Художник 

Lyle XOX — любимец Gucci, Bergdorf Goodman и FKA Twigs

Lyle XOX — мейкап-художник, который сотрудничает с Gucci, Berdgorf Goodman, Viktof & Rolf и другими модными брендами. В его портфолио — авторская книга в партнерстве с Rizzoli, совместный проект с FKA Twigs и множество персональных выставок. Мы поговорили с художником, который в буквальном смысле создает из мусора произведения искусства, о работе и творчестве до, во время и после карантина.

Если я верно поняла по твоему Instagram, твой художественный опыт начался с макияжа?

Я почти 16 лет проработал в M.A.C. Большую часть времени я занимался продвижением продуктов в Канаде. В частности, мы придумывали разные челленджи для визажистов. Один из таких челленджей заключался в том, чтобы создать максимально необычный макияж с использованием подручных средств. Так как я это придумал, то решил, что мне стоит подать пример и самому присоединиться к соревнованию. Так я начал делать разный макияж, выкладывать фотографии в Instagram — и вот челлендж закончился, а у меня нашлись поклонники среди визажистов, которые говорили, что я не должен останавливаться на этих пяти днях и что мне нужно продолжать. Так пятидневный челлендж перерос в 10-дневный, потом в 20-дневный — и в один момент я понял, что этим стоит заниматься всю жизнь.

Но как макияж превратился в арт-объект?

На самом деле я быстро стал создавать нечто большее, чем просто макияж — и в конечном итоге сфокусировался на арт-объектах. В первых работах я использовал перерабатываемый мусор и разные найденные на улице предметы — они составляли примерно 40% материалов, которые я использовал. Люди отлично принимали такие проекты, поэтому я решил пойти дальше. Теперь все мои работы на 100% состоят из мусора и найденных объектов. Что-то я нахожу на улице, но многое люди присылают мне из разных стран мира. За два года работы я стал активно сотрудничать с изданиями, делать большие инсталляции — это стало моей постоянной работой. Я понял, что хочу сосредоточить все свои силы и усилия на искусстве, поэтому ушел из М.А.С. И не прогадал — теперь мои работы можно видеть на выставках, со мной сотрудничают бренды — в общем, все хорошо.

Не скучаешь по временам, когда был визажистом?

Нет-нет. Я не скучаю по макияжу, так как часто использую его в своих работах. Просто не считаю себя больше мейкап-артистом — теперь я просто художник. Теперь я создаю искусство и скульптуры, и макияж лишь часть процесса.

Много ли средств нужно для того, чтобы создавать твои арт-объекты?

Нет, потому что компании, M.A.C в том числе, постоянно присылают мне всю необходимую косметику, причем я даже не прошу их об этом. Я очень благодарен за такую поддержку. Что касается других материалов, я покупаю, нахожу, люди присылают со всех концов мира. Самое дорогое, что мне нужно, — это краски и кисти, но с этим проблем нет.

А какой самый странный мусор тебе присылали для твоих работ?

Ох, так много всего. Одна моя подруга прислала части брекетов своего ребенка — это было очень странно, но дико смешно. Вообще в моей студии можно найти все что угодно — иногда даже сложно описать, что за вещь вы видите перед собой, настолько она может быть необычной. Как-то я давал лекцию во время книжного тура, и одна женщина из Мексики очень рано пришла в отель, держа в руках коробки вещей, которые она собирала на улице и хотела отдать мне, чтобы я использовал их в своей работе. Очень интересно было работать с этими вещами, найденными на улицах Мексики, подарить им вторую жизнь и наблюдать, как они превращаются в предмет искусства. Саму работу я посвятил этой женщине.

Ты делаешь эскизы?

