Маленькие люди и

     большие   лозунги

фотографии:

ОЛЬГА МЕРЗЛЯКОВА

В Pop/off/art gallery на «Винзаводе» открылась персональная выставка Ивана Симонова — 32-летнего уличного (и не только уличного) художника, известного стрит-арт-проектом «Маленькие люди» и двумя номинациями на Премию Сергея Курехина. Выставка «Текст как ландшафт» объединяет текстовые работы Симонова, многие из которых созданы специально для экспозиции. Критик Антон Хитров рассказывает, что общего у Симонова с советскими неофициальными художниками и почему работа на улице и работа с языком — в некотором смысле одно и то же.

Что это за выставка

Вы можете знать Ивана Симонова по уличной серии «Маленькие люди», которой он занимается с 2016 года, — пожалуй, самому гуманистическому проекту в отечественном стрит-арте. Это вырезанные из фотографий и расклеенные по городу фигурки неизвестных — бездомных, рабочих, отдыхающих и просто прохожих. Изначально они были миниатюрными, едва заметными, но со временем в проекте появились и крупные форматы. Замысел у серии прозрачный: сделать видимым частного человека.

В Pop/off/art gallery выставлены совсем другие работы: главное медиа в этом проекте не фотография, а текст. В то же время с языком Симонов себя ведет так же, как и с городом: захватывает, присваивает, обживает.

Уличная серия «Маленькие люди», Иван Симонов

Устойчивые словесные конструкции у него меняют значение. Фраза «Горизонт завален», нанесенная на окно электрички, относится уже не к неудачному снимку, а к финальной точке некоего путешествия, иначе говоря, к уничтоженному образу будущего. С изнанки транспаранта «Особый путь» обнаруживается надпись «Логический тупик», которая нейтрализует пропагандистское клише.

По сути, перед нами — обширный комментарий к нашим историческим обстоятельствам. Из синего почтового ящика свисают наушники с посланием из прошлого — песней «Гражданской обороны» «Мертвый сезон». На ящике — название альбома «Здорово и вечно» и год релиза: 1988. «Мертвый сезон» начинается так: «Как убивали, так и будут убивать.// Как запрещали, так и будут запрещать». В ящик можно бросить ответное письмо: Симонов зачитывает их посетителям выставки каждый понедельник. На выставке у каждого зрителя есть голос — это принципиальный момент для художника, и вот почему.

«Гражданская оборона», альбом «Здорово и вечно», 1988

Не в последнюю очередь Симонова занимают правила коммуникации, установленные властью для общества. На холсте, замаскированном под школьную доску, выведено прописью «У меня есть предложение». Мелким шрифтом подписаны части речи: предложение — существительное, есть — глагол, меня — местоимение. Инициатива под запретом: единственное предложение, которое у тебя может быть, — предложение для разбора, озвученное учителем.

Металлические тросы на стене образуют нотный стан. Вместо нот — четыре швабры с тряпками. На тряпках вышиты слоги песни: «Э-эй ух-нем». Песня — бурлацкая: если знать это, непременно всплывают в памяти жалобные репинские бурлаки. В этой работе, как и в предыдущей, предполагается, что правом на прямую речь обладают далеко не все: ее подлинные авторы — не те, кто поет (и машет шваброй), а те, кто составляет ноты.

Что касается «бурлаков» — читай, общества, — их речевые возможности в предлагаемых обстоятельствах исчерпывающе описаны тремя буквами, вышитыми на последней тряпке.

При чем тут советские концептуалисты

Симонов опирается на традиции концептуального искусства, прежде всего — его отечественного андеграундного варианта, известного как московский концептуализм. Так, художник наследует у концептуалистов их важнейший метод — исследовать коммуникацию, в том числе искусство, средствами самого искусства.

«Three Color Sentence», Джозеф Кошут, 1965

Вот простой пример. У Симонова есть работы, которые описывают сами себя: скажем, свисающее со стены на пол полотно с надписью «Я — ты» — по сути, схема взаимодействия автора и зрителя. Это очень похоже на картины-этикетки Юрия Альберта или на неоновые метавывески Джозефа Кошута, одного из лидеров западного концептуализма.

«Не исключено, что это — самая интересная из моих работ» Юрий Альберт, 1981

На выставке есть и прямые отсылки к предшественникам. Симонов не первый, кто переосмыслил советские транспаранты: самая знаменитая интерпретация этого формата принадлежит именно концептуалистам, а точнее — группе «Коллективные действия», которая развешивала в подмосковных лесах странные лозунги, больше похожие на личные записки или заметки в дневнике. Чаще всего цитируют их дебютный транспарант 1977 года: «Я ни на что не жалуюсь и мне все нравится, несмотря на то, что я здесь никогда не был и ничего не знаю об этих местах» (пунктуация авторская).

