Собирай и властвуй
В ГМИИ им. Пушкина при поддержке ВТБ идет выставка «Брат Иван. Коллекции Михаила и Ивана Морозовых» — выставка-посвящение и финальная серия международного проекта, посвященного одним из главных коллекционеров модернизма в мире. The Blueprint уже рассказывал об истории коллекции Морозовых и о том, как она оказалась поделена между Пушкинским и Эрмитажем. Теперь пришло время главного героя выставки — Ивана Морозова. Как московский купец, директор-распорядитель Тверской мануфактуры оказался лучшим ценителем французской живописи рубежа XIX–XX веков, почему без его собрания невозможно представить историю авангарда и чему у него могут поучиться современные коллекционеры.
«Морозов подходил к коллекционированию системно: покупая вещи, он сразу видел их в ансамбле. Это бесконечно упрощает работу над экспозицией, — говорит куратор выставки Анна Познанская. — Все идеально сочетается между собой. И понятно, что они уже на уровне покупки идеально сочетались. Он всегда знал, что ему надо. И если это было известное имя и известная вещь, но он чувствовал, что произведение не подходит коллекции, он не покупал. Мы очень часто применяем по отношению к собранию Морозова такое понятие, как „ансамблевость“. Вообще вдумчивость была частью его характера».
В Пушкинском показывают больше двухсот полотен. Всего у Морозова было семнадцать Сезаннов, «Пейзаж в Овере после дождя» и «Красные виноградники в Арле» Ван Гога, лучший Ренуар плюс русские художники — Михаил Врубель, Константин Коровин, Валентин Серов и Борис Кустодиев. Все это собралось в одном месте благодаря не только исключительному вкусу Морозова, но и умению вести дела. Огромные суммы, которые он тратил на коллекцию (и следовавшие за этим апокрифы о том, что он никогда не торгуется, — на самом деле торговался, но чаще всего при знакомстве с новым арт-дилером), ничто по сравнению с тем, с каким умом он подходил к своему «хобби». «У него практически не было стадии метания, — продолжает Познанская. — Он начал собирать коллекцию в год смерти брата Михаила, который как раз был очень темпераментным любителем искусства. И смотря на коллекцию брата, Иван Абрамович многое понял».
Другой герой этой истории — конечно, старший товарищ Морозова — великий русский коллекционер Сергей Щукин, с которым его всегда сравнивают. «В отличие от Сергея Щукина, который был человеком страстным и покупал вещи, влюбившись в художника, Морозов был, если пользоваться современным языком, прирожденным куратором», — говорит Познанская. Сейчас представилась редкая возможность это в полной мере оценить — работы для выставки дал и Эрмитаж, и Третьяковка. The Blueprint рассказывает, чему у Морозова можно поучиться современным коллекционерам и кураторам.
Не скупиться (по возможности) и вести бухучет
Средний ребенок в семье, Иван Морозов по темпераменту от своих братьев, Михаила и Арсения, отличался драматически: те двое кутили, проигрывались и «безумствовали» так, что об их похождениях в Москве не знал только ленивый. Иван, по воспоминаниям, был тихим, рассудительным и деловым. Главной «страстью» в его жизни было коллекционирование, на которое он никогда не жалел ни сил, ни денег. Великий арт-дилер Амбруаз Воллар, во многом благодаря которому мы знаем о существовании Сезанна, Ван Гога и Руо, не зря называл своего коллегу Морозова «русским, который не торгуется».
Морозов действительно не торговался — если он считал, что ему нужна какая-то работа, он ее получал. Другие коллекционеры говорили — мол, мог себе позволить не торговаться (он был одним из самых богатых людей России). Действительно мог, но надо учитывать одно обстоятельство. К каждой покупке он подходил как к сделке, которая должна остаться в веках, — так оно и вышло. За десять лет он потратил на коллекцию без малого полтора миллиона во французских франках. И от каждой покупки остались все финансовые документы, все расписки и все квитанции. За это Морозова почитают за святого все музейные работники. Благодаря такой скрупулезности искусствоведу Борису Терновцу, первому директору Государственного музея нового западного искусства в Москве, в руках которого оказалась после национализации коллекция Морозова, удалось составить ее идеальную опись — к каждой картине прилагалась цена и описание обстоятельств покупки.
Михаил Морозов
иван Морозов
Слушать друзей
Вокруг Морозовых с их состоянием и широтой интересов, разумеется, не могла не образоваться свита из «друзей» и «помощников». В случае с Иваном, впрочем, все они смело могут писаться без кавычек. Морозов на протяжении всей жизни демонстрировал исключительную разборчивость в выборе друзей и советников, которых он еще и умел слышать и слушать — качество, будем честны, исключительно редкое. Его великая коллекция, конечно, не могла состояться без помощи профессионалов.
Одним из главных консультантов Морозова был художник Сергей Виноградов, доставшийся ему «в наследство» от рано умершего брата Михаила, который был коллекционером-пассионарием и покупал, когда был «в ударе». Ивана Абрамовича усмирять необходимости не было, зато именно благодаря «глазу» и связям Виноградова Морозов купил своего первого Дени. Также Морозов всегда прислушивался к мнению Валентина Серова, который в разное время писал портреты всей морозовской семьи. По его совету коллекционер купил как минимум «Красные виноградники» и «Прогулку заключенных» Ван Гога.
