Запоздалое, но
от этого не менее ценное откровение
ФОТО:
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ
Сериал The Supermodels, вышедший буквально вчера на платформе Apple +, может показаться очередной попыткой заработать денег на немеркнущей славе главных моделей 1990-х. Однако Кате Федоровой это шоу показалось не печатным станком, а машиной времени.
«Представьте, что вы 16-летняя девочка, а ваш гардероб — это весь парижский бутик Alaia, — вспоминает Наоми о начале своей карьеры и нежной дружбы с Аззедином, которого до сих пор называет папой. — Я убегала по ночам на вечеринки, а он отлавливал меня по клубам и каждый раз ругался, что я неправильно стилизовала свой образ».
Жить жизнью Наоми, а также Синди, Линды и Кристи (фамилии тут излишни) в середине 90-х мечтала, пожалуй, каждая девочка-подросток. Известность их была настолько глобальна, что даже я, живущая в тогда еще далекой от мировой поп-культуры России, регулярно замеряла себе талию бабушкиным сантиметром. Отдельным ударом стало понимание, что я не смогу пойти в отборочный тур конкурса Elite Model Look — ростом не вышла. Задолго до появления соцсетей, в которых модели нынче выкладывают все подробности своей жизни, прикоснуться к миру Наоми и компании можно было исключительно благодаря журналу Top Model, где печатали не только их фото с показов и обложек, но и секреты красоты, диеты, а также их антропометрические параметры, которые, кажется, стали причиной расстройств пищевого поведения у тысяч девочек вроде меня.
Думаю, понятно, почему я с нетерпением ждала, когда супермодели из моего детства впервые расскажут свои истории — своими словами и своими голосами — в документальном проекте Apple+ The Supermodels.
И тем не менее первую серию я смотрела через силу. Героини казались картонными. Они явно работали на камеру, ловили выгодный свет, застывали в удачных ракурсах, ослепляли годами отточенными улыбками. Но тут что поделать — профдеформация.
Рассказы о детстве, порой довольно трагичные (вырастила мать-одиночка/умер маленький братик) звучат как перечисления заученных строчек из резюме. Почти все (кроме Наоми) выросли в небольших городах, а потом судьба в виде модельного агента застигла их на прогулке с подругами/шопинге с мамой/в конюшне. Одна Линда с горящими глазами вспоминает, как мечтала быть моделью и сама поехала на конкурс «Мисс Ниагарский водопад».
Ну а потом все четверо оказались в большом городе, в очень нежном возрасте и без какой-либо поддержки родителей, зато в окружении всех мирских соблазнов, а также жадных до денег агентов и прочих мужчин в позициях силы и власти — похотливых и привыкших к безнаказанности.
Возможно, тут сказывается уже моя собственная профдеформация. Я много работала и дружила с моделями: слышала и, что уж там, даже видела множество куда более тревожных и даже страшных историй и теперь не могу отделаться от мысли, что, рассказывая, как им без разрешения стригли волосы и гоняли на десятки кастингов, супермодели о чем-то умалчивают. Точнее, просто молчат — о куда более жестких вещах, которые, я уверена, происходили как с ними, так и на их глазах.
Куда красноречивее высказываются артефакты той эпохи вроде модельной карточки юной Синди с комментарием «Отличная кожа, ноги и волосы»; или архивного видео со знаменитым агентом Джоном Касабланкой, где он с улыбкой и, кажется, даже гордостью сообщает, что не держит в своих стойлах, простите, в агентстве, моделей, который приносят меньше 200–250 тысяч в год. По-английски манекенщиц тогда часто называли clothes horses, и после первой серии понимаешь, насколько мала в этом была доля шутки.
Во второй серии девушки уделяют куда больше внимания проблемам индустрии, которые, слава всевышнему, сегодня уже кажутся не нормой, а варварством.
Не секрет, что темнокожей модели в 80-е было тяжело пробиться на обложку Vogue, но Наоми действовала по принципу «вижу цель, не вижу препятствий», чтобы это изменить, к тому же помощь подружек по цеху и влиятельных менторов имела немалый вес. Сен-Лоран пригрозил снять рекламу из Vogue Paris, если в его наряде на обложке не появится Наоми, а Линда и Кристи отказывались выходить на подиум, если их товарка не проходила кастинг.
Вообще стоит отметить, что успех и влияние, которых добились героини сериала, — во многом заслуга не только их внешности, но и недюжинной работоспособности, целеустремленности и драйва, а еще поддержки друг друга. Одно из самых приятных открытий фильма состоит в том, что в рамках своей дружбы девушки не только валялись в ванных с шампанским, но и помогали друг другу отстаивать профессиональные и финансовые интересы. Они были такие разные, что вместе напоминали какую-то девичью поп-группу, вспоминает один из их бывших агентов. И конечно, подобная синергия создавала вокруг них еще больше мифов и подогревала интерес общественности.
