Владимир Варнава —
о возможностях современного танца

Владимир Варнава —

о возможностях современного танца

В этом сезоне обладатель двух «Золотых масок» Владимир Варнава представит постановки в Мариинском театре и Пермском театре оперы и балета, а также примет участие в спектаклях Театра Наций и Александринского театра. Для совместного проекта The Blueprint и Esquire петербургский хореограф исполнил этюд в спортзале пригородной школы и в поле. 

Когда мне было 5 лет, папа принес домой кассету Майкла Джексона. Так я начал танцевать. 

Наша семья жила в Зауралье, в городе Кургане, и родители отвели меня в местный театр детского современного танца «Алиса». Мои педагоги оказались яркими и смелыми людьми, и я попал в правильную среду. Нас учили импровизировать, думать своей головой, привносить находки в работу. Я не учился в балетной школе и, возможно, проиграл в плане академизма, но при этом, думаю, выиграл в творческом развитии. У меня никогда не было чувства, что танец — занятие не для мужчин: мы занимались современным танцем, в котором всегда была энергия и часто звучала тема отношений мальчиков и девочек. Все девочки старались быть похожими на руководительницу коллектива, хрупкую и утонченную, а парни — на руководителя, огромного, крепкого мужчину, и с ними связаны наши первые представления о мужественности и женственности. Так что я в жизни не слышал, что занимаюсь не мужским делом. 

Когда я заканчивал девятый класс, педагоги уехали работать в Ханты-Мансийск, где им предложили лучшие условия. Я решил отправиться вслед за учителями и поступил в Центр искусств для одаренных детей Севера. После окончания получил приглашение из Петрозаводска, и начал служить в Музыкальном театре Республики Карелия. Я рассматривал себя исключительно как артиста, пока однажды художественный руководитель не предложил мне поставить первую полнометражную работу, балет «Пульчинелла» на музыку Стравинского. Запланированная в театре премьера финского хореографа отменилась в последний момент, и мне пришлось его заменить. Спектакль состоялся через два месяца, примерно в то же время я стал набивать руку на миниатюрах, работая вечерами в студии с некоторыми артистами театра. В 2011 году я уволился и переехал в Петербург, периодически бывая в Европе на стажировках и классах. Зимой 2012 года я написал пост в социальной сети — «Я в Петербурге», и мне пришло сообщение от премьера Мариинского театра Игоря Колба: «Ты в Петербурге? Поставь мне номер». За месяц я создал хореографию для его номера «Начало». Это точка отсчета, с которой началась моя жизнь в качестве хореографа в Петербурге.

Для современного танца не существует единой системы записи на бумаге. Разумеется, можно записать его на видео, но на самом деле мы храним партитуру танца в теле. 

Порой, смотришь запись спектакля, который не танцевал год или больше, первые мысли, что тебе его уже не восстановить. А через несколько минут репетиции вспоминаешь все — вернее, тело вспоминает. 

Современный танец люди часто находят непонятным, а непонятное пугает и отталкивает. Но именно это искусство берет на себя важную функцию эксперимента и исследования. Сейчас в России есть зрители, которые интересуются этим, и их число растет. Мне кажется, нынешнее поколение российских хореографов и артистов меньше ощущают себя в подполье. Я вижу, как современный танец проникает в общественную жизнь, возникает в рекламе, становится частью поп-культуры. 

У нас по-прежнему нет системы специального образования, и танцовщики стараются уехать в европейские компании и школы, а оттуда редко кто возвращается. Интересно, что в первой четверти XX века в обеих столицах были школы свободной пластики, студии естественного движения, Элла Рабенек преподавала в Московском художественном театре. Затем классический балет был возведен в абсолют как единственный правильный танец, а все остальное — запрещено. Но современный танец связан с людьми, живущими сегодня. Мне нравится, что это искусство обо мне, этот танец обо мне, о моих переживания и мыслях. Он дает возможность искреннего высказывания и диалога со зрителем. В какой-то момент я понял, что я знаю о танце очень много, и при этом не знаю и малой доли из общего объема информации о нем. Я никогда не смогу прочесть эту книгу, эта серия картин никогда не закончится. Безграничный ресурс для исследования — в этом моя основная мотивация.