ТЕКСТ: анастасия сотникова

Из архива: номер 

Vogue US 1977 года с эссе Бродского о Белле Ахмадулиной

Из архива: номер 

Vogue US 1977 года с эссе Бродского о Белле Ахмадулиной

ТЕКСТ: АНАСТАСИЯ СОТНИКОВА

Рассказываем о номере Vogue US, изданном в те времена, когда главный редактор мог заказать статью Иосифу Бродскому, а тот, в свою очередь, не мог отказаться, потому что хотел видеть свою фамилию в Vogue.

С 1972 по 1988 год пост главного редактора американского Vogue занимала Грейс Мирабелла. Южанка итальянского происхождения из Нью-Джерси, она транслировала на страницах журнала образ простой девушки, которая не гонится за модными тенденциями, носит минимум макияжа и удобную обувь, ходит в кино, читает книги, путешествует и готовит вкусные обеды. В июле 1977 года именно такая девушка с обложки авторства Ричарда Аведона смотрела на читательниц голубыми глазами Патти Хансен. Период правления Мирабеллы многие называют «бежевыми годами» из-за общей нейтральности издания в те годы. Так вот, июльский номер 1977 года был, пожалуй, эталонно бежевым — с «принципиально новым» взглядом на осенние вещи, наглядным пособием по обуви, рецептами холодных супов и одой Белле Ахмадулиной.

Обувной словарь

Обувной словарь

Начиная с 7-й страницы Грейс Мирабелла рассказывает читательницам, что такое «сапоги для лимузина», как Ив Сен-Лоран связан с «Полуночным ковбоем» Шлезингера и чем мокасины Сальваторе Феррагамо отличаются от аналогичных моделей Ральфа Лорена. Гимн обуви не ограничивается подробным фотословарем: под лозунгом «Новые тенденции в одежде приносят новые тенденции в обуви — ничего не поделаешь» Грейс опубликовала съемку на три разворота с главными моделями туфель осени 1977 года.

Фотоэссе Ричарда Аведона

Фотоэссе Ричарда Аведона

Cover story номера «Знаки осени» — 12 образов, которые Ричард Аведон превратил в фотоэссе. Каждый снимок сопровождается комментарием фотографа. Вот, например, один из них: «Если тебе кажется, что тут должен быть плащ, включай воображение. Подумай о пончо — кейпе — шали-трансформере Сен-Лорана — это идеальное решение!»

ТЬЕРРИ МЮГЛЕР, ИССЕЙ МИЯКЕ, ЖАН-ШАРЛЬ ДЕ КАСТЕЛЬБАЖАК И ДРУГИЕ МОЛОДЫЕ ДИЗАЙНЕРЫ

Тьерри Мюглер, Иссей Мияке, Жан-Шарль де Кастельбажак и другие молодые дизайнеры

«Кто эти новые дизайнеры, о которых все говорят? Почему они спокойно и просто подвинули гигантов французской моды? Как их простые, натуральные, ненавязчивые вещи внезапно стали единственно верным решением?» Vogue US опубликовал в июле 1977 года почти семейное фото восьмерых — тогда еще молодых и подающих надежды — дизайнеров, о которых говорил весь Париж. Тогда Тьерри Мюглер, Шанталь Томасс, Анна Мария Беретта, Жан-Шарль де Кастельбажак, Аньес Б., Клод Монтана, Иссей Мияке и Жан-Клод де Лука еще не обзавелись бутиками имени себя, не создали вещи, ставшие архетипами современной моды, и не стали приглашенными членами Синдиката высокой моды. Но каждый уже тогда выпустил коллекции, при взгляде на которые можно было сказать: «Их волнуют социальные и экономические проблемы современности. Они думают о стоимости вещей, которые создают. Они задумываются о собственной жизни, которая меняется, и о жизнях девушек, которые покупают их одежду».

Как Милан стал модной столицей

Как Милан стал модной столицей

Еще одно фото на память — дизайнеры, которые сделали Милан таким, каким мы его знаем. Джорджо Армани, Анна Фенди, Джанни Версаче, семья Миссони, Вальтер Альбини, Жан Батист Комон, Мариучча Манделли, Мурьель Грато и Альдо Ферранте помогают разобраться, как и почему случился «феномен Милана». По версии Оттавио Миссони, «между Флоренцией и Парижем всегда был международный, мультинациональный центр — Милан. Нет необходимости создавать новый коммерческий рынок там, где он всегда был. В Милане ты по определению чувствуешь себя успешным. Стоя на Соборной площади, в эпицентре этого города, ты понимаешь, что способен сделать всё что угодно, получить всё что хочешь».

