Blueprint
T

Иман: одна из первых темнокожих супермоделей

Модели и филантропу Иман присудили награду имени Франки Соццани, которую ей вчера вручили в Венеции — за вклад в развитие индустрии, а также за борьбу против расового неравенства на подиуме. Рассказываем, как Иман пришла к славе, за что ее полюбил весь мир и почему, даже оставив подиум, она не перестала быть иконой.

Когда популярный американский фотограф Питер Бирд остановил на улице в Найроби красивую девушку с просьбой снять ее портрет и, увидев, что она колеблется, предложил ей заплатить, она спросила: «Сколько?» Он поинтересовался: «А сколько ты хочешь?» «Восемь тысяч долларов», — уверенно ответила она, потому что мама учила: если спрашивают, чего хочешь, отвечай честно, снизить твои ожидания люди всегда успеют. Восемь тысяч долларов были суммой, которая бы полностью покрыла для девушки расходы на обучение. Двадцатилетняя Иман Абдулмаджид, дочь сомалийского дипломата, политическая беженка, училась в Кении на политолога и работала на двух работах, чтобы кормить семью с младшими братьями.

Легенда гласит, что в ответ на сумму Бирд сказал «без проблем», желанную серию фотографий он снял. Вскоре благодаря этим портретам девушка переехала в Нью-Йорк, где ее карьера пошла в гору, — все тот же Бирд провел для нее пресс-конференцию и в кратчайшие сроки сделал ее звездой. Между сменой места жительства и первой обложкой Vogue (1976) прошел всего год. Этот год Иман начала восемнадцатилетней студенткой, ни разу не носившей каблуков и не пользовавшейся косметикой. Журналисты писали про нее массу баек, и половина города какое-то время всерьез думала, что ее нашли в джунглях, что она не говорит по-английски. Иман к тому моменту владела пятью языками, но иногда молчала, просто чтобы узнать, что люди будут говорить, думая, что она их не понимает. Они болтали немало чуши, на которую Иман, выросшая в семье активистов, злилась.

После Vogue обложки пошли одна за другой. Иман снимали Дэвид Бейли, Херб Ритц, Хельмут Ньютон, Ирвин Пенн, Энни Лейбовиц. Она была музой Джанни Версаче, Донны Каран, Кельвина Кляйна, Тьерри Мюглера и Ива Сен-Лорана. Последний даже посвятил ей одну из самых известных своих коллекций — African Queen 1980 года. Она стала частью того, что журналисты называли the Saint Laurent squad — наряду с Лулу де ля Фалез, Марисой Беренсон и Бетти Катру Иман часто работала на показах Ива и была одной из тех, кто ярче всего воплощал собой его стиль в 1970–1980-е годы.

Vogue, 1976

Но дело не только в Сен-Лоране: Иман олицетворяла 1970-е и 1980-е годы вообще — с их романтикой, избыточностью и блеском. Она танцевала до утра в Studio 54, а потом бежала на съемку или на показ. «Один раз показ даже начали без меня!» — признавалась потом модель. Она покупала билет на самолет, чтобы улететь на вечеринку в Париж, а на следующий день вернуться обратно: «Моделинг не готовит юную девушку к взрослой жизни, — рассуждала Иман много лет спустя. — Вы всего лишь внезапно оказываетесь юной с огромным количеством денег на руках».

Впрочем, Иман оказалась слишком сознательной и рефлексирующей, чтобы остаться просто моделью, просто it-girl и просто тусовщицей. Главным интересом для нее со временем стал активизм — в том числе борьба с расовыми предрассудками. Это было время, когда темнокожих девушек часто брали на показ или съемку по одной, лишь чтобы разнообразить картинку, и могли стабильно предлагать гонорары меньше, чем коллегам со светлой кожей. Иман в таких случаях вскоре стала отвечать отказом. А также вместо того, чтобы играть по правилам и невзлюбить своих конкуренток (среди которых настолько же популярной в те годы была лишь Беверли Джонсон), решила с ними подружиться и убедить индустрию в том, что на журнальном развороте легко может поместиться больше одной темнокожей женщины. Cпустя еще пару десятилетий, в начале двухтысячных, модель сделала вещь, которую кроме нее не смог бы сделать, пожалуй, никто в мире: помогла Энни Лейбовиц собрать групповой портрет с шестнадцатью темнокожими супермоделями разных поколений.

Съемка Энни Лейбовиц, 1998

Съемка Энни Лейбовиц, 2000

Через десятилетие, уже отойдя от работы в мире моды («Каждый должен понимать свои границы. К тому же, знаете, тогда уже появилась Наоми»), Иман объединилась с Наоми Кэмпбелл и бывшим букером Бетанн Хардисон, чтобы напомнить дизайнерам, что и в новом веке с расовым разнообразием в индустрии все не слишком хорошо: в 2013 году они втроем запустили кампанию Balance Diversity и, написав открытое письмо ведущим модным домам, призвали их нанимать больше моделей неевропейского происхождения. В том, что в наши дни на подиумах и в журналах появляется все больше темнокожих и азиатов, причем обоих полов, несомненно, есть заслуга Иман и ее соратниц.


Помимо этого Иман, которой все первые годы работы приходилось делать себе отдельный тон и приносить его на съемки, в какой-то момент устала отвечать всем подругам на просьбу сделать такой для них тоже и запустила собственную (разумеется, гиперуспешную) линию декоративной косметики для всех цветов кожи. «Когда на первой же съемке меня накрасили чем-то, смешанным из подручных средств, а потом я увидела на печатных страницах свое лицо непривычно серого цвета, я поняла, что дело надо брать в свои руки. Моя красота — это моя валюта. И если они не знают, как ее правильно показать, значит, никто им лучше меня самой это не объяснит». Что ж, она отлично объяснила это всему миру.

