Оторваться, улететь, потом вернуться
ФОТО:
ВИКТОРИЯ КИРИЛЛОВА, ЕКАТЕРИНА СМОЛИНА
17 апреля в прокат вышла гипнотическая драма-фантазия об экспериментах с пилотированием в XVIII веке «На этой земле», снятая выпускницей мастерской Алексея Учителя Ренатой Джало. Про путь от первого фильма на кнопочном телефоне до Роттердамского кинофестиваля режиссера расспросил куратор, член экспертного совета The Blueprint 100 Слава Шутов.
Действие «На этой земле» разворачивается в русской деревне XVIII века. Местный уклад не терпит инаковости, зато здесь есть традиции, ритуалы, обряды и местечковые происшествия. И даже в этой среде пробиваются ее ростки. Вместо последовательного сюжета в фильме — три автономные друг от друга, «сновидческие» части, объединенные темами желания и невозможности полета. Беглый крестьянин, пытающийся взлететь на самодельных крыльях. Молодая девушка, обвиненная в «поедании» сестры-близнеца. Чиновник, готовый, подобно барону Мюнхгаузену, залезть в пушку и вылететь из ее дула, лишь бы оторваться от земли.
Картину показали в основной программе Роттердамского кинофестиваля, она получила приз за лучшую операторскую работу на фестивале «Маяк», а теперь вышла в прокат. Режиссер фильма — дебютантка Рената Джало.
Она окончила мастерскую Алексея Учителя во ВГИКе, сняла четыре короткометражки и документальную картину о композиторе Леониде Десятникове, а в этом году попала в список The Blueprint 100.
(1.)
«На этой земле» начался со скуки.
От нечего делать я читала книгу про дворцовые перевороты — и буквально несколько строчек из эпиграфа к одной из глав меня заворожили: «Человек зделал (sic) крылья из камыша и палок и полетел — ни высоко, ни низко». Хочу, чтобы источник остался в тайне, но его автору удалось стилизовать свой текст так, что он передает тяжеловесность и непроходимость этого мира. Полету мешает не только время, но и сама речевая конструкция.
Еще мне очень нравятся здесь слова «ни высоко, ни низко», такие как будто «ни много ни мало». В этом — повседневность.
Сам текст был так устроен, что я перестала воспринимать это как красивую метафору, лишилась дистанции и почувствовала за этим правду. Это ощущение тяги к переходу, к освобождению... Все это крутилось в голове потом долго-долго. Я подумала, раз так застряло, надо что-то сделать, чтобы избавиться. Пробовала написать стихотворение, потом песенку, затем зарисовку, но ощущение все равно не уходило. Спустя три года, в марте 2022-го, я легла спать, но не смогла уснуть — встала, пошла на кухню и написала первую часть сценария.
«Юдоль» — антропология и мистика.
(2.)
В процессе написания сценария я собрала литературную базу, которая не то чтобы вдохновила меня, но поддержала, дала понять, что я правильно чувствую время и этот мир. Так я совершенно случайно наткнулась на «Юдоль» Лескова. Он описывает наступление голода в одной из деревень и вообще явление голода в целом.
Поразительно, что у него сохраняется антропологический взгляд на события, и при этом он сам ударяется в мистику. Я не переносила в фильм сюжеты из этой повести, но просила читать почти каждого участника съемочной группы, чтобы мы придерживались этого духа.
(3.)
До «На этой земле» я сняла полнометражный документальный фильм «Ленечка» про композитора Леонида Десятникова.
Для меня это был опыт работы с внутренним миром человека, попыткой найти то, что объединяет нас, и выразить в кино настолько, насколько возможно.
Я чувствовала, что Леонид очень одинокий человек, но в первую очередь не в каком-то приземленном смысле, а как будто бы есть что-то, отделяющее его от внешнего мира. Мне было интересно исследовать природу этого одиночества, как оно выражает себя в повседневных, самых простых деталях его жизни.
Самый первый фильм я сняла в 11 лет на кнопочный телефон Sony Ericsson.
(4.)
Написала сценарий, провела даже пробы с детьми помладше и сняла все это за библиотекой в деревне Сяберо Ленобласти. Что хочу работать в кино, поняла неожиданно, по дороге в первый университет (СПбГУКИ), я проходила мимо Спаса на Крови и смотрела на него сначала с одной стороны, потом с другой... и изучала все элементы, которые в нем присутствуют, пыталась понять, симметричен ли он, и если да, то насколько. Это наблюдение незаметно вводило меня в околотрансовое состояние. В одночасье поняла, что хочу заниматься только кино, это был ужас, ужас настоящий... очень долго потом отговаривала себя. Но уже ничего нельзя было поделать.
(5.)
Перед ВГИКом я заканчивала первый семестр библиотечного факультета Санкт-Петербургского государствен-ного института культуры.
И планировала переводится на культурологию или искусствоведение. Там было довольно сильное образование некой несуществующей профессии. Но с самого начала нас затачивали именно на то, чтобы анализировать и синтезировать информацию о книгах и из книг. В этом есть что-то очень близкое к нейросетям.
Во ВГИКе меня выселяли из общежития.
(6.)
Из-за того, что мы с друзьями разбили палатку перед входом. Нам в ту ночь было очень весело, и мы не хотели расходиться. Прошло три дня, я спокойно приходила в институт, и ничего не предвещало беды. Пока вдруг мне не сообщили о том, что у меня проблемы. Я пошла разбираться к проректору, Андранику Завеновичу Карапетяну, и оказалось, что оставалась последняя минута до моего выселения.
