Будущее креативных индустрий

7 сентября в Парке Горького на Российской креативной неделе прошла дискуссия «Культуртрегер: роль институций в развитии креативных индустрий», которую модерировал редакционный директор The Blueprint Александр Перепелкин. На дискуссии Николай Палажченко, Антон Белов, Катрин Борисов, Виктория Кондрашова и Алексей Рыбников обсуждали, насколько важна свобода в России и прозрачность в тратах институций на фуршеты. Приводим основные тезисы.

Кто формирует креативную индустрию?

Николай Палажченко, арт-менеджер и куратор:

Три типа субъектов. Это отдельные личности, которые возглавляют институции, занимают в них ключевую роль или вовсе их заменяют. В центре культурных индустрий находится человек: художник, музыкант, режиссер, актер, писатель. Второй участник — это медиа, которые формируют креативную среду в современном мире. Вся аудитория музеев, галерей, музыкальных событий — постоянно растущая аудитория — и делает креативные индустрии прибыльными. Поэтому роль медиа сейчас трудно переоценить. И третий участник, который все склеивает, цементирует, находит ниши и заполняет лакуны, — это как раз институция. Она может генерировать прибыль, которая потом опять же отправляется в институции. Институция может быть некоммерческой — сейчас очень много частных инициатив. Государство сейчас тоже пытается помогать институциям — и совершенно искренне, как на уровне регионов и на уровне Департамента культуры Москвы, так и на уровне Министерства культуры.

В каком состоянии креативная индустрия в Москве сейчас?

Алексей Рыбников, директор аналитического центра EY:

Из отдельно стоящих направлений культуры сегодня сформировалась целая креативная индустрия — работающая, в которую вовлечено огромное количество людей. В прошлом году московское правительство огласило следующие цифры: в креативной индустрии занято полмиллиона человек, и они производят 9% ВРП Москвы. Во всем мире креативные индустрии составляют 3% ВРП, и это самый быстрорастущий сегмент [экономики], который вслед за своим ростом приводит к развитию инфраструктурных и социальных проектов. Буквально месяц назад вышло исследование одной из российских телеком-компаний, где были показаны потребительские изменения за первые сто дней изоляции. Оказалось, что люди не только стали проводить больше времени на ресурсах для взрослых, но гораздо больше времени они стали уделять своим хобби, искусству, чтению.

Достаточно ли бизнес поддерживает креативную индустрию?

Антон Белов, директор музея «Гараж»:

Мы недостаточно финансируем художников и креаторов. Любой бренд, который будет инвестировать в создание чего угодно, от произведений искусства до рубашек, в перспективе 50 лет обязательно выигрывает: на инсталляции этого художника будет указано, что он получал стипендию от этого бренда.

Давайте признаемся честно, большому бизнесу трудно поддерживать креативные индустрии: потому что он не понимает, что это; в этом работают, как правило, люди весьма специфические; бизнес не понимает, какой от этого может быть долгосрочный выхлоп. И конечно, государственная механика в поддержке креативных индустрий была бы очень полезна.

Фандрайзить в России на культуру очень тяжело, и это понимают все. Потому что у нас есть множество более острых проблем: любому, у кого есть Instagram, пишут часто «давайте соберем Мише на лечение». Когда Билла Гейтса спросили, почему он не дает деньги на культуру и искусство, он ответил, что в Африке дети слепнут. А у меня в этом случае происходит внутренний спор: да, ты их можешь вылечить, но что они увидят, если вылечатся? Понятно, что мы еще базовые вопросы не закрыли, но тем не менее культура важна для всего.

Виктория Кондрашова, директор фонда Aksenov Family Foundation и генеральный директор RDI:

У западных брендов есть корпоративная ответственность и стратегия. И наш семилетний опыт показывает, что российским брендам крайне необходима фасилитация. Основная роль институции, которую возглавляю я, как раз заключается в этой нише: фасилитации понимания русского бренда. В России это происходит исключительно на личных интересах конкретного топ-менеджера, а его интерес часто считывается интуитивно: человек пришел в музей и на что-то посмотрел, сказал что-то с особенной интонацией. Это настолько неочевидные для большого мира триггеры, после которых в России нужно начинать коммуникацию и делать поддержку культуры частью корпоративной айдентики этого бренда.

