ПУШКИНСКИЙ ОТ     ДО 

ГМИИ им. Пушкина сегодня празднует 110 лет — 31 мая 1912 года то самое здание на Волхонке впервые открыло свои двери для посетителей. Первыми стала императорская семья, а затем — вся страна. За годы своего существования Пушкинский из «учебного музея» стал одним из символов страны, по выставкам которого можно изучать и историю искусства, и историю международных отношений. The Blueprint составил краткий справочник — без кого Пушкинский был бы не Пушкинским и какие выставки и произведения искусства сыграли в его истории особую роль.

Ирина

нтонова

«Для того чтобы хорошо разбираться в жизни, надо разбираться в искусстве», — говорила Ирина Антонова, и 52 года — с 1961-го по 2013-й — на посту директора ГМИИ имени А. С. Пушкина она помогала с этим остальному населению страны. Именно с именем Антоновой для многих до сих пор ассоциируется музей: будучи директором ГММИ имени А. С. Пушкина, она выступала инициатором и организатором крупнейших международных выставок, в том числе «Москва — Париж», «Москва — Берлин», «Россия — Италия», «Модильяни», «Тернер», «Пикассо» и многих других. Специалистка по итальянской живописи эпохи Возрождения, она оказалась по-настоящему великим директором — который не выполнял обязанности «эффективного менеджера», а придумывал и осуществлял художественные и политические концепции развития музея. «Она не просто занималась музейным делом, она пыталась убрать в людях зверское. Ирина Александровна была великим человеком. И она была великой женщиной. Мы всегда вспоминаем эти каблучки, это цоканье. Эту прямую спинку. Чуть ли не до последнего дня она сама водила машину, потому что ненавидела опеку и всю жизнь сама создавала себя. И создавала для нас мир», — вспоминал о ней фотограф Юрий Рост.

ульвар Капуцинок

Картина Клода Моне, на которой изображен вид из окна ателье Надара, где проходила первая выставка импрессионистов, в 1874 году стала причиной нешуточного скандала и — разумеется — тут же вошла в историю как программное произведение направления. Арт-критик Луи Леруа из газеты Le Charivari писал: «Да вы знаете, в какой технике выполнены эти пятна? В той же самой, что используют маляры, когда подновляют облицовку фонтанов! Шлеп! Блям! Бум! Как легло, так и легло! Это неслыханно! Это ужасно! Меня сейчас удар хватит!» Куда более прозорливый, чем Леруа, Иван Морозов, меценат и коллекционер, купил «Бульвар» в 1909 году, и с тех пор он стал московским. В 1948 году картина навсегда переехала в Пушкинский музей.

Одна из главных выставок в истории Пушкинского. Бесценную коллекцию из 259 предметов — 13 из 19 кладов, обнаруженных одним из основателей современной археологии Генрихом Шлиманом во время раскопок Трои в 1873-м, а также в 1878–1890 годах, была вывезена в СССР в качестве репараций в 1945 году — и тут же поступила на хранение в Особый фонд ГМИИ им. А. С. Пушкина. К фонду не имели доступа ни ученые, ни тем более посетители музея. За пределами очень узкого круга музейщиков о судьбе коллекции никто не знал. Более того, она считалась утраченной во время войны. Когда в январе 1995 года эксперты, изучавшие период бронзового века, впервые получили доступ к коллекции Шлимана в ГМИИ им. А. С. Пушкина, первое, что их интересовало, подлинная ли коллекция. Выставка «Сокровища Трои из раскопок Германа Шлимана» в апреле 1996 года стала мировой сенсацией, благодаря которой уникальные памятники были вновь введены в научный оборот, возвращены мировой общественности, а разговор о том, что коллекция не подлинная, был закрыт.

ыставка

«Сокровища Трои»