Нет, все происходит интуитивно. Я просто смотрю на вещи, распределяю их по-разному, думаю о цветах, которые с ними лучше сочетаются. Нет четко выверенного процесса: я клею все, крашу, смотрю, как это выглядит, — и делаю что-нибудь еще. Мне очень нравится сам процесс, когда ты не знаешь, что происходит и что получится в итоге, но абсолютно доверяешь себе — и что-то получается. Как только что-то оформляется, я сразу понимаю, какую палитру я хочу выбрать, как доработать каркас, какую текстуру создать. Это довольно естественный процесс. Я всегда работаю над несколькими объектами сразу, иногда могу сделать перерыв.

А как ты понимаешь, что работа закончена?

Я просто знаю. Ты смотришь в зеркало и понимаешь, что если добавишь еще что-то, всего будет слишком много, а если внесешь какой-то дополнительный штрих, то все придется менять. Это чистая интуиция — ты просто знаешь, когда нужно остановиться. И когда я чувствую это, я убираю кисть. И настает время для съемки.

И куда маски отправляются после съемки?

В хранилище. Я стараюсь сохранить как можно больше оригинальных арт-объектов, хотя некоторые маски очень хрупкие. Один директор галереи семь лет назад сказал мне, что художнику важно сохранить как можно больше своих работ для будущих выставок в музеях и галереях. Пользуюсь советом.

И сколько сейчас масок в твоем хранилище?

Несколько сотен. Также в студии у меня лежат мои картины и так называемые серьги. На самом деле это не серьги, а вещи, которые я использую как серьги. Также есть реквизит, который я использую для грима.

А твои маски делятся на мужские и женские, например?

Это просто произведения искусства, я считаю их бесполыми. Каждый сам определяет гендер, каким он хочет его видеть. Но каждую маску я сопровождаю определенной историей — они всегда выставляются вместе. Я прописываю характеры масок так, что даже если все, что останется от маски, если краски сотрутся, — то слова смогут заменить маску, сойти за доскональное изображение. Я не воспринимаю это как сценарий или описание работы. Это дополнительное произведение, на которое можно опереться, пытаясь понять конкретную работу.

Как ты придумываешь эти истории?

Обычно это происходит, когда я смываю макияж — то есть, по сути, отделяюсь от этой работы. Не знаю, как это объяснить — просто это моя стихия. Я люблю воду, и когда смываю с лица макияж или иду в душ, то долго думаю о работе, о ее характере, о вещах, которые сочетаются с ней. Так и выходит история.

То есть получается, ты придумываешь целый нарратив вокруг каждого объекта. Не думал пойти дальше и, может, снять фильм?

Я хочу сделать что-то подобное для будущих выставок. Знаешь, когда зритель заходит в черную комнату, в которой вместо стен экраны — и стоит один стул. Я хочу задействовать такой элемент интерактива в своих выставках, так как это помогает понять всю сложность скульптуры, рассмотреть ее с разных углов. В будущем сделаю что-то наподобие фильма, чтобы запечатлеть все аспекты своих работ, но в своей манере.

Почему ты задействуешь для арт-проектов не все свое тело, а только голову и максимум плечи?

Кажется, здесь на меня влияет история скульптуры. Скульпторы раньше делали много бюстов. И мне нравится смотреть на свои работы как на объекты, которые когда-нибудь могут оказаться в музее, стать частью истории. Иногда я вовлекаю все тело в работы — в основном когда сотрудничаю с разного рода магазинами, галереями или брендами. Но для меня как для художника не имеет никакого смысла быть живой скульптурой во весь рост — концептуально мне это не близко. Поэтому для своих персональных выставок в галереях я сохраняю формат портретов и бюстов. Для журнала V, который недавно вышел с моей фотосессией, нужно было задействовать все тело, так как этого требует модный формат, но это, скорее, исключение. Обычно на фотографиях моих работ, как, например, в моей книге, вы увидите только мое лицо. И да, хотя многие думают, что я создаю макияжи и маски на моделях и вообще использую фотошоп, — нет, это всегда я и только настоящая работа. После нескольких отзывов от сомневающихся я решил выкладывать в Instagram видео, на которых отчетливо видно, что это не визуальные эффекты или фильтры, а реальные маски, созданные руками.

