Лагерфельд
и лабиринт

текст:

ольга шелест

Ольга Шелест, отправившись по нашему заданию в Метрополитен-музей на выставку Karl Lagerfeld a Line of Beauty, обнаружила, что вынесенная в название экспозиции «линия» — это не только эскизы дизайнера, вдохновившие куратора Эндрю Болтона, но и многочасовая очередь на вход, и лабиринт как принцип организации пространства. Выбравшись из него, Ольга пересмотрела свои отношения с тяжелым люксом.

Met Gala — бал по сбору средств для Института костюма Метрополитен-музея — в этом году снова получил увесистую оплеуху от активистов, блогеров и селебрити разного ранга. «Фрик-шоу для свежих мемов», «пир во время чумы», «те же на манеже», «ода сексисту и фэтшеймеру Лагерфельду, которого просто не успели отменить в связи с кончиной». Все это звучало намного громче, чем осторожное восхищение журналистов лояльных, в частности, к Анне Винтур — главному редактору американского Vogue и председателю Института костюма. Эту должность Винтур унаследовала от основательницы института Дианы Вриланд, и, несмотря на солидные суммы, которые Met Gala собирает для музея, Винтур опять обвинили в игнорировании повестки, отсутствии манифеста и голоса общественности. Кортни Лав-Кобейн опубликовала в твиттере пост: фото, где она позирует в обнимку с Карлом Лагерфельдом, и якобы диалог с кутюрье: «Кортни, ну как там Met Gala?» — «Они поглумились над твоим наследием, Карл». — «Да? Ну жду не дождусь их тут. Я и мой топор!».

В общем, когда The Blueprint попросил меня заглянуть на выставку Karl Lagerfeld a Line of Beauty, буду честна, настроена я была скептически. На что там смотреть? На туфли и платья, созданные для толстосумов? Бросьте, лакшери-бренды выглядят неуместными в новом мире нормкора. Сумка Chanel из объекта желания стала символом безвкусицы. Стоимость вещей от модных домов вызывает недоумение. Ну подожди, уговаривала я себя, когда-то эти дома возвели ремесло в ранг искусства, показали, что человеку под силу создать шедевр не только из мрамора. Что ж, вешаю свою старую Chanel Boy на плечо и сажусь в 6-й поезд до 77-й улицы.

Метрополитен-музей, как всегда, взят в кольцо туристов, главная лестница усеяна разномастной публикой, кто-то уже стоптал ноги в бесконечных залах, кто-то только собирается натереть новые мозоли. Очередь на вход, очередь в кассу и снова очередь — под светящейся надписью Karl Lagerfeld a Line of Beauty. И какая! Если вы купили билет в музей, это не значит, что вы попадете на выставку, все огорожено, охрана на входе. Желающие увидеть экспозицию, на фоне которой еще вчера позировала Ким Кардашьян, встают в лист ожидания на три часа! Никаких списков, все высокотехнологично, по QR-коду. Гениальный маркетинговый ход! Как в лучших ресторанах Нью-Йорка, которые создают искусственное столпотворение. Если очередь, значит, туда непременно нужно попасть. Возгласы возмущения, вздохи разочарования, растерянные взгляды. Сильно загорелая дама, усеянная лого Chanel, пытается оспорить правила входа — где это видано, я уже заплатила! Секьюрити безучастны. Вновь прибывшие напирают на счастливчиков, чьи телефоны просигнализировали — ваша очередь подошла. Остальные разбредаются по музею смотреть Аведона, египетские сокровища и античные скульптуры.

