Самые красивые фильмы Венецианского фестиваля
7 сентября закончился Венецианский кинофестиваль — один из самых престижных в мире. В этом году его отборщики и жюри показали удивительную широту кругозора и констатировали, что деление на «высокое» и «низкое» искусство окончательно устарело: впервые в истории фестиваля в нем победил фильм по комиксу, «Джокер». Мы выбрали лучшие выходы красной дорожки, а Алиса Таежная побывала в Венеции и выбрала из программы этого года пять фильмов с собственным стилем и настроением, вдохновленные искусством и сложной визуальной культурой вокруг нас.
1. Джокер
Тодд Филлипс
Депрессия большого города + «Тёмный рыцарь» + Мартин Скорсезе
Главная сенсация фестиваля — мрачный фильм о постепенном соскальзывании в психоз, снятый режиссером «Мальчишника в Вегасе» и с Хоакином Фениксом в роли Джокера. Точнее, его еще зовут Артур Флек, и он — неудачливый клоун из маленьких непопулярных постановок, чьи мечты рухнули, как должны были рухнуть мечты большинства жителей Готэма. Клоун уволен и вынужден перебиваться унизительными подработками, обреченный город переживает нашествие крыс, но по телевизору показывают совсем другую жизнь — восхождение политика Томаса Уэйна.
Нищая жизнь Артура на победы Уэйна никак не похожа. В его Готэме часто идет дождь или невыносимо душно: маленькие комнатки похожи на клети, а в лифте еле помещаются двое. Блеклый свет, старая краска неприятного цвета на стенах, дешевая еда, больная мама с землистым цветом лица — то, что окружает Артура, пока он старается не сойти с ума от нищеты. Режиссер фильма Тодд Филлипс передает эту влажность, грязь и спертый воздух через тесные пространства, замшелые текстуры, насыщенные темные цвета и дрожащее освещение. Да, в Готэме проблемы с экологией, электричеством, транспортом и безопасностью. Главные цвета здесь — черный, темно-синий, грязно-зеленый и болезненно-желтый: выбираясь из этой палитры, Джокер ненадолго приходит в себя, но дальше снова проваливается в сумасшествие. У богатых и успешных другая реальность и другие цвета — прохладные и благородные.
Хоакин Феникс, получив в наследство роковой образ, созданный Хитом Леджером, придает ему новое измерение, в первую очередь физиологическое. Злодей в фильме Филлипса становится буквально осязаемым — вы видим его раздетым, битым, поруганным, плачущим, уставшим человеком без рокового грима. К любой маске нас ведут годы опыта: у Джокера он по-настоящему трагичный. Так, на каждом шагу здесь разбросаны отсылки к депрессивному фильму Мартина Скорсезе «Король комедии» — а заодно и к Нью-Йорку «Таксиста». И герой тут почти тот же: униженный и уставший шутник превращается в главного маньяка обреченного города.
2. Эма
Пабло Ларраин
Индустриальные пляжи + стрит-стайл + современный танец
В сюжете Пабло Ларраина сочетается несколько разных жанровых историй, и каждая диктует свою визуальность. В первую очередь это семейная драма об отчуждении и расставании, рассказанная через портреты главных героев — метущейся экстремальной Эмы и ее более сдержанного (или пытающегося казаться сдержанным) партнера Гастона. Танцовщица и ее режиссер-постановщик пытаются разобраться в отношениях, тоскуют по отданному в приют общему ребенку и пытаются договориться, как им жить и какое искусство делать.
В «Эме» много крупных планов, снятых запредельно близкой камерой, — немного в стилистике Эммануэля Любецки (постоянного визуального соавтора Терренса Малика, Альфонсо Куарона и Алехандро Иньярриту). Так дыхания, повороты головы и выражения лица главных героев постоянно перед глазами зрителей — буквально. Другая ключевая черта «Эмы» — ее тактильность, попытка преодолеть рамки тела между персонажами и зрителями, чем в принципе исторически активно занимается латиноамериканский кинематограф — те же Иньярриту и Куарон, а также Карлос Рейгадас («Наше время», «После мрака свет»), Гаспар Ноэ (француз, но с аргентинскими корнями) и Себастьян Лелио («Фантастическая женщина»).
Приближение персонажей, передача их динамики и энергии зрителям — важный прием «Эмы», для чего Ларраин выбирает и идеальную сюжетную обстановку — танцевальный коллектив. Физическая открытость и готовность танцоров выражать переживания через движения, а не через слова, делает их единым и расщепляемым организмом. Танец Эмы и ее подруг из данс-компании — бессловесный способ разрушить устои: театра, условий, по которым живут зрители и актеры, а главное — любви. На выходе получается драма о том, как тело работает проводником в передаче уникального опыта: болезненного, но наполненного важными открытиями.