Владимир

оленищев

Один из основателей отечественной школы египтологии — человек, без которого Пушкинский музей выглядел бы совсем по-другому. Выходец из богатой купеческой семьи, в 14 лет Голенищев купил свою первую древность, которая стала началом его коллекции, а в 1886 году, всего тридцатилетним, он уже вступил в должность хранителя отделения египетских древностей Эрмитажа. За 25 лет он организовал более 60 экспедиций в Египет и собрал коллекцию из более чем шести тысяч предметов, среди которых был московский математический папирус (25 задачек, общая длина — более пяти метров), папирус «Путешествие Уну-Амона» (один из первых в истории рассказов о «маленьком человеке») и знаменитые фаюмские портреты, без которых уже невозможно представить Пушкинский музей. За коллекцию Голенищева, который продавал ее, чтобы поправить свои дела, боролись по всему миру, но сам египтолог не мог позволить, чтобы дело его жизни не осталось в России. Музей изящных искусств имени императора Александра III при Императорском Московском университете (позже переименованный в Пушкинский) при помощи Государственной думы смог в рассрочку приобрести великую коллекцию. «Получил командировку в Петербург энергичный, здоровый, полный сил Назаревский... В подмогу ему послан один из наших служителей, прежний кавалерист, человек расторопный и очень толковый, голенищевская кладь перевозится ныне из Эрмитажа преображенцами до Николаевского вокзала, и в полночь Назаревский со служителем садятся в товарно-пассажирский поезд, который через 2 ночи и день привезет кладь и их в Москву. 224 ящика весят свыше 1300 пудов», — писал в 1911 году директор и основатель музея Иван Цветаев. Коллекция Россию не покинула, а сам Голенищев с остановкой во Франции отправился в свой любимый Каир, где, на секундочку, основал кафедру египтологии, которую возглавлял с 1924 по 1929 год.

жоконда

Визит «Моны Лизы» Леонардо Да Винчи в Москву был абсолютной победой отечественной дипломатии, подобных которой нам, очевидно, ждать еще долго. В 1974 году «Джоконда» возвращалась с выставки в Японии, самолет делал дозаправку в Москве. Решение об экспонировании картины в Пушкинском музее принималось быстро: музею пришлось за неделю успеть обеспечить условия для ее сохранности и безопасности — для того, чтоб шедевр выставлялся в Москве два месяца, советские власти выделили фантастическую страховую сумму в 100 миллионов долларов и изготовили специальный пуленепробиваемый футляр для портрета. Зрители не подвели: за два месяца посмотреть на картину пришло более двух миллионов человек, которые в очереди проводили в среднем около семи часов. «Немного печально, неотрывно глядит девушка в джинсах на „Джоконду“. Седой мужчина прижал к груди шляпу и весь вытянулся, устремился к „Моне Лизе“, вижу слезы на его глазах. Бинокли, бинокли. Люди хотят быть ближе к „Джоконде“. Рассмотреть ее кожу, ресницы, блики зрачков, биение пульса в углублении шеи — и это не чудо, это мастерство Леонардо», — докладывал «Огонек».

Илья

ильберштейн

Учредитель «Литературного наследства», неистовый биограф Ленина и не менее страстный коллекционер, которому принадлежит идея создания Музея личных коллекций. В 1985 году Ирина Антонова объявила о создании отдельного музея, в котором будут выставляться коллекции, переданные Пушкинскому частными лицами. До этого из-за нехватки залов они редко выставлялись вместе. Официальное открытие музея состоялось спустя девять лет — в 1994 году, когда Зильберштейна уже не было в живых. Но до сих пор центральное место в экспозиции занимает его коллекция — Венецианов, Репин, Шишкин, Айвазовский и Рембрандт с Тьеполо.

Искусствовед и художник, работавший директором Третьяковской галереи, Замошкин пришел в Пушкинский в 1954 году и развернул бурную деятельность. Сменившая его в 1961 году Ирина Антонова во многом продолжала его курс. При нем была пересмотрена основная экспозиция музея и началась большая образовательная программа, первые знаменитые международные «оттепельные» выставки прошли под руководством Замошкина: «Шедевры Дрезденской галереи», «Живопись, графика и керамика Пабло Пикассо» и «Полотна Учелло, Мантеньи, Шардена, Перроно, Давида и Рембрандта. Из музея Жакмар-Андре».

Александр

амошкин

стопник

Алексей

Согласно апокрифу — работник основателя и первого директора музея Ивана Цветаева — первый посетитель Пушкинского, которого Цветаев пустил посмотреть на свое детище. Проверить правдивость этой истории возможным не представляется, но она идеально ложится в концепцию самого музея. В начале XX века вход в музеи, которые, по сути, были частными коллекциями, расположенными в галереях, читай — домах их владельцев, «людям с улицы» был заказан, но Музей изящных искусств — учебный музей в первую очередь — должен был и привнес в эту область демократизм.

