быть собой
В интервью, записанном для документального фильма, Байард Растин вспоминает, как уже старшеклассником подошел к бабушке — той самой, что воспитала его добропорядочным квакером, и признался, что ему «больше нравится проводить время с молодыми людьми, а не с девушками». Бабушка ответила невозмутимо: «Тогда так тебе и следует поступать». В США 1920-х гомосексуальные связи были, разумеется, уголовно наказуемы, но бабушкино одобрение оказалось для Растина важнее, чем несправедливые законы и лицемерное общественное порицание. Как вспоминает Дэвис Платт — бойфренд Байарда в начале 1940-х, тот хоть и не афишировал свою гомосексуальность, никогда ее не скрывал: «Он был артистичен и потому мог бы даже показаться женственным, хотя женственным не был — высокий, с уверенной походкой. Но если бы его кто-то спросил, он сказал бы правду, в то время когда большинство геев предпочитали это скрывать».
В активистской среде гомосексуальность Растина вызывала много опасений — прежде всего репутационных. Так, старый друг и наставник ЭйДжей Мусти неоднократно убеждал своего протеже «отказаться от противоестественных наклонностей» — разумеется, безуспешно. Но в 1953 году Растина арестуют в Пасадене, Калифорния, за непристойное поведение — на заднем сиденье машины, в компании двух белых мужчин. Чтобы не скомпрометировать «Братство примирения», Растин разорвет и рабочие отношения с организацией, и дружеские с Мусти.
Мартин Лютер Кинг же, по воспоминаниям Растина, никогда не поднимал в разговорах с ним эту тему: «Уверен, он не испытывал предрассудков, иначе бы не нанял меня. Моя гомосексуальность не была проблемой для доктора Кинга, она была проблемой для движения». По-настоящему серьезной проблемой она стала в 1960 году, когда черный конгрессмен демократ Адам Клейтон Пауэлл поставил Мартина Лютера Кинга перед выбором: либо Кинг избавляется от своего гомосексуального наставника, либо Пауэлл пускает слух, что двое лидеров Конференции христианских лидеров Юга — содомиты и любовники. Кинг дрогнул и указал Растину на дверь.
Человек, который
собрал
всех вместе
К началу 1960-х от Растина отвернулся и любимый ученик Кинг, и любимый учитель Мусти, но Аса Филипп Рэндольф, на тот момент один из самых влиятельных профсоюзных лидеров Америки, остался ему верен. И когда начались разговоры о новом марше на Вашингтон — «За рабочие места и свободу», он согласился возглавить его лишь при одном условии — заместителем директора станет Байард Растин.
Первое, что сделает новоиспеченный замдиректора, — позвонит в полицию Вашингтона и предложит сотрудничество. По меткому замечанию Мартина Майера, написавшего в 1964 году профайл Растина для Saturday Evening Post: в полиции были так удивлены, что безропотно следовали всем его инструкциям. Впрочем, контролировал Растин не только полицию, но и демонстрантов — именно он лично написал 12-страничное руководство для низовых руководителей марша. Благодаря этому буклету каждый «автобусный капитан», как их называли, знал «как себя вести, куда идти, что кричать и где находятся туалеты». Романтики в этом не так много, но, положа руку на сердце, — Мартин Лютер Кинг в тот день всего лишь рассказал, что у него есть мечта, а Байард Растин сделал так, что эту мечту услышали.
В целом же мероприятие, которое грозило обернуться кровавым хаосом, прошло безмятежнее, чем любой музыкальный фестиваль, да и больше всего было на фестиваль похоже. И когда на кадрах кинохроники Джоан Баэз и Боб Дилан поют в один микрофон для двухсоттысячной аудитории, за их спинами деловито проходит с сигаретой в зубах Байард Растин — ни дать ни взять успешный музыкальный продюсер, который вот-вот придумает какую-нибудь «Коачеллу». Но это завтра, а прямо сейчас — он счастлив.
Человек, который радовался
«Порой у нас дома вообще не было еды. Кроме фуа-гра и рокфора», — вспоминал Байард Растин свое детство в Вест-Честере. Можете не рисовать в уме дворцовые интерьеры — незаконнорожденный и фактически сирота, Растин жил с бабушкой-домохозяйкой и дедом — сотрудником небольшой кейтеринговой компании, так что деликатесы в тарелке Растина были всегда остатками чужой роскоши. Но и этого хватило, чтобы привить мальчику вкус к красивой жизни. Как резюмировал один из друзей Растина: «Он был квакером, но не спартанцем». Очевиднее всего это проявлялось в одежде — любая фотография взрослого Растина как влитая встала бы в рекламную кампанию Gucci, Burberry или Kiton. Увы, в те времена никому не приходило в голову подписывать фэшн-кредиты к журнальным портретам или спрашивать, что предпочитает носить борец за гражданские права. А ведь гид по стилю от Байарда Растина пригодился бы нам не меньше, чем автобусным капитанам методичка к маршу на Вашингтон: «Белая сорочка как фундамент вашего стиля», «Узкий галстук или яркая бабочка — в чем садиться в автозак?», «Предвыборный значок — лучший аксессуар осени», «Модная шапка-пирожок — все, что мы возьмем у коммунистов».