Танцевальная группа в сюжете «Эмы» — выборка талантливых уличных актеров: здесь сразу приходит на ум «Экстаз» Гаспара Ноэ, где режиссер нашел всех действующих лиц в реальности — в клубах, на улице, в нестудийных условиях и без кастингов. Герои «Эмы» тоже «берут это на улицах и несут сюда» — шатаются по нетуристическому городу, подглядывают, как двигаются ребята на улице, самобытно подворовывают у стриткультуры манеру одеваться и двигаться. Отсюда — расслабленный эклектичный стиль в одежде, спортивные бренды, отрицание как подиума, так и безликого нормкора. По Ларраину именно этим и питается современное искусство и театр: аутентичностью, которую выносят на сцену, и иногда этим убивают.
Неформальное общение, секс, вечеринки, жизнь в городе Эмы никак не сочетаются с прилизанным, хоть и прогрессивным арт-высказыванием — и фильм Ларраина получился главным образом об этом. Невозможность найти свою сущность и подать ее в понятной упаковке — главную героиню все равно будет болтать между любимым ей реггетоном, уличными спортплощадками, театральной сценой и комнатой, где она проводит время с ребенком. Жизнь не вмещается в кадр: в нем слайдами будут постоянно чередоваться порт Вальпараисо, нагеленные белые волосы главной героини, смелые эротические сцены и неоновый блеск домашних вечеринок.
3. Брачная история
Ноа Баумбах
Американский кэжуал + Нью-Йорк против Лос-Анджелеса + Ингмар Бергман и Вуди Аллен
«Брачная история» — фильм благовоспитанного человека из хорошей семьи с хорошим вкусом, и это сразу бросается в глаза. Ноа Баумбах снимает о жизни, которую знает очень хорошо, пропуская своих героев через мягкие фильтры съемок The Gentlewoman и Fantastic Man. Ноа Баумбах вырос в семье американских литераторов из Бруклина и отлично понимает, как выглядит интеллектуальный инди-шик: добротный кэжуал, функциональный простой интерьер с недорогими работами друзей-художников на стенах, стиль, не мешающий человечности.
Для своей драмы о разводе нью-йоркских актрисы и режиссера он выбирает известные бруклинские локации: светлые квартиры и кабинеты американцев с развитым чувством прекрасного. Герой Адама Драйвера — непринужденный, немного небрежный и неформальный — каким и полагается быть чуткому режиссеру, не потерявшему связь с реальностью. Его жена в исполнении Скарлетт Йоханссон — мягкое сочетание эмпауэрмента и городской женственности: ее обычный дневной образ лишен глянцевого шика, зато в черной одежде на театральной сцене проявляет самые интересные черты.
Конфликт фильма начинается, когда перед бракоразводным процессом жена решает уехать попробовать свои силы в Калифорнии, берет общего ребенка в путешествие и передумывает возвращаться. И здесь мы видим, как раскалывается не просто их брак, но и Америка — суетливая, но ищущая экспериментов нью-йоркская богема и самодовольный калифорнийский престиж. В первом случае — зудящий и громкий город, где за каждым шумным переулком еще можно найти множество человеческих историй. Во втором — свободные хайвеи, пальмы и огромные особняки, где люди с трудом проживают эти человеческие истории, но готовы платить огромные деньги тем, кто умеет их рассказывать.
Симпатии Баумбаха очевидны — он невольно защищает не столько героя-мужчину, сколько важные нью-йоркские ценности: сразу вспоминается «Энни Холл», где влюбленная пара не выдержала испытание Калифорнией и с облегчением переехала на Манхэттен. Дом супругов Барберов в «Брачной истории» — это пастель, естественные благородные цвета (молочно-белый, охра, лен, пыльно-синий), реальность Калифорнии — как будто позолоченная и ослепляющая, поданная не только визуально, но и в манере персонажей представлять себя. Каждый раз, когда Ноа Баумбах хочет рассказать о самом интимном, он приглушает цвета и подходит поближе — как будто поцеловать любимого человека при зажженном ночнике. Когда хочет высмеять выродившуюся американскую мечту — усиливает контрастность, добавляет яркости цветам и вводит пару персонажей с пугающим круглогодичным загаром.