Роман

лейн

Главный архитектор Пушкинского музея, который в итоге строили шестнадцать лет, за время прошел огонь, воду и медные трубы — причем первое — буквально. Клейн выиграл конкурс на строительство музея (проект должен был быть выполнен «в формах античной архитектуры или в стиле эпохи Возрождения», а интерьеры залов должны были быть оформлены сообразно эпохе, к которой принадлежали выставленные в них экспонаты) в 1896 году, а в 1904-м на стройке случился пожар, в котором пострадали залы антиквария и библиотека. Иван Цветаев в это время был в Берлине, и Клейн, по сути, взял на себя руководство спасательными работами, так как «пожарными распоряжался лишь пьяный брандмейстер Тверской части». В письме к Цветаеву архитектор рассказывал: «...пожарные, не церемонясь, пробивали ломами насквозь ящики и таким образом громили все содержимое. Меня отчаяние охватывало до слез... Хладнокровнее всех, как мне показалось, отнесся к случившемуся Юрий Степанович (Нечаев-Мальцев. — Прим. The Blueprint)... Он успокаивал меня, говоря, что убытки небольшие и ограничатся суммою не более 25 000 рублей, но мне думается, что они значительнее». Здание, проект которого Клейн под руководством Цветаева переделывал шесть раз и которое стоило 2,6 миллиона рублей, открылось в 1912 году. За пять лет до этого Клейн получил звание академика архитектуры.

оллекция

Дрезденской галереи

В марте 1955 года, согласно постановлению Совета Министров СССР о передаче правительству Германской Демократической Республики всех картин Дрезденской галереи, спасенных советскими войсками и вывезенных в Советский Союз после капитуляции Германии, было решено организовать в Пушкинском временную выставку перед отправкой произведений на родину. Выставка стала эпохальной и навсегда изменила статус Пушкинского в мировом музейном сообществе. На всякий случай напомним, речь шла об этих картинах: «Сикстинская мадонна» Рафаэля, «Спящая Венера» Джорджоне, «Динарий кесаря» Тициана и так далее, и так далее. За 10 лет, проведенных дрезденскими картинами в Пушкинском, была осуществлена их полная консервация, реставрация и всестороннее исследование. Это позволило в исключительно короткий срок разработать план экспозиции, составить каталог и краткий путеводитель, подготовить экскурсии и выездные лекции по выставке. 2 мая 1955 года выставка открылась. До 25 августа музей работал без выходных по 12–14 часов в день, было проведено 2000 экскурсий и прочитано более 1000 лекций. За четыре месяца выставку посетило 1,2 миллиона человек. 25 августа 1955 года состоялось закрытие выставки и церемония подписания акта передачи первой картины — «Портрет молодого человека» Дюрера. Сказать, что советские граждане были недовольны возвращением картин, — это ничего не сказать, возмущенными записями была полна книга отзывов Пушкинского, а дискуссия о том, стоило ли возвращать картины, идет до сих пор.

Марина

ошак

Марина Лошак в 2013 году сменила на посту директора Пушкинского Ирину Антонову. При Лошак, специалистке по русскому авангарду, Пушкинский впервые участвовал в Венецианской биеннале, впервые представил на ярмарке Cosmoscow свою коллекцию медиаискусства, также она руководит масштабным проектом реконструкции музея — созданием «Музейного городка», — начатым в 2009 году. В состав Пушкинского музея войдут 12 доступных для посетителей строений. В интервью The Blueprint она говорила: «Музеи не могут быть закрытыми. Они не могут быть музеями, если они закрыты, особенно такого типа, как наш. Мы универсальный музей, который всех принимает в себя. Поэтому открываются все музейные двери. И эти двери показывают новые лица — лица людей, а не искусствоведов. Человеческое становится важнее всего остального, особенно сегодня. Птичий искусствоведческий язык меняется на нормальный человеческий, выразительный и эмоциональный рассказ. Человеческое лицо снимает маску, придуманную специально для того, чтобы показать, что музей — это храм».

Владимир

альмберг

Историк и археолог, который в 1913 году сменил Ивана Цветаева на посту директора музея. Сказать, что Мальмбергу досталась сложная работа, — ничего не сказать. Ему надо было сохранить музей во время Первой мировой войны, Октябрьской революции и гражданской войны. Он с этим справился блестяще и еще умудрился пополнить собрание античного искусства музея — подлинники почти сразу после революции начали поступать из созданного в 1918 году Национального музейного фонда из частных собраний, реорганизуемых или закрываемых учебных заведений и музеев.

