Легенды и наряды Марлен Дитрих
121 год назад — 27 декабря 1901 года — в Шенеберге родилась одна из величайших актрис XX века Марлен Дитрих. Кажется, что выражение «икона стиля» придумали именно для нее: так сильно слились ее экранный и реальный образы и настолько они были выверены. Специально для The Blueprint основательница Telegram-канала Fierce & Cute пристально изучила ее стилистические и жизненные перипетии.
«Я не люблю одежду, она навевает на меня скуку», — говорила Марлен Дитрих в 1960 году в интервью Observer. «Я одеваюсь исключительно из-за своей профессии. Да, у меня есть вкус, но будь моя воля, я бы носила только джинсы. Обожаю джинсы». Неизвестно, было ли это кокетство или не совсем (художница по костюмам Эдит Хэд утверждала, что Дитрих знает о моде больше, чем любая другая актриса), но именно эта женщина перевернула модный, да и артистический мир с ног на голову.
Псевдоним «Марлен» она придумала в 11 лет, составив его из слогов обоих своих имен — родилась Дитрих под именем Марии Магдалены (дома ее звали Линой и Леной). Романтически настроенные биографы любят вспоминать этот факт как первый шаг немецкой актрисы в сторону создания собственной легенды — она действительно контролировала и культивировала свой образ как мало кто другой.
Дитрих любила делать вид, что многого в ее жизни просто не существовало. Например, старшей сестры Элизабет, во времена Третьего рейха державшей кинотеатр, куда ходили надзиратели концлагеря Берген-Бельзен (отношения с сестрой она при этом поддерживала). Или карьеры до 1930 года, когда вышел «Голубой ангел» Джозефа фон Штернберга, ставший ее прорывом. На самом деле к тому моменту она уже почти десять лет работала на сцене — играла на скрипке, пела и танцевала в ревю, снималась в небольших ролях в кино (набралось почти 20 фильмов). Но фон Штернберг действительно изменил в ее жизни все. Он приехал в Берлин искать исполнительницу роли кабаретной певицы Лолы-Лолы и искал ее прицельно среди артисток ревю и водевилей — то ли для аутентичности, то ли потому, что для тогдашних кинозвезд сценарий был слишком смелым. И нашел.
«Голубой ангел» прогремел, Дитрих стала «секс-символом», а заглавная песня, которую она исполняет в фильме, Falling in Love Again (Can’t Help It), до сих пор считается одной из величайших на свете: ее перепевали The Beatles, Клаус Номи и Билли Холидей. Но в «Голубом ангеле» образ Дитрих все еще «сырой», камеры редко берут крупным планом ее лицо — они оба, актриса и режиссер, только открывают возможности друг друга. Вместе Дитрих и фон Штернберг сделали семь фильмов за пять лет. Под влиянием фон Штернберга Дитрих перекрасилась в платиновую блондинку и похудела — а злые языки утверждали, что еще и удалила часть зубов, дабы скулы стали более острыми.
Дитрих считали Галатеей фон Штернберга: он полностью контролировал ее на площадке, чуть ли не заставляя в кадре отражать его движения. «Он научил меня всему — понимать свет, грим, пластику», — цитирует Дитрих автор книги Marlene Dietrich: Life and Legend Стивен Бах. Но и она его многому научила — по крайней мере, сотрудничество с ней. С помощью ювелирной работы со светотенью он оттачивает ее героинь до совершенства — и внешнего, и кинематографического (свет и тень становятся главными акцентами и метафорами его киноязыка). И во всех их следующих фильмах после «Ангела» Дитрих — главный центр притяжения, камера ее не только любит, но и неотступно следит за ней.
Студия Paramount, где работает фон Штернберг, начинает лепить из Дитрих конкурентку Грете Гарбо, связанной контрактом с Metro-Goldwyn-Mayer, подчеркивая холодную красоту немки и ее изящный стиль. В «Голубом ангеле» Дитрих заявила себя как дива, а уже в «Марокко», вышедшем в том же 1930 году, она становится дивой недоступной и андрогинной. Сцена, где одетая в мужской костюм Марлен целует в губы женщину, сидящую за столиком, важна не столько для сюжета картины, сколько для полировки ее образа (ну и для того, чтобы вызвать гнев пуритански настроенных зрителей, которым уже предыдущий фильм показался слишком эротическим). Белая рубашка, брюки, смокинг, цилиндр, сигарета — и при этом идеально уложенные белые локоны, темная помада, тонкие нарисованные брови. Маскулинность никогда на экране раньше не сталкивалась с женственностью так близко — и никогда не было подобного эффекта.
Она любила косметику и особенно парфюмерию — есть знаменитая фотография, где она стоит рядом со своим гримерным столом. Как говорят, она носила духи Robert Piguet (Fracas и Bandit), Caron Tabac Blond, а больше всего обожала запах фиалки. Для съемок ее часто гримировал Макс Фактор: Дитрих любила подчеркивать длинные верхние ресницы (нижние старалась не красить) и свои невероятные скулы, носила темные тени и помады. Но ирония и особенно самоирония были ей вовсе не чужды. Секретарь Дитрих рассказывает, что Марлен обожала дрэг еще начиная с берлинских вечеринок 1920-х годов, а став звездой, особенно любила встречать кого-то в ее собственном образе.
