Хороший пример: Тина Чоу
коло сорока лет назад один очень модный журнал решил сделать материал
о 10 дизайнерах и их музах. Правда, света статья не увидела. Восемь из десяти кутюрье назвали одно и то же имя — Тина Чоу. Кто это и почему вам стоит брать с нее пример, в нашем материале.
О
«Тина у мистера Чоу». Фото Питера Шлезингера, Нью-Йорк, 1982
Конец 70-х. Манхэттенской тусовкой правят диско, Энди Уорхол и Майкл Чоу — эксцентричный китаец, сумевший превратить сеть ресторанов национальной кухни в места силы, где собирались самые богатые, талантливые, красивые и знаменитые люди своего времени. Заядлый коллекционер, Чоу фанатично скупал дорогую мебель и современное искусство (Баския так хотел познакомиться с Майклом, что написал его портрет и оставил картину на пороге его дома) и был женат на молодой Грейс Коддингтон, однако главной жемчужиной его коллекции стала вторая супруга — известная в Японии модель Тина Лутц
(в замужестве Чоу).
На фоне расцвета диско — эры агрессивных начесов, яркого макияжа, эпатажных нарядов, блеска, роскоши и прочих излишеств — миниатюрная девушка с мальчишеской стрижкой
($5 в китайской цирюльне в Чайна-тауне) и необычными чертами лица, указывающими
на азиатские корни, была белой вороной. Тем не менее именно ее обожала творческая тусовка от Уорхола до Ричарда Гира (роман с «американским жиголо» стал причиной ее развода), модницы высшего света сворачивали шеи, когда она заходила в комнату, а молодые геи
из Даунтауна повально зализывали волосы на косой пробор а-ля Чоу.
Как это часто бывает, Тина обрела свой стиль, пройдя через трудности и испытания.
Девочка-полукровка (ее мать — японка, а отец — немец) чувствовала себя чужой как в родном, провинциальном Лейквью, Огайо, так и в Токио, куда ее семья переехала, когда она была подростком, и где она впервые столкнулась с модной индустрией, подружившись с Иссеем Мияке и став моделью Shiseido. Однако вместо того, чтобы пытаться подражать культурным кодам той или иной национальности, девушка смешала их в свой неповторимый стиль — амальгаму японского аскетизма и западной популярной культуры. Эта комбинация наглядно читается на портрете Чоу руки Энди Уорхола — самом сдержанном и изящном из всей его знаменитой серии картин со знаменитостями.
Тину можно смело назвать одной из первых икон минималистичного шика, и, по словам скупого на комплименты Карла Лагерфельда, «никто с тех пор не носил его лучше».
«Я завидую мужчинам. Они могут носить униформу, а у женщин в гардеробе вcегда куча барахла, и это затуманивает им голову», — говорила Чоу и сочетала исконно мужские силуэты и ткани с женственной, но лаконичной на фоне короткой стрижки красной помадой.
Свой дзен Чоу нашла в ежедневной униформе, состоявшей из белой футболки — «самые
лучшие у John Smedley», — серого мужского кардигана и черных брюк Kenzo, копии которых Тина ежегодно отшивала у гонконгских портных: «Кензо в курсе. Я так часто его вижу, что пришлось сознаться». С одной стороны, Тина обладала традиционной китайской прижимистостью, радуясь трехдолларовому платью с «блошиного рынка» и копируя дизайнерские вещи в азиатских ателье, с другой стороны, скупала на аукционах винтажные платья Fortuny, обладающие музейной ценностью. После смерти Тины ее коллекция удостоилась выставки «Flair: Fashion Collected by Tina Chow» в Музее института моды
и технологий, а позже ушла с аукционного молотка Сhristie''s.
По вечерам королева нью-йоркской тусовки — а именно она была душой заведений мужа
и устраивала там самые щедрые и веселые ужины для молодых художников и голливудских звезд — сочетала простые силуэты с необычными украшениями: массивными ожерельями
и браслетами из пластика, дерева и металла, подчеркивающими тонкую кость, и кольцами
с разноцветными камнями неидеальной формы. «Мы ответственны за то, чтобы приносить
в этот мир красоту, — объясняла она свое внимание к деталям. — Если у вас есть грядка
с салатом, сделайте так, чтобы это была самая красивая грядка в районе, или не делайте
ее вообще. Неряшливость в вещах — лучший индикатор бардака в голове». Тина практиковала то, что проповедовала, и каждое утро сама отправлялась на рынок за цветами для ресторана. В какой-то момент Уорхол, заметив, как тонко Тина подбирает аксессуары, уговорил
ее запустить свое ювелирное дело. Украшения из бамбука и необработанных драгоценных камней имели все шансы вырасти в успешный бренд, если бы не ранняя смерть Тины Чоу, ставшей первой известной жертвой эпидемии СПИДа женского пола в возрасте всего 41 года.
«Мы ничего не дали ей, а взяли очень многое», — говорит о Чоу Джорджио Армани, подразумевая ее самобытность и категорический отказ обращать внимание на модные тенденции. Образ Тины Чоу продолжает вдохновлять дизайнеров. Ее подход к одежде импонировал не менее энигматичному Мартину Маржеле, а более гламурная сторона стала отправной точкой для нашумевшей азиатской коллекции Louis Vuitton весна-лето 2011.
Да и сегодня ее страсть к мужским объемам, простым силуэтам и интересным деталям
нашла бы широкий отклик среди поклонниц изысканного минимализма Céline, Christophe Lemaire, The Row и Protagonist. Есть что-то от Чоу и в некоторых одновременно андрогинных и трогательных образах Вики Газинской, напоминающей о предшественнице не только любовью к коротким волосам и интересным формам, но и четким пониманием того, кто она есть и куда идет.
Ведь самое важное наследие Тины Чоу — это вовсе не прическа или удачно подобранное платье. Сегодня, когда все мы бесконечно сравниваем себя с теми, у кого чуть больше фолловеров в Instagram, и стремимся быть на них похожими, кажется особенно важным вспомнить о том, что настоящие иконы стиля не следуют трендам, а создают их.
А это удается лишь тем, у кого хватает смелости закрыть глаза на мнение окружающих
и стать самим собой.