Катрин Борисов, арт-директор галереи RuArts:

Мы небольшой частный фонд и несколько раз пытались устраивать сотрудничества с банками, которые хотели с нами ассоциироваться, но в итоге все заканчивалось какими-то маленькими мероприятиями в галерее. У конкретных банков были конкретные задачи, которые никак, к сожалению, не соотносились с интересами нашей институции, а касались их активаций.

С государством мы работаем редко и очень аккуратно. Слава богу, у нас были очень хорошие проекты, и все получалось: чаще всего мы сотрудничали с музеями. Музеи дают нам возможность показать большой аудитории художников, которых, может быть, иначе большие институции и не заметили бы. Наше исследование стрит-арта вылилось в большой проект «Части стен», который мы сделали с санкт-петербургским Манежем, и так мы побили его рекорд посещаемости на тот момент. А книга по мотивам исследования и сегодня служит опорой всем, кто пишет курсовые, диссертации или дипломные работы по стрит-арту. Это очень важно, и для институции тоже. Но в основном нас поддерживают только меценаты, а бизнес пока не приходит — хотя мы очень ждем.

Что должно измениться, чтобы креативная индустрия расцвела?

Антон Белов, директор музея «Гараж»:

Все мы прекрасно понимаем, что креативная индустрия расцветает там, где есть свобода. И эта свобода дарует людям возможность не скрывать свои таланты, свои «я». Как обеспечить это ощущение свободы людям, когда у всех есть страх? Если вам нужно спросить дорогу у полицейского, подойдете ли вы к нему с вопросом, как пройти туда-то? Я никогда в жизни не подойду. Даже когда дэпээсник меня останавливает, мне страшно. Притом что я не пью, у меня все документы в порядке, этот страх у меня есть. Невозможно развиваться, когда нет свободы. Это принципиальный момент. Почему важно, чтобы Cosmoscow, blazart и Garage, например, работали вместе? Потому что, когда мы объединяемся для фестиваля, сразу появляется дух свободы. И, мне кажется, если его сделать постоянным в течение года, поменять параметры свободы, креативной экономике ничего не надо будет — она сама зацветет. Второй параметр, который я уже упоминал, что нужно инвестировать в самый низ: в художников, креаторов, ремесленников.

Николай Палажченко, арт-менеджер и куратор:

На пленарном заседании губернатор Нижегородской области вспоминал атомный проект — когда физики-ядерщики придумывали атомную и водородную бомбы, а все это курировал Берия. Половина ученых сидела в шарашках, но это не отменяло духа свободы. Это, наверное, один из самых ярких опытов создания креативной среды и накачивания ее ресурсами — в данном случае науки — если приводить самые жуткие примеры.

Сейчас время более либеральное, страна очень меняется. Те, кому до 30, — у них вообще другое ощущение той среды, где они живут. Они живут не только и не столько в мире, где есть гаишники, росгвардейцы и какие-то наследники НКВД, а они живут в мире очень открытом и видят людей по всему миру, которые слушают ту же музыку, играют в те же компьютерные игры. Эти люди сформировались при Путине, который правит в стране 20 лет, и при этом, как ни странно, путинская эпоха — зона существования очень свободных внутренне людей. Поэтому я не стал бы драматизировать. Мне кажется, мы живем в очень интересное время с очень высоким уровнем внутренней свободы, которая как бы никем не дана сверху, она просто есть.

Катрин Борисов, арт-директор галереи RuArts:

В Московском музее современного искусства недавно была выставка Евгении Васильевой. Думаю, мы все понимаем, почему эта выставка там случилась. Люди, которые принимали решение о том, быть ей там или не быть, были поставлены в такие условия, когда не быть этой выставки там не могло. И флигель на Гоголевском был отдан «художнице» Евгении Васильевой.

Частная институция могла бы отказаться от этой выставки, а государственная не смогла. И очень жаль. Я испытала чудовищное разочарование, что мои коллеги, видимо, не имели возможности сказать нет, — потому что я не верю в то, что они сделали это осознанно. Просто не имели возможности отказать кому-то в выставке в Московском музее современного искусства. Что нужно сделать государству — так это прийти в себя и понять, что художник — это просто самый первый человек, как сказал Антон, на которого мы должны ориентироваться. Но, к сожалению, мы их не слышим и не видим. И просто, по-честному, игнорируем.

