Музеи и галереи на карантине

Подводить окончательные (да и предварительные) итоги карантина пока рано, но делать заметки на полях уже хочется: пандемия стала странным временем, которое обнажило диспропорции в одних областях нашей жизни, констатировало кризис в других и уже начало вносить интенсивные коррективы в третьи. The Blueprint подмечает первые большие перемены в культуре, ее экономике, этике и механике. В первом выпуске — мир искусства: музеев, ярмарок, биеннале и галерей.

Мир во время карантина, как принято шутить, весьма очистился: пока в Санкт-Петербурге по Невскому гуляют бобры, а по каннской набережной Круазетт — кабанчики, в пустые музеи Канзаса отвели пингвинов (которым Караваджо понравился куда больше, чем Моне).

Карантин стал для всех — и для мира искусства тоже — очень причудливым временем: не то паузой, не то истерикой, не то возможностью вспомнить все (с показом архивов от рассвета до заката), не то попыткой делать вид, что катастрофы не происходит. Вчера мы узнали, что 17-я Архитектурная биеннале в Венеции откладывается на год — ее организаторы тянули с этим решением до последнего, как будто не теряя надежду, что ситуация вдруг изменится и полеты станут возможны.

Биеннале в Венеции была последним бастионом: по всему миру выставки, биеннале, арт-ярмарки отменены, отложены, перенесены онлайн. Впрочем, в последние дни европейские музеи понемногу начали открываться. Так, в Германии, где большая часть бизнеса и не прекращала работу, директора музеев приступили к посткарантинным мерам. Количество посетителей сократили в среднем на треть, все носят маски, держат дистанцию, а по выставкам разработан маршрут единого движения в одном направлении. Ближайший хит — выставка Моне — несмотря на открытые двери отложена Музеем Барберини на неопределенный срок. Планировать сейчас что бы то ни было крайне сложно.

Пока в мире двери музеев на замках, в окнах галерей — темнота, в глазах кураторов, галеристов и художников — тревога. Вспомнив избитую истину о том, что кризис — это время не только испытаний, но и новых возможностей, The Blueprint попробовал выяснить, открылись ли перед культурными институциями новые перспективы и как они воспользовались этой вынужденной передышкой.

Соревнование и катастрофа

Культурная пауза для мира искусства стала настоящим шоком — и так вышло потому, что до пандемии музеи успели как следует разогнаться. Слетать на выставку в другой город на выходные стало пусть и роскошным, но понятным в мире ценителей видом досуга — потому что музеи и театры успели задрать планку качества до невиданных ранее высот: выставки теперь делают такого стандарта, что за ними становится резонно лететь в другой город, как за концертом любимой рок-звезды: в той же мере это оказывается уникальным опытом. Этим туристическим потоком вовсю пользуется городская администрация и подстегивает музеи выпекать блокбастеры все быстрее и быстрее, практически как пирожки. 

Культурная гонка вооружений началась еще в 1980-х, на излете настоящей гонки вооружений, а новая музеология, оформленная в Квебекской декларации 12 октября 1984 года, в итоге на полгода опередила горбачевскую перестройку. Мир искусства и мир вообще с того момента наперегонки двигались в сторону открытых границ, максимальной свободы и больших денег.

Музеи-аттракционы, выставки-блокбастеры, художники-бренды — большое искусство, позаимствовав приемы у поп-культуры, вступило с ним же в решительную борьбу за аудиторию и бюджеты. По мере того как дешевели авиаперелеты, крупнейшие музеи и культурные события превращались в экономические предприятия глобального значения. Майкл Блумберг, будучи мэром Нью-Йорка, любил хвастаться: во время действия инсталляции «Ворота» художников Христо и Жанны-Клод в Центральном парке цена в гостиничных номерах поблизости выросла минимум на 50 долларов в сутки. В 2012 году 79% из 50,5 млн иностранцев, которые побывали в Нью-Йорке, посетили при этом какие-либо учреждения культуры.

Christo and Jeanne-Claude's, The Gates, Central Park, New York City, 1979-2005

«Майкл Блумберг, будучи мэром Нью-Йорка, любил хвастаться: во время действия инсталляции «Ворота» художников Христо и Жанны-Клод в Центральном парке цена в гостиничных номерах поблизости выросла минимум на 50 долларов в сутки»

Настрой Блумберга разделяет и министр туризма Бельгии Бен Вейтс, который без стеснения называет Рубенса «первоклассным товаром на мировом рынке, которым мы наконец начали пользоваться в полной мере». В самом деле рубенсовские выставки в Антверпене в 2018 году привлекли почти миллион посетителей. А ведь 62% туристов, которые отправляются в Антверпен, обязательно в нем ночуют — это значит, что доходы получают как минимум еще и гостиницы. В борьбу за культурного туриста включаются буквально все. Например, Ливерпулю, который мог бы еще сто лет зарабатывать экскурсиями к дому Леннона, биеннале современного искусства приносит больше 5 миллионов фунтов.