Консультировал Морозова и художник и искусствовед Игорь Грабарь, который в своих мемуарах оставил одно из самых точных описаний морозовского подхода к коллекционированию: «Он начал скромно, покупая сначала „смирные“ вещи и постепенно переходя к более решительным новаторам. Французов он собирал, в противоположность Щукину, систематически, планомерно пополняя определявшиеся пробелы. Поэтому его собрание не выпячивалось неожиданно в какую-нибудь одну сторону, как Щукинское, но зато в нем не чувствовалось того страстного собирательского темперамента, как там. Оно не шумливо, как щукинское, не заставляет публику ни хохотать до упаду, ни негодовать, но те, кто любит и понимает искусство, наслаждаются одинаково тут и там. Он ни в какой мере не был снобом и собирал под конец из глубокой внутренней потребности, без тени тщеславия, не для людей, а для себя».
Верить в начинающих
Внимательно слушая друзей-художников и искусствоведов, Морозов, разумеется, регулярно оказывался перед неизвестными работами неизвестных художников. И, надо сказать, почти всегда делал правильный выбор.
Критик Яков Тугендхольд посоветовал ему никому не известного Марка Шагала — Иван Абрамович заплатил художнику сто рублей за «Парикмахерскую». Это был первый серьезный гонорар в будущем одного из самых дорогих художников ХХ века. Не те деньги Шагал смог сыграть свадьбу со своей «музой» Беллой Розенфельд, которая потом окажется на всех его самых важных картинах. А на выставке «Золотого руна» Морозов купил «неизвестного» Сарьяна.
Вообще, если говорить о русской части коллекции Морозова, то там он действовал гораздо свободнее — покупал художников объединения «Бубновый валет», «Мира искусства» и «Голубой розы». В его коллекции — Ларионов, Гончаров, Кончаловский и Сомов с Бенуа. Благодаря уже упомянутому Серову в коллекции появился Илья Машков. Серов писал Морозову, что Машков «наш московский Матисс», и рекомендовал «Сливы» — Морозов, не мешкая, покупал.
Уметь ждать
Юрий Бахрушин, историк балета и сын коллекционера, мецената и товарища Морозова Алексея Бахрушина в воспоминаниях писал: «Среди представителей московского капитализма у отца был только один близкий друг — Иван Абрамович Морозов. Относиться равнодушно к этому толстому розовому сибариту было невозможно. Постоянное доброжелательство и добродушие пронизывало насквозь этого ленивого добряка, а его исключительные знания и понимание в вопросах новой русской и в особенности западноевропейской живописи делали его незаменимым судьей и консультантом в области станкового творчества».
В несколько ироничном портрете «розового сибарита Морозова» зафиксировано одно из главных качеств коллекционера: Морозов никуда не спешил. Он умел ждать «свои» картины годами и никогда не соглашался на компромиссные решения. Один из классических примеров морозовского подхода — это история покупки «Девочки на шаре» Пабло Пикассо. Одну из самых знаменитых картин не просто своей коллекции, а в принципе — истории искусства, он ждал восемь лет. Сначала картина 1905 года находилась в коллекции Гертруды и Лео Стайн, главных конкурентов и Морозова, и Щукина по части охоты за шедеврами модернизма, потом — в галерее Канвейлера. В 1913 году Морозов купил «Девочку» за 16 000 франков. Для сравнения — за семь лет до этого Воллар приобрел у Пикассо 30 картин за 2000 франков — и тогда художник считал, что совершил сделку века.
Доверять чутью
Об упрямстве Морозова при жизни слагали легенды: убедить его купить какую-то вещь было, за редким исключением, практически невозможно. Однако это было не упрямство: Морозов просто очень хорошо знал, чего хочет, а то самое «чутье», на которое всегда полагаются коллекционеры, благодаря огромному опыту никогда не сбоило. Надо сказать, что «отказы» получали и ближайшие друзья: Грабарь в какой-то момент нашел ему «Портрет охотника на львов» Эдуарда Мане — но ушел ни с чем.
«Главное, что сближало Морозова с отцом, было то, что они оба смотрели на свои коммерческие дела лишь как на способ добывания денег для основной задачи их жизни. Для отдохновения от „деловой и очень однообразной жизни“ существовал Париж, где было все иначе: выставки, аукционы, галереи, мастерские», — писал Бахрушин. В Париж он ездил при любом удобном случае (и не меньше двух раз в год). Там его ждали, как никого: он приходил рано утром и уходил уже ночью. «К вечеру г-н Морозов слишком утомлен. У него нет сил, чтобы идти даже в театр», — констатировал Феликс Фенеон, бывший в ту пору арт-директором галереи Бернхема-младшего.
Не прятать сокровища
Свою коллекцию, особенно в сравнении с темпераментным Щукиным, который в какой-то момент сам водил экскурсии по своему особняку, Морозов предпочитал если не скрывать, то, безусловно, держать подальше от широкой публики. Одна из немногих публикаций о ней — это статья «Аполлона» 1912 года, в которой поэт и художественный критик Сергей Маковский писал, что увидел «музей личного вкуса», а не «исчерпывающую картину развития французской живописи последнего тридцатилетия». Эти формулировки пускай останутся на совести члена союза «Председателей земного шара», важно другое — коллекцию Морозова его современники видели, и она производила на них серьезное впечатление.
Давид Бурлюк писал Михаилу Матюшину: «Видели две коллекции французов — С. И. Щукина и И. А. Морозова. Это то, без чего я не рискнул бы начать работу. Дома мы третий день — все старое пошло на сломку, и ах как трудно и весело начать все сначала». Вот, собственно, и ответ на вопрос, зачем все это надо было.
