Отмечаем Bloomsday

Завтра, 16 июня, во всем мире пройдет Bloomsday, день главного героя «Улисса» Джеймса Джойса, Леопольда Блума. Центр Вознесенского пригласил 70 героев современной культуры — в том числе Алену Долецкую, Гладстона Махиба, Анну Наринскую, Валерия Печейкина, Илью Осколкова-Ценципера — прочитать фрагменты великого произведения в благотворительном марафоне в поддержку региональных больниц. Полная трансляция чтений со всеми героями пройдет завтра, на странице Центра Вознесенского в YouTube.

Читают Илья Осколков-Ценципер и Валерий Печейкин

Эпизод 3

«В лоне греховной тьмы и я был сотворен, не рожден. Ими, мужчиной с моим голосом, с моими глазами и женщиной-призраком с дыханием тлена. Они сливались и разделялись, творя волю сочетателя. Прежде начала времен Он возжелал меня и теперь уж не может пожелать, чтобы меня не бывало. С ним lex eterna. Так это и есть божественная сущность, в которой Отец и Сын единосущны? Где-то он, славный бедняга Арий, чтобы с этим поспорить? Всю жизнь провоевал против единосверхвеликоеврейскотрах – бабахсущия. Злосчастный ересиарх. Испустил дух в греческом нужнике – эвтанасия. В митре с самоцветами, с епископским посохом, остался сидеть на троне, вдовец вдовой епархии, с задранным омофором и замаранной задницей»

«Вздувшийся труп собаки валялся на слое тины. Перед ним — лодочный планшир, потонувший в песке. Un coche ensable, назвал Луи Вейо прозу Готье. Эти грузные дюны — язык, принесенный сюда приливом и ветром. А там каменные пирамиды мертвых строителей, садки злобных крыс. Там прятать золото. Попробуй. У тебя есть. Пески и камни. Обремененные прошлым. Игрушки сэра Лута. Берегись, как бы не получить по уху. Я свирепый великан, тут валуны валяю и по костям гуляю. Фу-фу-фу. Чую, ирландским духом пахнет. Точка, увеличиваясь на глазах, неслась на него по песчаному пространству: живая собака. О боже, она набросится на меня? Уважай ее свободу. Ты не будешь ничьим господином и ничьим рабом. У меня палка. Сиди спокойно. Подальше наискось бредут к берегу из пенистого прилива чьи-то фигуры, две. Две марии. Надежно запрятали ее в тростниках. Ку-ку. Я тебя вижу. Нет, собаку. Бежит обратно к ним. Кто?»

Эпизод 11

Читает Анна Наринская

«За бронзой золото услыхало цокопыт сталезвон. Беспардон дондондон. Соринки, соскребая соринки с заскорузлого ногтя. Соринки. Ужасно! И золото закраснелось сильней. Сиплую ноту флейтой выдул. Выдул. О, Блум, заблумшая душа. Золотых корона волос»

Эпизод 12

Читает Гладстон Махиб

«Стало быть, входит Мартин и спрашивает, где Блум. — Где ему быть? — отвечает Ленехан. — Обирает вдов и сирот. — Правда это или нет, — спрашивает Джон Уайз, — то, что я рассказывал Гражданину про Блума и его связи с Шинн Фейн? — Да, это правда, — говорит Мартин, — или, по крайней мере, так про него наушничают. — Это кто же наушничает? — спрашивает Олф. — Я, — отвечает Джо. — У меня шапка с наушниками»

Эпизод 16

Читает Алена Долецкая

«Осторожно, чтобы не выпали „Прелести...“, напомнившие ему, кстати, о просроченной книге из библиотеки на Кейпл-стрит, он извлек бумажник и, бегло просмотрев содержавшееся в нем содержимое, наконец...

— Между прочим, как вы считаете, — сказал он, выбрав после колебания одну поблекшую фотографию и положив ее на стол, — вот это испанский тип?

Стивен, поскольку обращались к нему, взглянул на фотографию, где была снята дама солидных размеров, в зрелом расцвете женственности, довольно открыто демонстрировавшая свои пышные телеса в вечернем платье с вырезом, нарочито низким, дабы щедро и откровенно, а не каким-нибудь туманным намеком, явить на обозрение прелести корсажа, с нарочитой серьезностью, полураскрыв полные губки, так что слегка виднелся жемчуг зубов, она стояла у рояля, на котором лежали ноты „В старом Мадриде“, прекрасной по-своему баллады, необычайно модной в те дни»