Что нужно художнику?

Антон Белов, директор музея «Гараж»:

У нас есть видеопроект Кирилла Глущенко с нежной историей про то, как типографию из Калининграда директор хочет перевезти в Москву, чтобы выжить; а главный художник и другие люди не хотят переезжать и боятся потерять свою идентичность. Это абсолютно пронзительная история, она задевает, пока ее смотришь, понимаешь, что эта история — про тебя. Эта инсталляция — один из примеров небольшого проекта с небольшим количеством инвестиций, но фантастическим эффектом.

Мы без конца обсуждаем, что нужно сделать. Да ничего особенного! Вы в своем регионе здание раздолбанное почините и отдайте художникам. Дайте им клей, выделите по 20–40 тысяч рублей в месяц каждому художнику просто на содержание и проживание. И все, ничего больше не нужно!

Что нужно художнику, креатору? Ему просто нужно не ходить на работу каждый день. Не доказывать родителями, что он не идиот, наркоман, гомосексуал, чудовище, которое рушит всю историю семьи этим идиотизмом. Ему нужно просто самоуважение и возможность оплачивать свой хлеб, проездной, пиво с друзьями раз в неделю. Поверьте мне, если в десяти регионах мы создадим такую прослойку, через пять лет будет целая плеяда технологов, поваров, креативных ученых.

У каких бизнесов этично принимать деньги — и как их этично тратить?

Виктория Кондрашова, директор фонда Aksenov Family Foundation и генеральный директор RDI:

Как только вы выстраиваете систему, в которой есть понимание, как ты тратишь деньги, вы сразу же получаете больше поддержки. Когда можете объяснить все от точки входа до точки выхода, показать transparency потока, фандрайзинг на любой проект будет проходить легче. Для институции важно выстраивать прозрачные механизмы: не только откуда приходят деньги, а еще во многом о том, как они тратятся. В Америке есть прекрасная работающая схема спонсоров — они входят в борды. И тот функционал, который дает проект спонсору в рамках этого борда, очень действенный инструмент: когда вся инфраструктура прозрачно построена, все происходит качественнее. Возможность для диалога с государством, например, не то чтобы есть, но она растет с каждым днем. Во всех моментах есть образовательный элемент для тех, кто дает деньги. Поэтому нужно прописывать каждый шаг: где, что и как вы имеете право делать как спонсор.

Катрин Борисов, арт-директор галереи RuArts:

То, кто откуда берет деньги и на что их тратит, — это очень тонкий лед. Я, конечно же, за прозрачность и, как говорит одна моя подруга, чтобы мы все стояли на коленях перед истиной. Но у нас есть некоторые фонды, которые находятся в не очень ловком положении, притом делают много. И каждый из нас может попасть в такую не очень ловкую ситуацию. Про финансирование все понятно. У «Гаража» есть финансовая отчетность, и всем было бы хорошо брать с них пример. Но если мы говорим про этику в целом, то это другой вопрос для другой дискуссии.

Что будет дальше?

Антон Белов, директор музея «Гараж»:

Многие маленькие музеи сейчас будут закрываться. Кто-то будет перетрансформироваться. И в этом нет ничего плохого, потому что для культуры это оздоровление. Признаемся честно, французская культура жила за счет государства. Это чудовищно. Это просто какое-то социалистическое государство, которое разбаловало культуру. В Америке мы видим то же самое. Я, честно говоря, ненавижу борды. Надеюсь, борды в нашей организации появятся только после того, как я уже уйду. Когда диктуют, что выставлять, а что нет, кого назначать директорами музеев, а кого — нет, это ужасно. Из-за бордов случится и финансовый кризис. Это же гениальная история: борд делает подарок институции тех художников, которые есть в коллекции, тем самым повышая ценность коллекции. Например, куратор, имея своих людей в борде, интригует против главного куратора или директора и убирает его.

Как говорит великий Рем Колхас, все большие институции погибнут. У некоторых музеев огромные пространства, которые они не знают, как использовать. И думаю, сейчас будет кризис больших институций. Все музеи и фонды будут иначе функционировать. Они будут уменьшаться, трансформироваться, дробиться.