В итоге музеи, привыкшие за эти годы к бешеной выставочной гонке (так, например, московский МАММ за 2019 год показал 134 выставки — и не только в Москве), на полном ходу столкнулись с новой культурной и экономической реальностью. По оценкам Союза музеев Европы — NEMO, из-за пандемии коронавируса музеи потеряли 80% своих доходов. Речь идет о 650 музеях из 41 страны — 92% из них закрыты, при этом крупнейшие из них вроде Рейксмузеума в Амстердаме и Музея истории искусств в Вене теряют до 600 тыс. евро в неделю. А директор ГМИИ им. Пушкина Марина Лошак оценивает финансовые потери музея в 2 млн рублей ежедневно. Но если «Пушкинский» может рассчитывать на помощь государства, то, например, амстердамский Музей Ван Гога на 90 процентов финансируется за счет продажи билетов. Нет продаж — нет и денег на зарплаты. Неспроста же семь из десяти европейских музеев перевели часть сотрудников на проектный метод работы.

«Марина Лошак оценивает финансовые потери музея в 2 млн рублей ежедневно»

Архивы и трансляции

Тема времени волнует культуру всегда, а в этом году она должна была шуметь особенно сильно: темой заглавной выставки года в Met и главного события весны, Met Gala, должно было стать время.

С безумной культурной гонкой прошлых лет время побежало с совсем стремительной скоростью. Новые ярмарки открывались где-то в мире каждый день, как и оглушительные премьеры. Сверхзвуковая скорость производства контента привела к предсказуемым для глобализации эффектам: везде начали показывать одно и то же. Блокбастеры стали кочевать по миру, биеннале напоминать друг друга, а по вырезанному кадру условной оперы Кирилла Серебренникова стало невозможно догадаться, в каком городе планеты она происходит.

«Для большинства все еще занятых работников культуры это время зум-марафонов и оправдательных эссе о том, что они сделали за день»

Гонка должна была достичь своего логического предела — которым вполне мог выступить COVID-19. Но преподаватель ВШЭ и независимый куратор Катя Крылова, известная в том числе выставками «Невозможное неизбежно» (Еврейский музей), «Можно из-под крана?» (Политехнический музей и «Арт-Овраг»), «Вам и не снилось...» (ВДНХ), сильно сомневается, что эта пауза пойдет архивной работе на пользу: «для большинства все еще занятых работников культуры это время зум-марафонов и оправдательных эссе о том, что они сделали за день. Они работают на повышение присутствия музея в цифровом пространстве любыми средствами, вопреки стрессу, перегрузке и, как следствие, качеству. Для тех же, кто стал незанятым, это время панической прокрастинации. Лишь единицы обратились к сосредоточенной работе с архивами». И в этом с ней согласна экс-арт-директор ярмарки современного искусства Vienna Contemporary и сооснователь blockchain.art Кристина Штейнбрехер-Пфандт: «Ковид — не пауза, это кризис, который будет иметь далеко идущие последствия для индустрии. Физические выставки остановлены, и почти все игроки изо всех сил набросились на производство онлайн-контента, стараясь в первую очередь держать своих посетителей вовлеченными».

Таким образом, работа с архивами свелась во многих музеях к их поспешной демонстрации в интернете — самому дешевому способу оставаться в поле внимания, как резюмирует Катя Крылова.

При всем при этом однозначно успешным переход музеев в онлайн назвать пока не получается. С одной стороны — аналитика UNESCO показывает, что посещаемость сайтов музея выросла на 200% — а 53% французских интернет-пользователей ставит культурное потребление в приоритет их активностей в интернете в период карантина. С другой — только 13 процентов музеев смогли себе позволить увеличить на это бюджеты. И оттого музейную онлайн-активность эксперты часто называют «панической и некачественной».

Статистика маркетинговых агентств первого месяца карантина показала, что количество потребителей культурного контента в Москве не увеличилось, увеличилось лишь время, которое пользователи с этих IP-адресов проводили в сети. «Те, кто смотрели концерты онлайн, добавили к ним, например театр и выставки, но новый зритель в онлайн-культуру не пришел. Культуре придется думать о самом потребителе, о знакомых ему паттернах приятия контента, его нуждах и бороться за него с телевизором», — говорит директор фонда Aksenov Family Foundation Виктория Кондрашова.

