Blueprint
T

Икона стиля: Палома Пикассо

Текст:
Марина Бакиева

Она носила красную помаду, когда еще никто в Париже на нее не осмеливался, ее экстравагантная манера одеваться вдохновляла Ива Сен-Лорана и Карла Лагерфельда, а коллекции ювелирных украшений для Tiffany & Co. выделялись яркостью и массивностью среди других серий марки — рассказываем про Палому Пикассо, дочь художника, которая создала собственное наследие.

{"points":[{"id":1,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":0}},{"id":3,"properties":{"x":0,"y":0,"z":0,"opacity":1,"scaleX":1,"scaleY":1,"rotationX":0,"rotationY":0,"rotationZ":5}}],"steps":[{"id":2,"properties":{"duration":5,"delay":0,"bezier":[],"ease":"Power0.easeNone","automatic_duration":true}}],"transform_origin":{"x":0.5,"y":0.5}}

С момента рождения над Паломой нависла тень славы отца, хотя ее мать, французская писательница Франсуаза Жило, ушла от художника, когда Паломе было всего четыре. Не желая довольствоваться безликим статусом «дочери Пикассо», она активно искала свое призвание: в 9 лет нарисовала первую картину, в 12 сшила первое платье, а в 15 — смастерила украшение. «Когда мне было 14 или 15, я чувствовала себя очень неспокойно. Тогда я брала в руки карандаш только для того, чтобы записать что-то. Я очень боялась, что стану художником», — позже вспоминает дизайнер в интервью Washington Life.

Ее имя означает «голубка» на испанском и отсылает к эмблеме Всемирного конгресса сторонников мира, которую нарисовал Пабло Пикассо как живописный антоним его картине «Герника». Позже в беседе с Энди Уорхолом для Interview она признается: «Это очень красивое имя. Это лучший подарок, который когда-либо я получала. К тому же это слово прекрасно звучит на любом языке».

Во время учебы в Нантском университете Палома стала создавать одежду для авангардных театральных постановок. Для одной из героинь Пикассо придумала ожерелье из фальшивых бриллиантов. Нашла она их на блошином рынке: пришлось оторвать от топа, принадлежавшего танцовщице кабаре «Фоли-Бержер». Эта история и подтолкнула ее всерьез заняться украшениями: Палома поступила на курсы ювелирного искусства, а чуть позже подтвердила свое мастерство, работая для греческого бренда Zolotas.

Каждое лето девушка проводила в доме Пикассо на юге Франции, где постоянными гостями были знаменитости вроде Жоана Миро или Жана Кокто. Привыкнув к творческой атмосфере, собственных друзей она подбирала того же образа и статуса — молодые и амбициозные представители парижской богемы. Так, волей случая один друг привел Палому в мастерскую Ива Сен-Лорана. Оглядев черное платье 1940-х годов с огромными плечами, купленное на барахолке, огромный розовый тюрбан с серыми перьями и украшения ее собственного дизайна, дизайнер окрестил ее новой Глорией Свенсон и предложил разработать украшения для следующей коллекции. Через год Сен-Лоран использует в качестве мудборда ее образы, и в коллекции «Скандал» 1971 года появятся платья с перьями и принтом губ, яркие шубы.

Палома дружила с Ивом вплоть до его смерти. Именно он стал автором ее свадебного наряда, когда Пикассо выходила замуж в первый раз, за аргентинского драматурга Рафаэля Лопеса-Санчеса. На церемонии Палома предстала в белом брючном костюме, красной блузе с оборками и кожаными перчатками в тон, а на банкете — в красном платье от Карла Лагерфельда. Вечеринка проходила у него дома, и тогда Палома выступила настоящим фэшн-дипломатом: это был один из немногих вечеров, когда два дизайнера, забыв о профессиональном противостоянии, отплясывали фламенко. 




