Бобу — Бобово

ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

По случаю выхода фильма «Совершенный незнакомец» музыкальный критик Иван Сорокин, поэт Михаил Постников и младший редактор моды Нелли Асриян хором воздают по заслугам — нет, не Тимоти Шаламе, а Бобу Дилану, которого он играет.

Боб Дилан как музыкант 

Совершенно неслучайно оказывается так, что главный и самый популярный жанр супергеройского кинематографа — становление героя, миф о возникновении костюма и суперсил. «Совершенный незнакомец» — ровно он и есть. И если костюм (о котором мы еще поговорим позже) мы видим уже на постере, то суперсилы раскрываются по ходу сюжета: гнусавый вокал уличного проповедника, позаимствованный у Вуди Гатри (кстати говоря, одного из героев фильма), умение запихнуть в песню с десяток персонажей, одинаковое уважение к фолку, рок-н-роллу и кантри, а также нежелание размещать себя в каких-либо жанровых рамках. Да, сюжет фильма Джеймса Мэнголда включает в себя чуть ли не самые известные образы, песни и романы Дилана. Но как и в случае с Бэтменом или Суперменом, сюжетов из жизни Боба хватит на добрую дюжину отдельных фильмов — причем каждый из них будет связан с отдельным творческим периодом певца.

Начнем примерно там же, где заканчивается «Совершенный незнакомец». Вот Дилан чуть не погибает в аварии на мотоцикле в 1966-м — и ему приходится отменить тур. От нечего делать он сидит в глуши вместе с группой The Band, записывая десятки песен, — и походя изобретает фолк-рок и кантри-рок. Вот Дилан сложно разводится в середине семидесятых — и записывает Blood on the Tracks, целый альбом горького автофикшна, на который с тех пор ориентируются все авторы терапевтических исповедей песенного формата. Вот Боб окольными путями приходит к евангелическому христианству — и отказывается от исполнения светского репертуара, выпускает несколько альбомов госпела и призывает прийти к Иисусу всех вокруг, включая продюсеров и музыкантов своей группы. Упертый блюз-рок в соавторстве с Марком Нопфлером, совершенно дезориентированное участие в записи того самого благотворительного сингла We are the world, The Traveling Wilburys (одна из самых неочевидных и самых популярных супергрупп в истории рок-музыки), даже проба пера в рэпе — все это дилановские восьмидесятые.

Примерно с середины девяностых Боб существует в качестве живого памятника тому, как выглядит верность себе вопреки пожеланиям рекорд-лейблов, — при этом его альбомы продолжают расходиться крайне впечатляющими тиражами. А эксперименты и не думают останавливаться: в двадцать первом веке артист выпустил старомодный даже по своим меркам рождественский альбом, крепко взялся за переосмысление джазовых стандартов и записал, возможно, лучший свой трек из числа фиксирующих историю США в двадцатом веке — Murder Most Foul, длящийся семнадцать минут рассказ об убийстве Джона Кеннеди.

Несложно себе представить ситуацию, в которой стареющий Тимоти Шаламе со все более скрипучим голосом пробует себя в госпеле, рэпе и джазе на съемках второго, пятого, десятого фильма о Бобе Дилане. Непонятно, хорошая ли это идея, но материала — как биографического, так и музыкального — точно хватит.

Боб Дилан как модник

Да и художнице по костюмам байопика «Совершенный незнакомец» Арианне Филлипс переодевать Тимоти Шаламе в Дилана разных эпох труда не составит — одежда в гардеробе музыканта четко разложена по полочкам (и десятилетиям). На старте карьеры, в начале 1960-х, Боб, что называется, «свой в доску»: щеголяет в свободных джинсах, клетчатых рубашках и рабочих сапогах — в общем, всем видом дает понять, что его фолк самый настоящий. Всего через несколько лет Дилан взялся за электрогитару для записи альбома Bringing it All Back Home, и вуаля — он уже на 20% битник и на 80% рокер: не обходится без кожаных курток, вельветовых пиджаков, узких джинсовых брюк, сапог на каблуках и пары солнцезащитных Ray-Ban Wayfarer, с которыми не расстается по сей день. Клетку на рубашках сменяет горох — и в отличие от остальной одежды чем ярче, тем лучше.

Впрочем, следуя именно этому девизу Дилан наряжается все 1970-е: его гардероб становится все более эклектичным — в прежние годы этот стиль назвали бы цыганщиной, но мы сейчас понимаем, что это просто беззастенчивый бохо. На рубашках расцветают узоры, жакеты переливаются всеми оттенками радуги, у курток отрастают меховые воротники, а на помощь очкам приходят эксцентричные шляпы и шарфы. Виновником такой трансформации стал тур The Rolling Thunder Revue — в его рамках с 1975-го по 1976-й Боб разъезжал с друзьями-музыкантами по провинциальным американским городкам и давал камерные концерты, воображая себя то ли кочевником, то ли ковбоем, то ли догадываясь, что это почти одно и то же.

В итоге шляпа, сапоги и куртка с бахромой остались с Диланом и в 1980-х — в его госпел-эпохе. Хотя в девяностых и нулевых музыкант вернулся к пиджакам и узким брюкам, но уже угольно-черным — образ, что так нравится Эди Слиману, уже бывшему креативному директору Celine. Кстати в 2023-м Дилан стал амбассадором бренда, снявшись для сенсационной рекламной кампании — в черной кожаной куртке, в солнцезащитных очках и с акустической гитарой. Впрочем, в отличие от Слимана зрители «Совершенного незнакомца» обожают самый ранний образ Дилана — и снимают тиктоки под хештегом #BobDylanCore в свободных джинсах, светлых рубашках и тонких куртках. Не забывают они и поэтично притворяться продрогшими, будто персонаж песни «Изида», променявший свое одеяло на обещание успеха. Но в случае Боба обещание, безусловно, сбылось.

Боб Дилан как поэт

Обсуждение поэтического таланта Боба Дилана зашло на очередной круг после неожиданного вручения ему Нобелевской премии по литературе в 2016 году с формулировкой «за создание нового поэтического выражения в рамках великой американской песенной традиции». Важно здесь именно упоминание песен: не за отдельные стихотворения, не за экспериментальный роман «Тарантул» (вот уж действительно был бы радикальный жест от шведской академии) — а за музыкально-поэтическое единство, находящееся в русле традиции «Великого американского песенника», но значительно его расширяющее. В своих песнях Дилан умело сочетает балладную фольклорную форму, темперамент рок-музыки и приемы модернистской поэзии, наследником которой он, безусловно, является через своих учителей, поэтов-битников (Аллена Гинзберга, Джека Керуака, Уильяма Берроуза). Тексты Дилана часто построены на совмещении нескольких планов, через бытовую реальность в них просвечивает реальность психическая или мистериальная: как в песне 1965 года Visions of Johanna, в которой история вполне понятной и земной девушки Луизы наслаивается на сновидческий поток сознания таинственной Джоанны. Не изменяет себе музыкант и в позднейших работах: уже упомянутая 17-минутная Murder Most Foul («Самое подлое убийство» — цитата из «Гамлета») — начинаясь как рассказ об одном осеннем дне, превращается в горячечное отпевание, но не президента, а целой эпохи, завершающейся, если верить перечисляемому в финале песни плейлисту, — вот прямо сейчас.

И это довольно простое, но красноречивое признание очевидного — последние шестьдесят лет — от Кеннеди до Трампа, от «Битлз» до Тейлор Свифт, от Сартра до Алексиевич и от Мэри Куант до Верджила Абло — были и останутся эпохой Боба Дилана.