Кстати, об этой съемке для V Magazine. На тебе там и Maison Margiela, и Craig Green. Сам выбирал?

Одежду подбирал стилист, Гро Кертис. У нас с ним было сотрудничество: я создавал грим-макияж специально под ту одежду, которую он выбрал. Из всех луков, которые были на мне на той съемке, ближе всего мне как художнику одежда Ричарда Куинна и Maison Margiela. Они гениальные. И я разделяю их эстетику, видение одежды как искусства.

Я видела запись одного из твоих публичных выступлений — и, должна сказать, хотя в жизни ты выглядишь не так ярко, как на снимках в Instagram, возникает ощущение, что ты любишь моду и увлекаешься ею?

Да, мне нравится мода, она всегда была частью меня. Моя тетя была дизайнером и визажисткой, и когда она приезжала к нам в гости, мне нравилось копаться в ее чемодане, как в сундуке с сокровищами. Там была одежда Вивьен Вествуд, косметика Chanel. Это был совершенно другой мир — и именно она показала мне его. Она привила мне любовь к моде. Когда я вырос и стал часто переезжать в разные места, у меня всегда с собой было много модных журналов. Когда это хороший журнал, листая страницы, ты всегда вдохновляешься — цветами, принтами, текстурами. Мне нравится это странное, но гармоничное сочетание моей любви к высокой моде и мусора, из которого я создаю свои работы.

Кто первым из брендов оценил эти контрасты?

Первыми были Gucci. Они просто написали мне в Direct — и первое, о чем я подумал, что это шутка, фейк. Они написали, что им нравятся мои работы, рассказали про свой проект Gucci Gram и предложили поучаствовать в нем. Они выбрали 12 художников со всего мира и хотели, чтобы я был в их числе и создал для них объект. Я попросил их прислать мусор из студии, так как работаю только с переработанными материалами. Они сказали, что, к сожалению, у них нет такого мусора, так как они перерабатывают все сами, и что они пришлют мне новую сумку. И когда она пришла, эта сумка, за которую многие бы убили, — я ее раскромсал на части. Так случилась моя первая коллаборация. После Gucci со мной стали связываться и другие модные компании. Например, я создавал витрины для Bergdorf Goodman — так сбылась еще одна моя большая детская мечта.

Ты также работал с Moschino, верно?

Да, с Джереми Скоттом. Мы четыре дня снимали в Лос-Анджелесе большой проект. И перед этим прислали мне огромную коробку из итальянского ателье Moschino, и я создал различные маски-скульптуры, головные уборы и прочие арт-объекты. Вообще Джереми очень милый и искренний человек, с ним легко общаться и вести дела. Еще я сотрудничал с Viktor & Rolf — фрагменты той коллаборации есть в моей книге. Со всеми ними мы общаемся до сих пор. Очень приятно получать поддержку от людей, которыми ты восхищаешься.

А над чем ты работаешь сейчас?

Над двумя выставками, которые откроются совсем скоро, поэтому все мое внимание сосредоточено на них. Еще в разработке коллаборация с одним художником — я пока не раскрываю детали. Сейчас, когда в мире происходят сумасшедшие вещи, искусство становится источником света. Я это ощущаю в каждом дне работы. Такого никогда не было и, кажется, больше не повторится.

Как ты выбираешь, с кем сотрудничать, а с кем нет? Это же очень важно не размениваться на все приходящие предложения, особенно когда ты художник.

Я исхожу из того, насколько хорошо я понимаю проект и людей, с которыми буду работать. Вообще я всегда работаю сам на себя и не очень люблю выступать в паре с кем-то. Но, например, проект с FKA Twigs для Dazed Avant Garden был очень интересный. Мы общались около двух лет, прежде чем встретиться, и когда в итоге это случилось, у нас уже была очень хорошо налажена связь. И я очень хочу продолжать работать с ней, так как ценю то, что она делает, а она ценит, что делаю я. Поэтому я думаю, у нас сложится долгосрочное сотрудничество. Так что, наверное, я полагаюсь при выборе партнеров на интуицию, но она пока ни разу не обманула.