Сергей

еркуров

Скульптор, автор посмертной маски Владимира Ленина и просто — кузен мистика и философа Георгия Гурджиева — Меркуров, как и Мальмберг, стал директором Пушкинского музея в один из самых сложных периодов в его истории — в 1944 году. Именно под его руководством проходило восстановление музея после окончания Второй мировой войны. Он же принимал памятники, вывезенные из Германии, в том числе Пергамский алтарь и картины из Дрезденской картинной галереи, реставрация которых проводилась в ГМИИ под руководством приглашенного Меркуровым Павла Корина.

Иван и Михаил

орозовы

Сформированная братьями Иваном и Михаилом Морозовыми коллекция произведений современного искусства, наряду с собранием Сергея Щукина, считается одной из лучших в мире. Первоклассные Моне, Ренуар, Дега, Сислей, не говоря о том, что Михаил Морозов открыл Гогена и привез первую картину Ван Гога в Россию, что именно он открыл Боннара, а его брат Иван создал уникальный ансамбль полотен Сезанна. Братья собирали западную живопись с учетом русского искусства: их «французы» должны были в том числе учить русских художников новому. Коллекция в советское время была поделена между ГМИИ и Эрмитажем, но этим летом в Пушкинском ожидается долгожданная «выставка-воссоединение» — «Брат Иван. Коллекция Михаила и Ивана Морозовых». О значении и истории коллекции Морозовых The Blueprint писал отдельно.

Юрий

ечаев-Мальцов

Человек, про которого, возможно, чаще всего (после основателя Ивана Цветаева) говорят, что музей должен носить именно его имя. Дипломат, владелец стекольных фабрик, тайный советник Юрий Нечаев-Мальцов в историю, конечно, вошел как человек, благодаря которому был построен Пушкинский музей. Из 2,6 миллиона рублей бюджета стройки он дал два. За годы строительства музея Нечаев стал одним из ближайших друзей Ивана Цветаева и регулярно его мучил поездками на заседания всевозможных комитетов, светские ужины, где Цветаев знакомился с потенциальными донорами музея. Хотя самым сложным испытанием стали, как ни странно, морепродукты. Цветаев жаловался жене: «Что мне делать с этим Нечаевым-Мальцовым? Опять устрицы! Да я устриц в рот не беру. Не говоря уже о всяких шабли. Ну зачем мне, сыну сельского священника, устрицы? А заставляет, злодей. Заставляет!» Дочь Цветаева, поэтесса Марина Цветаева, впоследствии писала: «Нечаев-Мальцов на музей дал три миллиона. Покойный государь триста тысяч. Эти цифры помню достоверно. Музей Александра III, нынешний Пушкинский, есть четырнадцатилетний бессеребряный труд моего отца
и таких же три бессеребряных миллиона Нечаева-Мальцова».

Иосиф

талин

После окончания Второй мировой Пушкинский едва не стал музеем имени верховного главнокомандующего: в 1949-м вышло постановление об организации «Выставки подарков И. В. Сталину» к 70-летию вождя. В один день 30 сотрудников музея были уволены, в течение 48 часов полностью демонтировали недавно открытую постоянную экспозицию (около 1500 слепков и картин). А в течение следующих десяти дней сотрудники вели прием поступавших даров. Пушкинский классический портик закрыл гигантский портрет Сталина, а общее количество «экспонатов» с трудом поддавалось подсчету — одних статуй было больше тысячи. Ковры, вазы и панно с изображениями Сталина задержались в музее на три года: документы, впрочем, свидетельствуют, что сотрудники, оказавшись в таких, мягко говоря, стесненных и непредвиденных обстоятельствах, все равно умудрялись вести работу по сохранению музейной коллекции. После смерти Сталина в марте 1953 года встал вопрос о сохранении выставки навечно. Но 10-го августа того же года поступил приказ Министерства культуры СССР о расформировании «Выставки подарков И. В. Сталину». 26 декабря 1953 года состоялось открытие собственной обновленной экспозиции музея.

Александр

ышлер

Первая персональная выставка одного из самых загадочных советских авангардистов, которого совершенно невозможно строго отнести ни к какому направлению, тоже прошла в Пушкинском — в 1966 году. Тогда директор музея Ирина Антонова ясно дала понять: музей хочет и будет заниматься продвижением «неофициального» искусства. О выставке 1966 года, состоявшейся в главном музее Москвы, в прессе не было написано ни строчки. Понять, насколько беспрецедентно было событие, можно, только изучив книгу отзывов, хранящуюся в музее. «Отзывы о выставке Мариэтты Шагинян, Рины Зеленой, Сергея Бархина — восторженные, — рассказывала хранитель коллекции Тышлера Анна Чудецкая. — Но тут же мы видим другие мнения, среди них — высказывания искусствоведов, актеров. Они пишут, что это очернительство, бред сумасшедшего и работы Тышлера оскверняют Пушкинский музей».