Дитрих не выставляла свою личную жизнь напоказ, но делала ее частью своей легенды — и умело, а не как многие ее коллеги, сами звонившие в светскую хронику с объявлениями о новых отношениях. Ее бисексуальность была известна, как и страсть к другим знаменитостям — она крутила романы с половиной Голливуда (как писала позже ее дочь Мария Рива в своей книжке «Моя мать Марлен Дитрих», счет шел на сотни). Своих партнерш она называла Marlene’s Sewing Circle, «кружок кройки и шитья» — полупрезрительный эвфемизм для женских компаний, где девушки сплетничают и занимаются рукоделием, благодаря Дитрих получил новый смысл.
После расставания с фон Штернбергом Дитрих, ставшая одной из самых высокооплачиваемых актрис, снималась довольно много и активно — но к концу 1930-х годов больше занялась политической жизнью, на которую трудно было не обращать внимание. Сама она рассказывала в интервью, что ей поступало предложение от представителей нацистской партии вернуться на родину и стать расово верной кинозвездой. Она не только отказалась, но и подала в 1937-м на американское гражданство, а позже отказалась от немецкого, хотя очень любила Германию и особенно Берлин.
Во время Второй мировой Дитрих стала одной из самых ярых антифашисток Голливуда. Фактически вcю войну она провела, выступая на фронте: пела, танцевала, играла на инструментах и развлекала солдат тем, что якобы умеет читать мысли. Она же призывала покупать военные облигации для нужд фронта — и продала их больше, чем любая другая знаменитая патриотка. Билли Уайлдер, который вместе с ней в конце 1930-х годов основал фонд помощи беженцам из Германии, утверждал, что она «побывала на фронте больше, чем генерал Эйзенхауэр». Гонорары от ее фильмов отправлялись на нужды солдат — к концу войны актриса стала едва ли не банкротом. Она носила военную форму, а некоторые источники даже утверждают, что Соединенные Штаты дали ей звание полковника. В 1946 году вручили медаль Свободы — и Дитрих говорила, что это самая важная награда в ее жизни. Позже за заслуги во время войны ей дадут и орден Почетного легиона, и израильскую медаль «За героизм».
После войны Дитрих вернулась в кино, но такой звенящей славы, какая сопровождала ее при совместной работе с фон Штернбергом, больше не было. Хотя снималась она у по-настоящему крупных режиссеров — того же Билли Уайлдера, Альфреда Хичкока, Орсона Уэллса. Успех (и деньги) приносили живые выступления — и Дитрих практически полностью ушла в них. Она гастролировала с композитором и музыкантом Бертом Бакарак, с которым вместе придумывала шоу-программы и целые спектакли — конечно, для нее одной. Внимание привлекали не только песни и танцы, но и наряды артистки. Особенно «иллюзорные платья». Их прообразы, тончайшие облегающие платья с вышивкой, Дитрих уже носила, когда выступала перед солдатами. Тогда их шила художница и модельер Айрин Ленц, а для своей театральной программы актриса заказала похожие у дизайнера Жана Луи — и в 52 года начала выходить в них на сцену. Балансировать эти легчайшие наряды Дитрих любила меховыми горжетками и лебяжьими манто.
Те, кто работали с Дитрих над ее одеждой, вспоминают ее перфекционизм на грани придирчивости — она любила украшать платья блестками и стразами и в буквальном смысле следила за расположением каждой. Дитрих вообще не принимала готовое платье (разве что упомянутые джинсы, которые она предпочитала, впрочем, покупать в мужских отделах) и любила наряды, сшитые по ее фигуре. Говорят, что даже туфли она делала на заказ, потому что лучше всех на свете знала, что подчеркнуть, а что спрятать, как сделать себя максимально красивой. Из всех дизайнеров она отдавала предпочтение Balenciaga, Dior и Chanel — про Коко Шанель она говорила, что ее одежда «должна быть в гардеробе каждой работающей женщины».
Актриса продолжала выступать до 74 лет, выглядя безупречно. Чтобы казаться «все той же Марлен», она прибегала к нехитрым и порой болезненным уловкам: зачесывала волосы под парик так, что натягивались мышцы на лице, клеила скотч за уши, прибирая под него обвисшую кожу, использовала макияж, который всегда умела дозировать. В декабре 1975 года во время спектакля Дитрих упала со сцены и сломала шейку бедра. Оставшиеся ей годы (а Дитрих умерла в 1992-м) она провела в своей парижской квартире, прикованная к постели.
Ходить она могла, но не хотела, чтобы ее видели в таком виде. И даже отказала своему приятелю Максимилиану Шеллу, который снимал про нее документальную картину: в кадре она не появляется, в фильме Marlene звучит только ее голос.
Она вообще не любила биографов, полагаясь в сохранении своей легенды и образа только на себя. В конце концов, она занималась этим всю жизнь — и ни разу не поддалась соблазну хоть чуть-чуть отступить от своих правил, хоть немного пооткровенничать там, где не надо, хоть слегка разрушить имидж ледяной дивы с горячим сердцем и хрипловатым голосом. Фразу «запомните меня такой» мы обычно используем как шуточную, но Дитрих жила именно под этим девизом. И почему нет?