Он сказал, что все это время наблюдал за мной и ждал, когда я приду извиниться. Смотрел, как я ем в столовой, как смеюсь, курю сигареты. Человек страдал, он ждал извинений, а я и не знала.
Он взял ручку, завел ее над бумагой и очень медленно, медленно, медленно приближал к месту, где надо расписываться. И это был такой, мне кажется, театральный жест, в конце которого все же была поставлена подпись.
(7.)
В работе над сценарием «На этой земле» я отстранилась в выборе темы и времени.
Настолько далеко ушла от современности, что вдруг перестала чувствовать тесноту и давление в связи с потенциальной цензурой.
Обращение к прошлой эпохе дает больше в свободомыслии. Только невозможность мата (из-за его запрета на экране. — Прим. The Blueprint) меня расстраивала. Казалось противоестественным его отсутствие в деревне конца XVIII века. Мне бы и самой было очень интересно с ним поиграть как с языком.
(8.)
У молодых операторов работы похожи друг на друга.
Когда сценарий «На этой земле» был закончен и началась работа над фильмом, мне очень хотелось найти оператора, не похожего на других, сильного с производственной точки зрения. Но проблема заключалась в том, что в индустриальном масштабе операторская работа, особенно у молодых ребят, редко обладает индивидуальными чертами. Возможно, это мое субъективное наблюдение, не соответствующее истине, но в любом случае никто не вызывал во мне уверенности.
Работ Кати Смолиной (оператора «На этой земле». — Прим. The Blueprint) я не видела, но мне ее часто советовали наши общие знакомые. Мы пообщались, и только по одному разговору я поняла, что хочу с ней сотрудничать. В итоге я так и не посмотрела Катины работы.
(9.)
У меня было много иллюзий и слепых зон на момент запуска картины.
Я только что закончила ВГИК, сняла документальный фильм «Ленечка» с командой из четырех человек и имела очень слабое представление о производстве. Многого просто не умела или не знала. А Катя очень тонкий человек, действительно художник, со своим подходом.
Она подарила мне инструменты распаковывания этого текста, перевода его на киноязык. И конечно, в первую очередь это ее художественная заслуга. Катя привнесла строгость и статику. Мне больше хотелось, чтобы мы работали с рук, чтобы само изображение было ближе к документальному. И вот только в этой точке мы с Катей расходились и даже спорили. Она дала мне понять, что то, что я называю документальностью, приведет к ощущению отсутствия формы.
Она помогла и осознать всю сложность съемочного процесса, который должен был уложиться всего лишь в 18 съемочных дней. В общем, Катя многому меня научила. А еще с ней было очень весело и легко.
В избе информации больше, чем в учебниках истории.
(10.)
Погружаясь в историческую эпоху, я поразилась избам, в которых мы снимали. Не могу объяснить, чем именно они меня удивили... Они были настоящие.
Мы посетили энное количество кинодеревень и заповедников, и везде преследовала сильная декоративность — они не цепляли, хочешь заходи, хочешь проходи мимо. А потом в архитектурно-этнографическом музее «Василёво» в Тверской области мы нашли ту самую избу. Я увидела, как организовано пространство, как оно звучит, как падает свет. Это все сообщило мне некую правду о той реальности. Она находилась в таком разрыве с тем, что я привыкла представлять!
(11.)
С актерами старшего поколения я толком не работала.
Мы искали их в Твери, бригадир массовки ходила по рынкам и остановкам и присылала мне видео. Так мы сформировали какой-то определенный кастинг. И был всего лишь один день, когда я могла с ними встретиться. Я не совсем понимаю, как в итоге у нас тут что-то получилось, потому что это пожилые женщины, которые не имели опыта съемок в кино, и еще у них очень плохая память. Довольно трудно было объяснить, чего я хочу. Тем более учитывая, что моя задача была создать полифонию, живой гул их голосов, внутри которого каждая говорит что-то свое и при этом остается частью общей звуковой атмосферы.
Как я уже сказала, было всего 18 смен, приходилось решать огромное количество задач, и на ту работу с актерами, на которую я была настроена, у меня не оставалось времени. Если бы я была чуть более опытна, я бы понимала это заранее. Поэтому в отношении всех актеров я просто старалась создать среду, в которой они могли бы чувствовать себя собой и быть самостоятельными. С бабушками приходилось иногда идти на ухищрения и снимать некоторые сцены по кругу, повторяя их снова и снова без команды «Стоп!», чтобы добиться естественного шума деревенской жизни. Не требовать от них логики, только ритма.
(12.)
Довести работу до конца мне помогло то, что я очень многого не знала.
Все говорили, что этот фильм снять невозможно, учитывая наш бюджет и то, что я дебютантка. Но я просто не понимала почему, не соглашалась с этим, шла с закрытыми глазами, и только по ходу осознавала, что имелось в виду под «невозможно».
У меня были очень ограниченные финансовые условия, и обычно дебютанты выбирают для своих первых работ более камерные, приближенные к современности сюжеты. Историческая тема влечет за собой огромные финансовые затраты, которые сокращают время и твои возможности.
Поэтому решение снимать первый фильм как костюмированную драму звучало достаточно отчаянно.
И еще мне очень помогла моя команда.
(13.)
На Роттердамский кинофестиваль приехал один мой друг.
На тот показ, на котором не требовалось мое присутствие. Но я решила встретиться с ним, поэтому он какое-то время ждал меня возле кинотеатра. И когда я приехала, он сказал, что одна девушка, выйдя из кинозала, долго в одиночестве напевала музыкальный мотив колыбельной из финальных титров.
(14.)
Оторваться от земли или улететь?
Это как будто одно и то же. Оторваться, улететь, потом вернуться.