И все эти страдания ради 20 минут (посетителей просят не сильно задерживаться) фланирования по извилистым галереям экспозиции и куда более продолжительных сторис. Но если отбросить снобизм и иронию, убрать телефон в карман модных карго, то можно испытать настоящее наслаждение от происходящего, погрузиться в истинный искренний творческий процесс создания Haute Couture. Эндрю Болтон, главный куратор Института костюма, долго размышлял, какой должна быть экспозиция жизни и творчества одного из самых знаменитых дизайнеров эпохи. Решение нашлось в эскизах маэстро, которые он рисовал бесконечно, на бумаге, в телефоне и потом в планшете. Лагерфельд говорил, что научился рисовать раньше, чем ходить и говорить. Линии, с которых Карл начинал зарисовку эскизов, легли в основу рассказа о поиске вдохновения, примирении противоречий и воплощении самых смелых идей. Прямые, изогнутые, определяющие концепт будущего изделия, разграничивающие текстуру ткани и цвета.

Болтон пригласил в качестве дизайнера экспозиции архитектора Тадао Андо, и тот закрутил пространство в черно-белый (естественно!) лабиринт с альковами, символизирующими разные этапы творчества дизайнера. Разграничил линиями каждый виток карьеры. Линия цветочная, романтическая, изогнутая, контркультурная, женская и мужская, абстрактная, футуристическая, сатирическая...

Все начинается с большого экрана и крупного плана рук в знакомых мотоциклетных перчатках. Линия, еще одна, маркер скрипит по бумаге. Вырисовывается силуэт — широкие плечи, узкая талия, пышная юбка, шляпа. Ускоряю шаг, потому что скрип маркера сводит скулы, и упираюсь в рабочий стол художника. Я больше никогда не буду закатывать глаза на бардак на столах своих дочерей. Потому что стол Карла — это не просто творческий беспорядок, это творческий завал, сход лавины, камнепад. Нагромождение книг, журналов, газет, альбомов по искусству (среди которых было приятно разглядеть Russian Art Nouveau и работы Натальи Гончаровой), карандашей, цветных маркеров, отрезов тканей, скрепок, булавок, плюс, конечно, бокал (хочется верить, что там вино, но, скорее всего, любимая Карлом кола). В этом хаосе рождалась гармония. И вот я уже стою перед первым свадебным платьем, которое Лагерфельд создал для дочери своего учителя еще до получения премии Woolmark Prize в 1954 году, открывшей ему дорогу в мир моды. А вот письмо к матери, написанное аккуратным почерком. Восьмистраничное послание было обнаружено в архивах дизайнера в 2019 году, после его смерти. В нем он подробно расписал свой триумф на премии и то, как публика обсуждала его ярко-фиолетовый галстук от Кардена: «Может, они сочли этот галстук полной безвкусицей. Мне все равно, что они говорят, главное, они говорят обо мне».

И вот уже первые, отнюдь не робкие шаги в модных домах Balmain и Patou и дальше Fendi, Chloé, Chanel. И сразу почерк, и сразу стиль. Лагерфельд просил не называть его художником. «Дизайнер — это симбиоз культуры и коммерции, это здесь и сейчас. Художник — это нечто другое». Но, погружаясь в атмосферу выставки, я вижу художника ищущего, лелеющего свой замысел, погруженного в муки творчества от первой линии наброска до последней пришитой вручную бусины. Когда видишь всю эту работу от идеи до воплощения — захватывает дух. Вот рука мастера быстро, уверенно, сосредоточенно водит маркером по бумаге, вот силуэт, вот цвет, а вот и подиум и триумф. Очередной триумф. По залам бредешь завороженный, будто под гипнозом. Думаю, тут не обошлось без музыкального шаманства Мишеля Гобера, который писал музыку для показов Chanel и Fendi и создал саундтрек для A Line of Beauty. Его можно послушать в аккаунте музея на Spotify.

