Один месяц, 15 картин и монотонно-идиллический быт

The Blueprint продолжает публиковать проекты фотографов и художников, которые фиксируют это странное и ни на что не похожее время пандемии. Вслед за пустой Москвой Сергея Пономарева, светской хроникой эпохи самоизоляции в объективе Саши Mademuaselle и дневниками лондонского фотографа Насти Тихоновой мы выкладываем удивительный артефакт: живописный дневник художницы и историка архитектуры Татьяны Эфрусси, которой повезло провести месяцы карантина на даче в Нормандии.

«Медовый карантин»

12 марта во Франции закрыли учебные заведения, 16 марта — музеи. Мой молодой человек преподает в школе, я учусь в Парижской академии художеств и подрабатываю экскурсоводом. В общем, в городе нам делать уже было нечего, так что 16-го же марта, до ограничения свободы передвижения, мы быстро собрались и уехали.

У семьи моего молодого человека есть дача в Нормандии, и нам, конечно, очень повезло оказаться запертыми на два месяца вдвоем не в квартире, а в большом доме, где есть сад и даже живописная мастерская моего «свекра». Стояла аномально теплая погода, все расцвело, неизвестные мне птицы заливались пением на каждой ветке, одним словом — идиллия. Я живу во Франции третий год, но в это время года почти не бывала на природе, так что эта ранняя прекрасная весна застала меня врасплох.

Пандемия, конечно, тоже стала неожиданностью. Внезапно пропало будущее: отменились все планы в академии, все забронированные экскурсии. Я беспрерывно читала новости, переписывалась с друзьями и родственниками, маниакально готовила еду. Было понятно, что мы находимся в очень привилегированном положении в отличие от семей, теснящихся впятером в одной комнате, или тех, кто должен продолжать работать с прямым риском для жизни. Кроме того, мы много лет вместе и довольно часто проводили «эскапистские» каникулы вдвоем, так что оказались хорошо подготовлены психологически к совместной изоляции. Как-то раз мы в шутку придумали, что у нас «медовый карантин», такой пир во время чумы. Но, конечно, бывали и сложные моменты: мне было непросто делать что-то осмысленное в новых условиях, страшно превратиться в домохозяйку. Я много говорила об этом с подругами-художницами, которые оказались в похожей ситуации.

Через месяц мы узнали, что минимум еще один такой месяц впереди. Примерно тогда же я нашла в доме нетронутый рулон обоев. Были и разные другие материалы, в том числе холсты, но рулон привлек меня своей протяженностью — 10 метров, — которая хорошо рифмовалась с происходящим. Я раньше много рисовала и писала живопись, но около десяти лет назад бросила и переключилась на видео, тексты, инсталляции и перформансы. Последний год постепенно снова начинаю, но пока интересно использовать разные неочевидные основы (в Париже пришлось оставить почти доделанную серию на пенопласте) и не масло, а такой ядреный хулиганистый акрил.

В общем, где-то 14 апреля я начала делать серию. Мне было важно выкладывать эти картинки в инстаграме и получать фидбэк, общаться с друзьями. Это был какой-то повод напомнить людям о своем существовании. На одну картинку в среднем у меня уходило два дня (в начале было чуть медленнее, потом освоилась, ближе к концу карантина пришлось сильно ускориться, чтобы успеть закончить весь рулон), за месяц получилось пятнадцать. Сначала я решила, что буду рисовать наивные картинки нашего монотонно-идиллического быта на грани открыточной слащавости и жестко «отбивать» их рамкой со статистикой. Такой контрастный душ. Но мне быстро стало скучно, и все стало не так строго, появились разные вариации и нюансы, и сюжетов, и языка. Например, вместо нежных поцелуев, которые были бы логичной кульминацией «медового карантина», в центре серии оказалась любовная сцена из смешного и китчевого фильма. Общую драматургию я примерно представляла, но не особенно могла контролировать, потому что передо мной на столе была всегда одна–две картинки (почти все 70 см в ширину, вторая и четырнадцатая — 60), а физической возможности раскатать рулон во всю длину не было. Можно было, наверно, что-то придумать, но мне хотелось сохранить игровой момент в духе «Изысканного трупа» (имеется в виду игра, придуманная сюрреалистами, в которой участники по очереди рисуют части фигуры, не видя, что уже нарисовали другие. — Прим. The Blueprint) и самой удивиться в конце.

Наверное, можно сказать, что у этой работы был определенный терапевтический эффект. Она помогла мне структурировать время в ситуации, когда больше нет никаких дедлайнов. В отличие от многоступенчатых исследовательских проектов тут было ощущение быстрого конкретного результата, контроля над обозримым физическим пространством — в общем, то самое, что ценят прокрастинаторы, когда бегут от цифровой тревоги. Сейчас она вернулась, но вроде бы за этот месяц я немного привыкла к новой жизни и могу вернуться к прежним задумкам.

1. 

Мы в саду, все цветет, но череп рядом с сердечком сигнализирует, что не все так просто. Один друг увидел тут ворота Аушвица и меноры, но вообще это просто красивая большая дверь и схематичные деревья.

4. 

3. 

2. 

Были разрешены физические упражнения в радиусе 1 км со специальной бумагой, которую ты сама могла написать от руки. Мы ни разу не видели контроля (хотя сначала казалось, что вот-вот из кустов вылетит дрон), но добросовестно культивировали в себе самих государство и вели бюрократию.

Изоляция без йоги, как известно, не изоляция. Червячки же намекают о конечности перспектив телесного развития.

Наши попытки бердвотчинга в саду и окрестностях были достаточно смехотворны, но каких-то птиц мы все-таки смогли определить.

7. 

6. 

5. 

Вот в кино все по-настоящему, и люди там приятного розового цвета. Особенно в фильме Эрнста Любича «Эта дама в горностае» 1948 года.

Когда однажды во время ужина на нас долго смотрела косуля, я окончательно заподозрила, что мы в райском саду, а значит, все-таки уже умерли и не заметили.

Мы в целом очень много экспериментировали с едой, но мне понравилось, что пиццу можно рисовать так же, как ее и готовишь — слой за слоем, так что ее и выбрала для изображения.

9.

10.

8.

В доме много серьезных, приличных, достойных уважения картин, в том числе — натюрмортов на темном фоне в рамах, под которыми мы обычно едим.

В плохую погоду мы не ездили по нашему веломаршруту, а ходили к реке, иногда даже без бумажки с разрешением. Тут с нами нутрия, их много.

Сад продолжал цвести, но погода испортилась, и стало грустно. Тут среди шикарных садовых цветов я поставила в центре банальный и довольно вонючий рапс, которым тут засажены ярко-желтые поля.

13.

12.

11.

У нас нет стиральной машины, одежды мы взяли мало, так что постоянно стираем и вешаем сушиться на очень красивом дереве.

Идиллия идиллией, но нет ничего мучительнее постоянной тревоги за родителей, которых все время подозреваешь в легкомысленности. Со связью и у нас, и у них не очень, и вместо лиц у всех какие-то доброжелательные ошметки.

В какой-то момент мы дошли до игры в домино, но не стали заморачиваться с правильным подсчетом очков. Так что справа счет — по партиям. Кто выиграл эту, я уже не помню, бумажку с записями подобрала спустя несколько дней.

15.

14.

11.

Автопортрет в мастерской, где я проводила большую часть времени. Там не ловит интернет, и я стала специалисткой по сетке передач французского радио.

11 мая формально карантин закончился, и можно уже вернуться в город. Сложно сказать, что изменилось, кроме цвета травы и видов цветущих цветов, никакого ощущения экстаза нет.