4. Прачечная
Стивен Содерберг
Блеск нуворишей + скромное обаяние среднего класса + китч телемыла
«Прачечная» Стивена Содерберга — сатира о глобальном мошенничестве, и блеклые цвета ей ни к чему: это разоблачающее и ехидное кино о мире, где все потеряли голову, а борьба за справедливость — миссия для Дон Кихота. Главная героиня — простая американская женщина, отправившаяся в отпуск (ее играет Мерил Стрип), теряет мужа во время несчастного случая на туристической лодке и несколько месяцев пытается добиться компенсации от страховой компании. В компенсации ей отказано, и она через адвоката начинает искать концы у мошеннической схемы, по которой страховая фирма скрывается от всех своих обязательств.
Приехав в Вегас, чтобы купить небольшую квартиру с видом мечты (на углу одной из улиц покойный муж сделал ей предложение в стародавние времена), она выясняет, что забронированные ею апартаменты проданы неизвестным русским за наличные. Так начинается крестовый поход американской обывательницы за возмездием — кто все эти люди, у которых столько денег, и откуда они их взяли? Ее реальность — товары из Walmart, набор активной американской пенсионерки в спортивных штанах и панамке, которая до сих пор живет с верой в американскую мечту.
Американская мечта XXI века тем временем сделана из чего-то другого: половину фильма мы наблюдаем за двумя основателями офшорной компании, которые с бокальчиками мартини стряпают дела, пока мир корчится в агонии. Шампанское рекой, представительные люди в лобби, сумки Louis Vuitton, парчовые костюмы, лоснящиеся благополучием лица — мир безнаказанности выдыхает на нас дым сигар и пахнет недопитыми май-тай на самых дорогих островах.
Лучше всего стилисты и художники-постановщики фильма сработали в двух эпизодах без суперзвезд. Первый — из жизни афроамериканского миллионера, чья интрижка с одноклассницей дочери оказывается для него непосильно дорогой. Китч южного особняка с золотыми украшениями в утро буднего дня, бассейном из реалити-шоу и новой машиной-игрушкой на месяц — сборный портрет нувориша, купившего себе набор для выживания в мире миллионеров. Второй эпизод — путешествие в загадочный Китай, где в гостиничном номере престижного отеля роковая китаянка выходит на коррупционные переговоры: обстановка прилизанного отеля, похожего на тюрьму для богатых, намекает на роковой неожиданный поворот.
Содерберг мастерски визуализирует социальное расслоение жирными, но уместными для сатиры мазками: церкви похожи на концертные залы, пенсионеры ходят гуськом, Вегас днем выглядит как дурной сон архитектора, на райских островах чуть не колышется задник — роскошь в «Прачечной» ворованная, ничем не подкрепленная и сомнительная, как кредиты на годы вперед, блестит глобальным надувательством.
5. Дом номер 7 по Черри Лейн
Юнь Фань
Азиатская психоделия + Марсель Пруст + сны сюрреализма
Сумасбродная анимация из Китая от режиссера, который анимацией никогда не занимался, — остроумная и ни на что не похожая история побега от реальности в романтический и сексуальный трип в декорациях китайских 1960-х. Мы многое знаем о Китае того времени благодаря цветной хронике, но Юньфань специально отвергает ее, чтобы придумать альтернативный мир — как будто закрытого от внешнего мира особняка на Черри Лейн, где перекрещиваются жизни нескольких героев.
Пока на улице Гонконга гудят демонстрации, молодежь машет красными книжечками Мао, а по бетонно-серым улицам скользят переполненные трамваи, домик на Черри Лейн живет по другим законам: то ли Ноттинг-Хилла, то ли «Ла Маре», то ли Бруклина. Молодой человек приезжает преподавать английский китайской юной студентке, влюбляет в себя ее красивую мать и мистическую соседку с верхнего этажа, а сам бредит Марселем Прустом. Все вокруг лабильно, а времена и события просто мягко перетекают друг в друга.
У «Дома номер 7 по Черри Лейн» не очень много общего с азиатской анимацией: не стоит ждать от фильма чего-то похожего на классическое аниме и мультфильмы Миядзаки. Куда точнее будут аналогии с криминальным чтивом «Хорошего дня» Лю Цзяня, «Паприкой» Сатоси Кона и какой-нибудь малоизученной редкостью вроде Pom Poko. Юньфань придумывает замечательный контраст — политического красного на улицах Гонконга и мистического красного внутри волшебного дома. В нем оживают коты с плавучими силуэтами, женщины одеваются слишком изысканно для китаянок, а никакого большого действия так и не будет — только эротические сны под сенью девушек в цвету.