Вместе с Dazed Avant Garden и FKA Twigs вы же запустили челлендж, чтобы ваши подписчики и читатели издания попробовали создать свои маски. Что из этого получилось?

Я обнаружил, что даже во время изоляции люди находят в себе силы и желание заниматься искусством, творить из вещей, которые есть у них под рукой. Это показывает, как искусство объединяет самых разных людей. Они учатся по моим работам, создают видеоуроки, узнают о переработке мусора, присылают мне скриншоты с зум-встреч, посвященных моему проекту. В Новой Зеландии есть школа, ученики которой вдохновились моими работами для своих выпускных проектов. Местные учителя присылали мне фотографии этих проектов — а я давал свой отклик. Это удивительно, что мои работы связывают людей из разных стран, притом что это не было моей первоначальной миссией — все случилось само собой.

Сейчас, когда все носят маски в обязательном порядке, для тебя изменилось значение самого слова?

Я не думаю о маске как о маске в прямом смысле. Считается, что она нужна, чтобы скрыть личность. Но когда я вижу свою законченную работу, это выглядит как объект, в котором сходятся я-человек и я-художник. За счет этого симбиоза в работах присутствует некая человечность. Говорят, что глаза — зеркало души, и я в это верю. Так что я не считаю, что маска скрывает что-то — наоборот, в паре с лицом она становится одушевленным произведением искусства.

А что ты вкладываешь в свои работы?

Каждый человек, когда смотрит на мои работы, интерпретирует их по-своему. В этом и есть их красота. Для меня процесс создания этих масок — это знак любви к окружающим вещам, ценность которых мы не замечаем, вещам, которые мы выкидываем. Собрать эти предметы и сделать из них что-то, что может стать по-настоящему красивым, — давайте назовем это моей миссией как художника. Некоторые могут видеть в этом политический или экологический подтекст. Но я просто так чувствую.

Но ты же не можешь спорить с тем, что работы, которые создаются во время пандемии, уже наделяются дополнительной ценностью?

Я согласен. Это правда, что у работ, которые создаются сейчас, есть дополнительная ценность. Потому что они созданы в такие времена, когда весь мир объединен. Причем не только условиями, которые уравняли всех, но и общей целью.

Скажи, тебе самому комфортно дался карантин?

Определенно да! Я провел все время в своей студии, возможно, только одну неделю там не появлялся. Не было никакого риска, так как я был в пространстве один и не нарушал изоляцию. Превосходное время. Я не выкладывал ничего в Instagram, но при этом делал очень много. Есть просто вещи, которые я хочу сохранить для себя, но придет время, и я ими поделюсь. Приятно, что люди интересовались, как у меня дела, не заболел ли я, почему ничего не выкладываю. Но иногда просто нужно взять перерыв и сфокусироваться на жизни.

А тебе не было скучно в это время?

Я не ощущаю скуки как таковой. Мне кажется, жизнь идет слишком быстро, и нужно обязательно успеть сделать как можно больше. А те, кто говорят, что испытывают скуку, просто должны найти то, что станет их страстью. Я вот провожу время в студии и работаю — не понимаю, как от этого можно заскучать.

Лайл, что такое красота?

Это сложный вопрос, потому что определение меняется постоянно. Красота — это субъективное, индивидуальное. Она есть всегда и везде. Нужно приложить усилия, чтобы увидеть красоту в окружающем мире. Но когда твой ум открыт новому, ты можешь увидеть красоту в чем угодно. Я думаю, это довольно романтизированное определение, но просто так чувствую. Обычно красивым считается что-то милое, идеальное. Для меня красота — это то, что считают обыденным, даже некрасивым, иногда уродливым. Ведь это всего лишь определения, которые дают люди. Я вижу красоту без определений. Чувствую ее.