Все это Иман охотно рассказывает и сегодня, отвечая на многочисленные вопросы в интервью, которые дает давно уже не в качестве супермодели, а в качестве живой легенды и активистки. Они не слишком отличаются одно от другого — но в том, как упорно она повторяет одни и те же истории, чувствуются характер и целеустремленность, благодаря которым африканская королева модной индустрии добилась многих перемен не только для себя, но и для нескольких поколений темнокожих девочек во всем мире. Она борется не только за равноправие в индустрии, но и за нужды сомалийских женщин, за их права на нормальную медицину.


Гораздо меньше Иман любит говорить о личной жизни. Ничего удивительного, учитывая, что последнюю четверть века она провела замужем за одним из самых известных музыкантов планеты.

С Дэвидом Боуи Иман познакомил на вечеринке их общий друг, парикмахер. Кое-какие трогательные детали об этой встрече все же известны. Например, Боуи так нервничал, что на следующий день после знакомства сделал странную вещь: пригласил ее на вечерний чай. Боуи не пил чай — он вообще никогда не пил чай — просто сидел с чашкой кофе напротив нее и волновался. Еще одна история, которая одновременно иллюстрирует нетривиальный подход жениха к ухаживаниям и избирательность невесты, случилась с кольцом. Когда Боуи — вернее, Джонс, как зовет мужчину своей жизни сама Иман («Я бы никогда не стала встречаться с Дэвидом Боуи, меня не интересовали отношения с рок-звездой. Но со мной познакомился совсем другой человек, Дэвид Джонс. И его я сразу полюбила»), — так вот, когда он решился сделать ей предложение, то отправился в Венецию искать совершенно определенное кольцо — его Иман заприметила в витрине магазина пару лет назад, и оно ей безумно понравилось. Кольца на витрине уже не было, но Боуи выяснил, кому его продали, нашел этих людей и выкупил драгоценность.


Все эти годы, за редкими исключениями, из всех подробностей своей частной жизни Иман и Дэвид предавали публичной огласке лишь один факт: они очень счастливы вместе.

В это несложно поверить, глядя на любое их совместное появление на публике — например, в шоуРози О’Доннелл в 1997 году. Он — с (невозможной по сегодняшним временам) бородкой и в черном костюме с вампирским воротником-стойкой, она — тоже в строгом черном, но кожаном костюме и в ярких ботинках.


Именно так они вдвоем и выглядели: оба до невозможности элегантные, она — всегда чуть ярче. Задача, которая мало кому из спутниц этого мужчины показалась бы выполнимой. Глядя на архивные снимки и видео, про стиль Иман и Боуи можно с уверенностью сказать две вещи: они очень любили ходить вместе в брючных костюмах, а также много смеялись. Смеяться они умели и любили — в качестве доказательства можно, например, посмотреть уморительно нелепый ролик, в котором пара представляет коллекцию Тьерри Мюглера.

Съемка Иман и Дэвида Боуи для Tierry Mugler, 1993

Сегодня, спустя больше трех лет после смерти Дэвида, Иман до сих пор носит на шее цепочку с его именем. Она утверждает, что никогда больше не выйдет замуж: «Недавно я упомянула мужа в разговоре с одним знакомым. Он переспросил: «Твой муж? Ты хочешь сказать, твой покойный муж?» А я ответила: «Нет! Он всегда будет просто моим мужем, — говорит она, а потом добавляет: — Люди постоянно говорят мне, какая я сильная. А я не сильная. Я просто стараюсь не рассыпаться на части».


Пережить потерю Иман помогли дети. Ее дочери от первого брака с баскетболистом Спенсером Хэйуордом Залекхе уже 41, а младшей, Александрии, или Лекси, чей отец Боуи, едва исполнилось 19. Иман утверждает, что не хочет для Лекси судьбы Кайи Гербер и головокружительной карьеры на подиуме — несмотря на то, что девушке уже вовсю предлагают работу агентства и дизайнеры. «Я ведь знаю, что это просто потому, что она дочь Дэвида Боуи, — говорит Иман. — Дочь считает, что я чрезмерно ее опекаю, но я говорю ей, что карьера и популярность подождут. Пусть лучше пока наслаждается анонимностью и жизнью подальше от подиумов и папарацци».

Сама Иман тоже не стремится к большой публичности. Она нечасто выходит в свет — хотя если выходит, то выглядит всегда умопомрачительно. Обожает открытые яркие цвета и гладкие фактуры. Взять хотя бы ее появление на гала-ужине amfAR в Нью-Йорке в 2017 году в ярко-красном шелковом платье Zac Posen. Много путешествует — часто в компании все той же Бетанн Хардисон, с которой они близкие подруги, — и занимается бизнесом: сегодня годовой оборот ее косметического бренда составляет 25 миллионов долларов, и она утверждает, что совсем не против, если Iman Cosmetics будет главным, за что ее запомнят. В своем инстаграме, у которого уже полмиллиона подписчиков, 64-летняя модель и активистка кроме собственных фото и снимков пейзажей публикует мотивирующие цитаты — часто ироничные, а часто вполне серьезные, вроде такой: «Из раны, откуда когда-то у меня текла кровь, теперь растут цветы».

amfAR, 2017

{"width":1200,"column_width":90,"columns_n":12,"gutter":10,"line":30}
false
767
1300
false
true
{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}
{"css":".editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}"}
true