Акция «Лозунг-1977», группа «Коллективные действия, 1977

Инсталляция Симонова «Кто там» напоминает работы Ильи Кабакова — как по технике, так и по сюжету. На двери написано мелом «Кто там». Если встать на стул (как будто вы ребенок, потревоженный дверным звонком) и заглянуть в глазок — можно увидеть фотографию уличной толпы с ответной репликой: «Это все мы».

«На коммунальной кухне», Илья и Эмилия Кабаковы, 1991

Симонов, как и Кабаков в своих самых хрестоматийных инсталляциях, собирает из обыденных вещей — двери, стула — декорацию к спектаклю, который зрителю придется сыграть самому для себя (пьеса — пусть и из двух предложений — тоже в наличии). Тревожное зрелище в дверном глазке — не будет, мол, у вас частной жизни, не надейтесь — напоминает о любимом сеттинге Кабакова, коммунальной квартире. А еще — о стихотворении другого концептуального художника и поэта Дмитрия Александровича Пригова «Банальное рассуждение на тему свободы», где к лирическому герою домой «приходят разные», заставляют мыть посуду и в принципе не дают жить свободно.

Интересно, что среди вещей, составляющих экспозицию, практически нет ничего, характерного только для нашего времени: ведра, тряпки, швабры, двери, скатерти, окна электричек — все это присутствовало в повседневной жизни 1977 года, когда «Коллективные действия» вешали в лесу свой транспарант, или 1988-го, когда «Гражданская оборона» выпустила песню «Мертвый сезон».

Соотнести свой опыт с опытом советских неофициальных художников Симонова заставляют очевидные рифмы между поздним СССР и сегодняшней Россией: в работе «1988» (той, что с почтовым ящиком) он заявляет об этом настолько прямо, насколько это вообще возможно.

Только вымоешь посуду

Глядь — уж новая лежит

Уж какая тут свобода

Тут до старости б дожить

Правда, можно и не мыть

Да вот тут приходят разные

Говорят: посуда грязная —

Где уж тут свободе быть

Дмитрий Пригов

Что общего

у стрит-арта с концептуализмом

Среди художников уличной волны (тех, кто начинал как стрит-артист, а потом частично перешел на галерейные форматы) Симонов — далеко не единственный, кого тянет к концептуальному искусству. Похожие текстовые работы — технически не самые сложные, зато тщательно продуманные в плане формулировок и локаций — создают его коллеги Владимир Абих, Никита Nomerz, Слава Птрк, Тимофей Радя, Андрей Тоже и многие другие.

Сегодня эта практика — нечто настолько очевидное в уличном искусстве, что стрит-артисты, которым она не чужда, сами над ней иронизируют. Тот же Симонов пару лет назад выпустил принт с надписью «Вас так легко заманить текстом» и слетевшимися на нее мухами. А художник Илья Мозги прошлым летом нашел в Москве подвал, еще не занятый никаким одиночным магазином, и написал над его дверью «Мир шрифтов без засечек Ильи Мозги».

«Вас так легко заманить текстом», Иван Симонов, 2021

«Мир шрифтов без засечек», Илья Мозги, 2022

Концептуалистов тоже манила улица. В каком-то смысле пионер отечественного стрит-арта — это Дмитрий Александрович Пригов, который в середине 80-х расклеивал по столице свои воззвания к гражданам, отпечатанные на машинке («Граждане! Я прям и нелицеприятен для вашей же пользы! Дмитрий Алексаныч»). В этих загадочных листовках не было буквальных антисоветских тезисов, зато они подрывали монополию государства на разговор с народом — поэтому Пригова за них едва не заперли в психиатрической клинике.

Чем объяснить это взаимное притяжение?

Уличный художник работает с городом, концептуалист — с языком и другими средствами коммуникации, но задача у них часто — одна на двоих: заявить право на пространство, которое, по идее, должно принадлежать всем, а на деле нередко приватизировано властью (законодательный запрет заимствованных слов и пропагандистские билборды на проспектах — явления одной природы).

Концептуальный поэт Лев Рубинштейн, который печатает на каталожной карточке казенную фразу «Внимание! Последует сообщение», подразумевая сообщение от себя, автора, а не от начальства, и Симонов, расклеивающий по стенам фотографии анонимных горожан, заняты общим делом: отстаивают ценность отдельного человека.

Вот почему художник выносит в название выставки параллель между ландшафтом и текстом (или речью) — и вот зачем он мигрирует из городского ландшафта в языковой: там его ждут уже знакомые вызовы.

Лев Рубинштейн

Проект работает до 14 апреля, а 25 марта и 8 апреля художник проведет в галерее авторские лекции