чебный 

«

музей»

Массовый музей — идея для XIX века вполне себе революционная: по всему миру тогда преобладали «закрытые коллекции». Они могли быть частными, императорскими или научными, но принцип сохранялся: для их посещения хозяев надо было знать или иметь возможность с ними договориться. Первые общественные музеи это неудобство должны были устранить: музей, по замыслу их создателей, в том числе и Ивана Цветаева, должен был из закрытого клуба стать местом встречи для единомышленников и интересующихся.

ранители»

«

«Хранители. Война и мир в Музее. ГМИИ им. А. С. Пушкина в 1941–1955 годах» — выставка 2015 года, посвященная важнейшим событиям в истории музея — его жизни во время Великой Отечественной войны, когда система отопления и электропроводка были повреждены, а музей, в котором оставалось около 260 тысяч неэвакуированных экспонатов, топили дровами, и судьбе коллекции Дрезденской галереи. В центре выставки-экспансии, которая заняла почти все пространство музея, были документы военных лет — воспоминания и фотографии, помещенные в современную экспозицию. За архитектуру выставки отвечал художник и архитектор Юрий Аввакумов, который в аннотации был назван «сценографом». Одновременно с увековечиванием подвига, совершенного хранителями музея, выставка поднимала один из самых болезненных вопросов для музея — а именно возвращение картин из собрания Дрезденской галереи. Участник битвы за Москву искусствовед Александр Чегодаев, работавший в Пушкинском в 1944–1949 годах, писал: «Был сделан широкий жест: галерея была возвращена ГДР, очевидно, чтобы похвастаться своим необыкновенным благородством: вот, немцы у нас натворили бог знает какие безобразия, а мы этого даже не помним. Меня эта передача картин в новоявленную фальшивую ГДР глубоко возмутила. Оставлять всю Дрезденскую галерею не было, конечно, никакой надобности, но руководство ГДР могло бы сообразить, что не мешает оставить нам хотя бы десяток хороших картин в компенсацию за великий ущерб, нанесенный нашей стране <...> Никакими миллионами долларов нельзя оплатить разрушение Спас-Нередицы или разорение пригородов Ленинграда — пусть компенсация будет не эквивалентна и далека от действительной ценности потерянных нами памятников, но, во всяком случае, благородство должно быть взаимным. Не требовалось, конечно, оставлять нам Сикстинскую Мадонну Рафаэля, всегдашний предмет гордости Дрезденской галереи. Но почему было бы не оставить „Спящую Венеру“ Джорджоне, к которой в Дрездене не одно столетие относились с полным пренебрежением: я своими глазами видел в старом рукописном инвентаре галереи, как эта чудесная „Венера“ была обозвана „eine schlechte Kopie nach Tizian“!» («плохая копия с Тициана»)".

Иван

ветаев

Иван Цветаев, построивший один из первых современных музеев в стране, и сам был живым доказательством того, что в России XIX века, при должном таланте и везении, социальный лифт работает еще как. Выходец из бедной семьи священника, где были и голод, и розги, он окончил университет, получил зарубежную стажировку, стал профессором, а потом и директором исторического Румянцевского музея. Последний долгое время был единственным в городе общедоступным музеем, сердцем которого была коллекция старинных рукописей министра иностранных дел при Александре I. В экспозиции Румянцевского музея царил некоторый хаос, а Цветаев, влюбившийся в Италии в классическое искусство, хотел строгой экспозиции, посвященной только ему.

Так появилась идея нового музея изящных искусств — популяризаторского, образовательного и построенного на копиях шедевров. Идея, честно говоря, на первый взгляд довольно безумная — кому надо смотреть на копии античных статуй — да еще и в таком роскошном здании (за этот контраст, сейчас об этом редко вспоминают, Цветаев при жизни получал от критиков регулярно)? Однако Цветаев, как человек будущего, а он именно им и был, понимал, что мобильность в перемещениях по миру — это прежде всего привилегия, которой многие лишены.

За образец был взят дрезденский Альбертинум, обладавший сравнительно небольшой коллекцией подлинной античной скульптуры и огромным собранием слепков. Цветаев уговорил директора Альбертинума Георга Трея выступить в роли консультанта московского музея, и в течение 20 лет немцы честно помогали москвичам определять состав слепков и организовывать музейное пространство.