Другой слабостью был антиквариат, которым Растин, по мнению журналиста Мартина Майера, мог бы заниматься профессионально — его квартира в Западном Челси на Манхэттене обилием ковров, картин и статуй больше напоминала музей, чем жилище революционера. У Растина был даже собственный антиквар — еврейский беженец из Германии Леон Медина. Наконец, были увлечения и откровенно эксцентричные — вроде коллекции старинных тростей. Зимой 1972 года это хобби доведет 59-летнего Растина до каталажки — нью-йоркская полиция остановит активиста во время прогулки и найдет внутри его любимой трости клинок почти в полметра длиной. Трудно не прийти к выводу, что в данном конкретном случае пижон победил в Растине пацифиста. Но к тому моменту пацифисты вообще здорово проигрывали.
Человек, который хоронил Кинга
Марш на Вашингтон стал кульминацией карьеры Байарда Растина — уже через неделю, 6 сентября 1963 года, его фотография (вместе с Рэндольфом) появилась на обложке журнала LIFE, следующей весной New York Times в краткой биографической справке назвал Растина ни много ни мало гениальным организатором. На фоне этих успехов он превратится буквально в странствующего рыцаря мирных протестов — не связанный формально ни с какой конкретной организацией, он будет организовывать все и всюду. Школьные забастовки, профсоюзные стачки, пикеты, как говорил об этом Норман Хилл, один из руководителей Конгресса расового равенства (CORE): «Никто сейчас не будет делать ничего массового, не позвав Байарда Растина». Растин же, который, к слову, брал за свою работу гонорар, старался не отказывать никому из мирных борцов за права и свободы. Эта «неразборчивость» в среде черных активистов мало кому нравилась. «Растин — не негритянский лидер, — сетовал Уитни Янг из Национальной городской лиги. — Негритянский лидер возглавлял бы негритянскую организацию». Растин возражать даже и не собирался: бабушка учила его, что все люди — единое тело Христово, так что вместо бесплодной полемики с множащимися недругами он решал поставленные задачи любыми возможными способами. По словам коллег, Растин записывал на бумажных карточках имена и фамилии всех людей, которым он когда-либо в чем-то помог, и людей, которых мог попросить о помощи, — и никогда не стеснялся за этой помощью обращаться.
В середине февраля 1968 года Байарду Растину понадобилась помощь Мартина Лютера Кинга — Растин попросил его приехать и поддержать забастовку черных работников городской канализации в Мемфисе, штат Теннесси, безрезультатно идущую уже две недели. Приезд Кинга 18 февраля ситуацию не переломил — более того, в марте мирный прежде протест перерос в столкновения с полицией, и Растин снова был вынужден просить Кинга об одолжении. 2 апреля Мартин Лютер Кинг вернется в Мемфис и прочтет свою последнюю речь «Я был на вершине горы», 4 апреля там же в Мемфисе Джеймс Эрл Рей застрелит Мартина Лютера Кинга, положив конец эпохе ненасильственной борьбы за гражданские права. Похоронная процессия Кинга станет последним по-настоящему массовым и значимым мероприятием, которое организует Байард Растин. Впереди его будет ждать карьера не протестная, а политическая.
Человек, от которого
все отвернулись
«В протесте компромисс невозможен, в политике — неизбежен», — разводит руками Байард Растин в одном из последних своих телеинтервью. Он всем своим видом демонстрирует, что ни о чем не жалеет, но политические компромиссы обошлись ему очень дорого, даром что рассчитаны были максимально точно. Чтобы сохранить сочувственное отношение президента Линдона Джонсона к движению за гражданские права, пацифист Растин отказался критиковать войну во Вьетнаме, чтобы спасти Израиль, который он считал государством свободы, попавшим в окружение, Растин, когда-то отказавшийся воевать с Гитлером, теперь требовал передать еврейскому государству новейшие истребители. Он даже закрыл глаза на ужасы апартеида и поддержал Южную Африку, отправившую войска в Анголу — бороться с советско-кубинским вторжением. Принципами ненасилия он не был готов поступиться лишь внутри страны — так что вел яростную полемику с основателем Партии черных пантер Хьюи Ньютоном, продолжая отстаивать методики борьбы, подсмотренные еще у Ганди. Увы, молчание застреленного Мартина Лютера Кинга оказывалось красноречивее любых слов живого и бодрого Байарда Растина. Он продолжал исправно выходить на улицы — то в поддержку ядерного разоружения, то в защиту права советских евреев на репатриацию. Однако все реже публика встречала его аплодисментами. Все чаще молодые люди, которые даже не родились, когда он первый раз сел в тюрьму, заявляли ему, что он «ручной негр», смиренный «дядя Том», да к тому же еще и «гомик». В конечном итоге именно собственная сексуальность стала опорой для Растина в последние годы жизни. Марш на Вашингтон остался в прошлом, в настоящем — сиял радужными перспективами «Парад гордости». «Раньше барометром гражданских свобод было отношение к черным, но сейчас это уже не так. Сейчас мы должны смотреть, как общество обходится с гомосексуалами — геями, лесбиянками», — объяснял Растин тележурналистам. Тем более что эпидемия ВИЧ на глазах превращала геев в изгоев, а этнические меньшинства выкашивала с особой жестокостью. В своем последнем публичном обращении к членам Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, он призвал лидеров черных общин и организаций перестать прятать голову в песок и признать катастрофическую ситуацию с ВИЧ. Он лучше всех в этом зале знал, что есть вещи поважнее хорошей репутации.