«Новый зритель в онлайн-культуру не пришел. Культуре придется думать о самом потребителе, о знакомых ему паттернах приятия контента, его нуждах и бороться за него с телевизором»

Бой этот тем более трудный, что часть потребления культуры всегда была демонстративной — спектакль или выставка обещали встречу с людьми своего круга, позволяли продемонстрировать свое культурное превосходство в соцсетях или хотя бы давали возможность выгулять платье. В онлайне, оставшись с потребителем один на один, музеи и выставки теперь вынуждены конкурировать не только друг с другом, но и с «Нетфликсом», тиктоком и даже порнхабом.

Катя Крылова считает, что, действуя по шаблону, музеи упускают возможность занять свободную рыночную нишу: «В ситуации пандемии музеи, на мой взгляд, действуют слегка опрометчиво, продуцируя бессмысленные дискуссии и виртуальные экскурсии. Они должны переключиться на то, что важно и не может быть закрыто другими игроками — работу с детьми, увлекательные занятия онлайн, наставничество с привлечением музейных сотрудников. Успешный музей в условиях пандемии — то, что могло бы занять ребенка, пока родители ведут в зуме рабочие встречи в соседней комнате».

Игра на понижение

Расхожая фраза этой пандемии — что в кризис обостряются тенденции, что были до него, и отмирает то, что и так существовало на излете. Для арт-рынка эта фраза стала особенно верной. За последние годы ярмарки как будто себя исчерпали. А онлайн-продажи искусства выросли из экспериментального формата в отдельный тренд.

Это привело к тому, что галеристы и аукционисты старого формата, привыкшие работать с увлеченной и серьезно настроенной публикой, сейчас чувствуют себя не вполне уверенно.

Да, почти все галереи безболезненно переехали в онлайн, и в этом формате прошел даже мартовский Art Basel, а аукцион Sotheby’s активно предоставляет свою интернет-платформу крупным продавцам, не забывая взять процент со сделки, но сами произведения искусства при этом дешевеют.

Art Basel online, 2020

Искусство задешево — один из самых главных и самых противоречивых трендов карантина. В закрытой фейсбук-группе «Шар и Крест» галериста Максима Боксера вовсю торгуют рисунками Айдан Салаховой за 5–8 тыс. руб., а также работами менее именитых художников за еще меньшие деньги. У этого, конечно, есть и обратная сторона. Лена Крылова, основатель арт-магазина Cubed, не скрывает беспокойства: «В ситуации неработающих галерей художники продают свои произведения подешевке, и этим пользуются те, кто был вовлечен в процесс до этого и потенциально мог бы платить справедливую цену. Вот это я считаю сокрушительным для бизнеса: арендные каникулы почти никому из галеристов не дали, налоги тоже лишь отложили, так что велика вероятность, что после карантина мы увидим не всех игроков арт-рынка, а художникам придется и дальше продавать вещи по неприлично низким ценам».

Художница Татьяна Бродач, участница аукциона The Blue Art Foundation, замечает, что «благодаря инициативам галерей и разных изданий во время пандемии покупка и продажа онлайн недорогих объектов искусства стали популярным развлечением. Охотой для ценителей и возможностью что-то заработать для художников. Но в сети возможно продать только что-то недорогое. Почти везде есть верхняя планка цены. Более серьезные работы люди покупают, обычно увидев их в галерее или в мастерской. А галереи закрыты». Впрочем, другой участник того же аукциона, Миша Никатин, отмечает, что интерес к нему даже возрос за последнее время. Если раньше в месяц покупали одну-две работы в среднем, то теперь две-четыре.

Сильнее всех от падения цен старадают сами авторы, но художник Илья Федотов-Федоров, у которого отменилось несколько выставок и перенеслась резиденция Pro Helvetia в Швейцарии, считает, что сейчас именно тот момент, когда художникам нужно объединяться. «Можно назвать это профсоюзом, объединением, альянсом и так далее, но сейчас очевидно, насколько мы социально уязвимы и просто невидимы для государства и общества в целом. В Берлине художники получили прямые выплаты в пять тысяч евро, в Голландии — субсидии на аренду студий и жилья, в Швейцарии — компенсацию за отмену мероприятий. И я сейчас не про оценку уровня помощи, а про то, что в России некому даже озвучить проблемы художников, и если галереи и музеи как-то представлены, то голоса у художников нет совсем».