Сил на свое детище он не жалел, так, например, он описывал поиск денег: «Пекунию (шутливый галлицизм, обозначающий деньги. — Прим. The Blueprint) приходится добывать визитами, разговорами, раздачами печатных записок об идее и целях учреждения и тому подобными искусственными средствами. Путешествовать приходится по Москве по направлению всех четырех ветров и завлекательные речи вести и за Москвой-рекой, и на Вшивой горке, и на Собачьей площадке, и на седалище московского благородного дворянства — на Поварской и на Кузнецком мосту... Не доводилось доколе восседать и петь на церковных ступенях с чашечкой в руке».

На алтарь музея, в котором подлинники довольно быстро вытеснили изначальные копии (здесь в том числе «помогла» национализация частных коллекций), Цветаев положил и свои политические убеждения: он никогда не подписывал антиправительственных писем, всегда стараясь сохранять нейтралитет.

Марк

агал

Еще одно имя, которое навсегда связано с историей Пушкинского. Ирина Антонова в 1987 году организовала первую в стране ретроспективу художника, которая тут же стала легендарной и за которую она, разумеется, «получила выговор». Почти за пятнадцать лет до нее, в 1973 году, Антонова принимала художника в Москве, куда он приехал по личному приглашению министра культуры СССР Екатерины Фурцевой — в городе он был впервые с 1920 года. С той встречи началась история дружбы Антоновой и Шагала, во время того визита, впрочем, классик авангарда покорил всех членов принимающей стороны. Его переводчица Стелла Коловатова вспоминала — «В Русском музее Шагал очень внимательно рассматривал каждую работу, а возле одного небольшого пейзажа Левитана просто замер. Затем обернулся к директору музея и сказал: „Я вам отдам все, что намалевал (так и сказал — намалевал) за всю свою жизнь, за этот пейзаж“. Директор не знал, что ответить, и тогда Шагал сам прервал паузу и сказал: „Не хотите? И правильно делаете“».

Сергей

укин

Cвоей славой великолепных собраний импрессионистов, фовистов и других представителей французского искусства рубежа XIX–XX веков Эрмитаж и Пушкинский обязаны прежде всего феноменальному вкусу братьев Морозовых и Сергея Щукина. Последний, текстильный магнат и меценат, просто собрал лучшую в мире коллекцию импрессионистов и модернистов: обладавший редкой отвагой, интуицией и понимаем современного искусства потомок боровских лавочников собрал две сотни шедевров и заказал Матиссу панно «Танец», которое спустя сто лет назовут Джокондой нового искусства. При этом сам он параллельно занимался просветительской деятельностью, лично проводил экскурсии для молодых художников по своей галерее и таким образом более чем заслуженно получил еще один «титул» — одного из наставников нового русского авангарда. В 1948 году его коллекция была поделена между Эрмитажем и Пушкинским.

Илья

ренбург

Писатель, переводчик, военный корреспондент — еще один важнейший персонаж в истории Пушкинского. Именно Эренбург, один из немногих официальных советских космополитов, помогал организовать выставку своего приятеля Пабло Пикассо в Пушкинском музее. Беспрецедентное событие — в 1956-то году — Эренбург потом вспоминал так: «На открытие пришло слишком много народу: устроители, боясь, что будет мало публики, разослали куда больше приглашений, чем нужно. Толпа прорвала заграждения, каждый боялся, что его не впустят. Директор подбежал ко мне, бледный: „Успокойте их, я боюсь, что начнется давка“. Я сказал в микрофон: „Товарищи, вы ждали этой выставки двадцать пять лет, подождите теперь спокойно двадцать пять минут“... Три тысячи человек рассмеялись, и порядок был восстановлен. Открыть выставку от имени „Секции друзей французской культуры“ должен был я. Обычно церемонии мне кажутся скучными или смешными, но в тот день я волновался, как школьник». Сказать, что публика тоже волновалась, было бы преуменьшением: в Петербурге, куда Пикассо поехал после Пушкинского, дело даже закончилось демонстрациями. Получившие отказ в открытом обсуждении выставки Пикассо в Эрмитаже студенты решили обсуждать ее на площади Искусств. Власти, впрочем, тоже время не теряли — на площадь тут же были отправлены солдаты и поливальные машины, а на любителей модернизма были заведены дела.