Руки так и тянутся пощупать, потрогать, соприкоснуться с как будто застекленевшим кружевом, но строгий голос из колонки откуда-то сверху угрожающе предупреждает: «Вы слишком приблизились к экспонату». Одергиваю руку. Большой брат следит за тобой. Этот голос звучит примерно каждые 30 секунд с разных сторон. Но уже в адрес других несдержанных посетителей. Нарядных блогеров с сумками-подделками и пожилых дам с Upper East Side с настоящими Chanel в унизанных перстнями руках. Мимо прошуршала нейлоновыми тренчем девушка в огромных наушниках. У нее, видимо, другой «музыкальный приход». Двигается бодро, фото на телефон тут, там, селфи, ушуршала за поворот. Мне же у каждого безликого манекена хотелось остановиться и разглядывать, впитывать и недоумевать, как точно выражена идея в эскизе, как скрупулезно она воплощена в одежде. Но я помню про несчастных в листе ожидания и про рекомендованные 20 минут для просмотра. Линия «мужское и женское». «Ну и куда бы ты в таком пошла?» — кивая на белые кожаные брюки-ботфорты, спрашивает свою спутницу взлохмаченный парень в университетской толстовке. «На пляж!» — парирует она. Гогочут. Удаляются. На некоторых платьях видны затяжки и потертости, и они выглядят как благодарность создателю. В этих платьях блистали, смеялись, утирали рукавами слезы, проливали вино, жили! А может, ходили и на пляж тоже.

Линия цветочная: платья, вышитые фирменным цветком Chanel. Ручная работа, лепесток к лепестку, перышко к перышку. Линия абстрактная: ломаные силуэты Fendi. Высшая геометрия. Архитектура моды. Классическая линия. Черные костюмы-двойки Chanel. Статус. И вдруг они же, но с внезапными пайетками — флешбэк из 90-х.

Финальный изгиб галереи. Линия сатирическая. Ирония художника над формой, содержанием, над собой и да, над модой тоже. Платья-гитары, косухи на пышные кутюрные юбки и, о боже, шорты на лямках с логотипом Chanel на ляжке. Кайзер Карл штаны на лямках! И вот он сам, с неизменной прической, в черно-белой униформе, в темных очках — на футболке, на сумке, в виде брелока для ключей, с большой головой на тоненьких ножках. Это уже KARL LAGERFELD — собственный бренд и насмешка над собой, над королем моды. Слышится смех, это смеется кутюрье. Восемьдесят один iPhone размещен по кругу в нише и транслирует зацикленный, ранее нигде не опубликованный бэкстейдж фотосессии Карла Лагерфельда. Кто-то рассмешил дизайнера, и он буквально давится от смеха, прикрывая желтозубую улыбку. Вы когда-нибудь видели, как хохочет Лагерфельд? И я нет. Это кульминация выставки. Смех пожилого мужчины, но такой живой, непосредственный, будто смеется ребенок. И этот смех на множестве экранов перемежается цитатами кутюрье: «Все, что я говорю, это шутка. Я шучу над собой» или «Я всегда знал, что рожден для того, чтобы стать своего рода легендой». «Какая замечательная выставка! Да, Коль?» — слышу русскую речь за спиной. Коля соглашается.

Эпилог у экспозиции грустный и, на мой взгляд, лишний. Если последняя галерея иронично сбила пафос всех предыдущих и при этом оставила приятное послевкусие, то на выходе создатели выставки обнулили вообще всю затею. В застекленной раме висят личные вещи кутюрье. Знаковые перчатки, очки, веер. Все, что осталось от легенды. Он больше не смеется. И как-то меркнут все невероятные достижения по сравнению с простой человеческой жизнью. Был такой человек Карл Лагерфельд, и больше нет. Пожалуйста, на выход.

Лагерфельд не уставал повторять, что мода — это не искусство. Но сегодня его творения выставлены в одном из главных музеев Нью-Йорка, по соседству с Мунком, Кандинским и Караваджо. Караваджо, Карл! Сумки Chanel передаются по наследству, заслужив отдельного упоминания в завещаниях, шубы Fendi хранятся в холодильниках при специальной температуре, не уверена, что каждому шедевру мирового искусства оказывают такую честь. По дороге домой загуглила стоимость своей Chanel и поняла, что владею если не шедевром, то сокровищем точно.