Палома прославилась спокойным отношением к собственному телу и наготе. Она дебютировала в одной из четырех новелл фильма «Аморальные истории» польского режиссера Валериана Боровчика в 1974 году. Ей досталась роль Эржебет Батори, и практически без слов ей удалось воплотить нрав одной из самых жестоких графинь в истории. Кинокритики были в восторге, и Палома даже думала продолжить актерскую карьеру: девушка мечтала сыграть Коко Шанель, с которой ее отец работал над костюмами для балета Дягилева. Но по непонятным причинам съемки фильма так и не начались.




Обнажаться Палома не стеснялась не только на киноэкране: для Хельмута Ньютона она позировала топлес и в платье от Лагерфельда с одной оголенной грудью задолго до Ники Минаж, а Антонио Лопес создал серию фотографий, где она позировала в одном пуховике. Эта история сорокалетней давности выглядит настолько современно, что вполне могла бы сойти за лукбук нынешней Balenciaga.




Про ее умение подавать себя можно слагать легенды: на суд по делу о распределении наследства отца знаменитость пришла в откровенном розовом платье, подвязанном шарфом, а на бал к друзьям в Венеции — вовсе без туфель, в одних чулках. В ее гардеробе винтажные вещи из прошлого века соседствовали с творениями Madame Grès и Georges Rech, она носила бархатные чокеры с топазами, когда это еще не было мейнстримом. С возрастом ее стиль все больше балансировал на грани между нарочитой женственностью и отчаянной маскулинностью: на вечеринках Палома часто появлялась в пиджаке с мужского плеча на голое тело и строгих брюках. Ей удалось создать тот образ эмансипированной молодой женщины, которая выстроила блестящую карьеру без посторонней помощи. Даже на фоне эпатажных личностей, которыми была переполнена Studio 54, она выделялась своим видом благодаря одежде с этническими узорами, меховым шляпам-таблеткам и массивным украшениям.



Впрочем, украшения всегда были ее главной страстью. Пока другие девушки мечтали получить что-то от Tiffany & Co. в подарок, Палома мечтала это создавать. В компанию она попала только со второй попытки — в первый раз вместо нее взяли Эльзу Перетти. В следующий раз ей повезло больше: место креативного директора бренда уже занимал Джон Лоринг, с которым она была знакома благодаря Пегги Гуггенхайм. Он предложил Паломе сделать тестовое задание, с которым она справилась блестяще, и в 1980 году подписала контракт. На первую коллекцию Graffity ее вдохновил переезд в Нью-Йорк и его разрисованные здания. Все последующие коллекции так или иначе связаны с ее личной историей: Venezia посвящена городу, который стал для нее местом взросления и восприятия себя как отдельной от семьи личности, Marrakesh — дому в Марокко, Dove — дань памяти Пабло Пикассо. Тогда она нарисовала более 200 эскизов, чтобы голуби не были похожи на тот самый логотип, созданный ее отцом.





Помимо работы дизайнером ювелирных украшений в Tiffany & Co. Палома вместе с первым мужем основала собственный бренд. В 1984 году компания Paloma Picasso выпустила сумки, пояса, постельное белье, и за эту работу американский Совет дизайнеров моды присвоил Паломе звание лучшего дизайнера аксессуаров года. В том же году она подписала контракт с L’Oréal на создание трех ароматов. Для первого, под названием Paloma Picasso, она не просто поместила свое имя на флакон, но и снялась в кампании авторства Ричарда Аведона. Понимая, что было бы глупостью не монетизировать свою визитную карточку — красную помаду, в 1987 году она создала для L’Oréal оттенок Mon Rouge. До выхода собственного цвета Пикассо предпочитала всего два варианта от Revlon — Certainly Red или Love That Red. И хоть от фирменной красной помады она давно отказалась, все равно осталась одной из самых ярких женщин своего поколения. А может, и нашего тоже.



{"width":1200,"column_width":102,"columns_n":10,"gutter":20,"line":40}
false
767
1300
false
true
{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}
{"css":".editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}"}
true