БЕЛЛА АХМАДУЛИНА В VOGUE US: ЭССЕ ОЛЬГИ КАРЛАЙЛ И ИОСИФА БРОДСКОГО

Белла Ахмадулина в Vogue US: эссе Ольги Карлайл и Иосифа Бродского

В 1977 году Белла Ахмадулина была избрана почетным членом Американской академии искусства и литературы. Два современника, лично знакомых с поэтессой, два русских эмигранта — журналист Ольга Карлайл и поэт Иосиф Бродский — пишут для Vogue эссе о русской поэтессе. Карлайл вспоминает слова бывшего мужа и вечного друга Ахмадулиной, Евгения Евтушенко: «Белла — не поэтесса. Уверяю тебя, она — поэт. Настоящий поэт, чистый поэт». Весной 1977-го Белла Ахмадулина получила разрешение на выезд в США. По этому поводу Карлайл и ее муж пригласили Беллу в Коннектикут на домашний ужин, где собрались близкие друзья Ольги, увлеченные русской поэзией. «Вечером, когда все гости ушли, я сидела одна за длинным обеденным столом. Глядя на красные анемоны и голубой ирис, которые принесла Белла, я думала о тайной силе цветов, которые умирают каждую зиму и возвращаются к жизни весной. И о тайной силе Беллы Ахмадулиной, женщины и поэта, которая в суровые времена в суровой стране сумела выжить и расцвести».

Иосиф Бродский с пренебрежением относился к Ахмадулиной. Он причислял ее к популистам, считая, что поэзия не должна служить власти. Однако, получив заказ от Vogue, Бродский согласился написать о ней. Эллендея Проффер Тисли, близкая подруга Бродского и основательница издательства «Ардис», где печатались переводы русских поэтов и писателей, напишет потом: «...летом 1977 года Иосиф позвонил Карлу и удрученно сообщил, что «Вог» заказал ему статью о Белле Ахмадулиной, которая приехала в Нью-Йорк. Он проклинал себя за то, что согласился, и сказал, что не мог отказаться от денег. Но, по мнению Карла, отказаться он не мог от того, чтобы его имя появилось в “Воге”».

Статья была названа «Зачем российские поэты». С полным переводом текста можно ознакомиться по этой ссылке. О Белле Ахмадулиной Бродский написал следующее:

«Хороший поэт — всегда орудие своего языка, но не наоборот. Хотя бы потому, что последний старше предыдущего. (...) Ахмадулина — совершенно подлинный поэт, но она живет в государстве, которое принуждает человека овладевать искусством сокрытия собственной подлинности за такими гномическими придаточными предложениями, что в итоге личность сокращает сама себя ради конечной цели. Тем не менее, даже будучи искаженным, центростремительное сокращение их обеих, ее и ее лирической героини, лучше, чем центробежное неистовство многих коллег. Потому хотя бы, что первое продуцирует высочайшую степень лингвистической и метафорической напряженности, тогда как второе приводит к бесконтрольному многословию и — цитируя Ленина — политической проституции, которая, по существу, является мужским занятием».

Материал получился честным, правдивым и слегка лестным, что было сюрпризом не только для близких поэта, но и для самого Бродского: «После встречи с Беллой Иосиф позвонил и сообщил нам нечто неожиданное: он сам не мог устоять перед ее обаянием. «Не понимаю, что со мной произошло», — сказал он».

На соседней странице Vogue публикует «Сказку о дожде» в нескольких эпизодах, с диалогом и хором детей. «Поэма, полная неопределенности, нежности и страстной тоски по любви. Стихи, в которых женщина откровенно говорит о мрачных чувствах» из книги «Лихорадка и другие новые стихи», изданной на английском языке William Morrow & Co.

 Со мной с утра не расставался Дождь.

— О, отвяжись! — я говорила грубо.

Он отступал, но преданно и грустно

вновь шел за мной, как маленькая дочь.

Дождь, как крыло, прирос к моей спине.

Его корила я: — Стыдись, негодник!

К тебе в слезах взывает огородник!

Иди к цветам! Что ты нашел во мне?

Меж тем вокруг стоял суровый зной.

Дождь был со мной, забыв про все на свете.

Вокруг меня приплясывали дети,

как около машины поливной.

Я, с хитростью в душе, вошла в кафе.

Я спряталась за стол, укрытый нишей.

Дождь за окном пристроился, как нищий,

и сквозь стекло желал пройти ко мне.

Я вышла. И была моя щека

наказана пощечиною влаги,

но тут же Дождь, в печали и отваге,

омыл мне губы запахом щенка.

Я думаю, что вид мой стал смешон.

Сырым платком я шею обвязала.

Дождь на моем плече, как обезьяна,

сидел. И город этим был смущен.

Обрадованный слабостью моей,

он детским пальцем щекотал мне ухо.

Сгущалась засуха. Все было сухо.

И только я промокла до костей.