Опасаясь, что модельный век недолог, предприимчивые Синди, Кристи, Линда и Наоми ставят на многомиллионные рекламные контракты с мегабрендами Revlon, Calvin Klein, Pepsi и в итоге помимо денег обретают всемирную известность далеко за пределами модной индустрии. По сути, супермодели сами становятся брендами, способными продать все, что угодно, от собственных фитнес-видео до газировки и, конечно, дизайнерской одежды. Любое их появление на подиуме становится куда большим инфоповодом, чем сама коллекция, что часто помогает дружественным им молодым дизайнерам попасть в поле зрения байеров и журналистов, но начинает раздражать мэтров, которые считают, что девушки затмили их творения.
Обретя приставку «супер», модели меняют баланс сил в индустрии, начинают диктовать свои условия, выбирать, с кем работать, насколько оголять грудь и, по сути, наконец-то обретают тот самый Freedom из легендарного клипа Джорджа Майкла. «Я подошла к Джорджу в ночном клубе и сказала: «Ладно, мы хотим вот столько денег каждая, билеты туда-обратно на „Конкорде“, и тогда по рукам», — вспоминает Наоми свой ответ на предложение о съемках в видео, которое навсегда останется одной из самых ярких коллабораций той эпохи.
Обретению собственного голоса и силы в сериале в целом уделено очень много внимания. 1980-е вообще стали эпохой популяризации концепта power women как в офисах, так и в поп-культуре. Женщины теперь не только варят суп, но и делают карьеры, нарядившись в строгие маскулинные пиджаки, чтобы их не путали с секретаршами. Супермодели этот тренд, конечно, олицетворяли.
«Мы стали демонстрировать силу, мы выглядели как сильные женщины, мы смотрели на себя в зеркало и начали действительно в это верить». Несомненно, для Синди, ее подруг и последующих поколений моделей это были крайне важные перемены. Однако фильм только вскользь вспоминает о том, что многим женщинам, насмотревшимся на фотографии идеальных небожительниц со светящейся кожей и упругим прикорневым объемом, смотреть на реальных себя в зеркале совсем не хотелось и что многие до сих пор разгребают последствия в кабинетах косметологов и психологов.
Возможно, поэтому самыми интересными моментами сериала становятся редкие кадры, где Кристи без макияжа и даже с, о боги, заметной сединой стрижет свою маму, а Наоми ужасается первым признакам менопаузы. Ну а самой яркой и искренней его звездой становится Линда Евангелиста.
Пока троица радуется, как им с возрастом удалось сохранить свои карьеры, Линда честно рассказывает о многолетней депрессии, неудачном cool sculpting, изуродовавшем ее тело, и даже разрешает показать неретушированные кадры, на которых запечатлена история ее борьбы с раком груди. И да, в последний год мы чаще стали видеть ее на подиумах и в съемках, но в фильме очень заметно, насколько нелегко ей это дается. Получается, что реальная жизнь даже самых красивых женщин мира не всегда похожа на сказку.
Теплых и радостных моментов в фильме тоже достаточно.
В первую очередь согревает многолетняя дружба героинь, которая кажется чем-то невероятным в высококонкурентной среде очень красивых женщин. А также их близкие отношения с избранными коллегами по индустрии: слезы Наоми, вспоминающей день убийства Джанни Версаче, шутки Линды о том, что только ей мэтр парикмахерского искусства Гвидо Палау доверяет стричь свои волосы, встречи и объятия со старыми товарищами.
Во-вторых, всегда приятно посмотреть, как работают лучшие профессионалы той ушедшей индустрии вроде Питера Линдберга и послушать байки золотой эпохи от ее непосредственных участников. Как и поностальгировать по времени, когда фэшн-фотография была формой искусства и магия великого кадра случалась «в момент, когда мы слышали щелчок фотокамеры», а не на постпродакшне. И магия эта была настолько сильна, что многие кадры с моделями выдержали проверку временем и вереницей мимолетных трендов и сегодня продаются за сотни тысяч долларов на арт-аукционах или продолжают подписывать дорогущие контракты.
В-третьих, это просто очень красиво. Несмотря на все проблемы модной индустрии, с которыми мы продолжаем и еще долго будем разбираться в реальной жизни, приятно поностальгировать по тому глянцевому фасаду, благодаря которому многие из нас в моду влюбились и даже рискнули связать с ней свою жизнь. К тому же можно только порадоваться, насколько индустрия изменилась и продолжает меняться.
Я уже упоминала ощущение, что о многом эти женщины, как и многие, просто еще не готовы вспоминать или говорить публично. Но, как говорит Линда, их задачей было «создавать фантазию», и это им отлично удавалось. Здорово, что фильм (в отличие от отретаченной обложки Vogue) наконец показывает их более реальными и уязвимыми, с морщинами, потерями и сомнениями. Очень жаль, что нам не показали все это гораздо раньше.