Восстановление

С тем, что часть культурных институций кризис не переживет, согласны практически все эксперты, однако не все из них видят в этом проблему. Глава отдела современного искусства Эрмитажа Дмитрий Озерков, например, видит в этом путь культурной индустрии к самоочищению: «Станет меньше денег, которые вовлечены в сферу культуры. Какие-то случайные вещи сами собой отсеются как надуманные. Как это ни жестоко, но, как говорили футуристы, «война — это гигиена мира». Поэтому, несмотря на закрытие музеев, подлинные ценности останутся неизменными. Гентский алтарь, Сикстинская капелла, «Плот Медузы». Начнут отсеиваться и имена в современном искусстве — ускорится тот процесс оставления следа в истории, который обычно определяет только время. Институции, их хранящие и создающие, выживут, а какие-то не самые важные развлекательные истории отомрут. Это не плохо: культура открыта ко всему, но все имеет свое начало и свой конец. Слово новым художникам. Как говорил Марсель Дюшан, «я верю не в искусство, а в художника».

В самом деле за Тейт, Лувр и Эрмитаж волноваться не приходится. Как и за тот же Музей Ван Гога, которому для успеха нужны только билетные кассы и преданная публика.

«Станет меньше денег, которые вовлечены в сферу культуры. Какие-то случайные вещи сами собой отсеются как надуманные. Как это ни жестоко, но, как говорили футуристы, „война — это гигиена мира“»

Зато непростая судьба ждет и крайне популярные выставки-блокбастеры. Ведь финансово зависели они, как правило, не от посещаемости, а от спонсоров и инвесторов. Алиса Прудникова, комиссар Уральской биеннале, замечает, что «на настоящий момент у ее проектов нет понесенных убытков, однако риски сильны в плане истощения ресурсов у партнеров (проекты NEMOSKVA поддерживают фонды Потанина и „СИБУР“). Экономика проектов на 60–80% зависит от успешности фандрайзинга». Такие же опасения высказывает и Дмитрий Озерков: «В производстве больших выставок мы сильно зависим от спонсоров проекта. Выставки делаются на спонсорские деньги. И если условия будут пересматриваться, то и решения будут меняться». А руководитель диджитал-проектов в Еврейском музее и центре толерантности Нина Дымшиц замечает, что потенциальные спонсоры режут маркетинговые бюджеты в первую очередь, и «довольно скоро мы все это ощутим».

Тем же, кто останется, придется многое пересмотреть. Нина Дымшиц из Еврейского музея подозревает, что «Первое время после снятия ограничений музеям придется потратить на поиск решений по избежанию плотных скоплений людей, возможно, это повлияет на архитектуру выставок». А Алиса Прудникова рассказывает, что «международное биеннальное сообщество обсуждает новую локальность как уже наступившую реальность, когда проекты, отложенные на несколько месяцев, откроются в условиях ограниченного пассажиропотока». При этом триеннале в Иокогаме анонсировала открытие 3 июля как жест в том числе и терапевтический, помня про успех триеннале в 2011 году после катастрофы в Фукусиме. Легко предположить, что схожую функцию будет нести и Берлинская биеннале, которая откроется в начале сентября.

V Уральская индустриальная биеннале современного искусства 2019

Однако в целом уровень глобализации в культуре может немного упасть. «Привозных художников и режиссеров со всеми затратами будет точно меньше, — полагает Кристина Штейнбрехер-Пфандт, — зато к заслуженной славе наконец-то придут локальные герои, которые долго ждали персональных выставок в музеях своей страны». На самом деле мы тоже уже заждались.

«Мир культуры ждет долгая рецессия, государственной поддержки независимых институций в России нет и, похоже, не предвидится. Но есть и положительные моменты: в случае искусства демпинг рынка приходит к новым форматам и повышенному вниманию к коллекционированию (а значит, и поддержке) недорогого искусства (а значит, и молодых авторов»

Подводить итоги и делать планы — пока задание неблагодарное. Сколько продлится карантин в России, мы не знаем, как надолго открылись музеи даже в самых благополучных странах — тоже (уже сейчас Китай бьет тревогу по поводу второй COVID-волны). Cитуация может решительно качнуться в другую сторону, однако несколько моментов можно констатировать совершенно точно: мир культуры ждет долгая рецессия, государственной поддержки независимых институций в России нет и, похоже, не предвидится. Но есть и положительные моменты: в случае искусства демпинг рынка приходит к новым форматам и повышенному вниманию к коллекционированию (а значит, и поддержке) недорогого искусства (а значит, и молодых авторов). А в случае театра карантинные спектакли стали главным достижением по мнению режиссеров этого времени. Но об этом мы расскажем в следующей статье.