Львы, орлы
и куропатки 

ЕКАТЕРИНА ИНОЗЕМЦЕВА

«Леопард» на груди Шалом Харлоу, «волк» на пальто Наоми Кэмпбелл, «львиные» головы, которые носила Ирина Шейк на подиуме, и Кайли Дженнер в первом ряду: на прошедшей неделе высокой моды в Париже Дэниел Роузберри взорвал интернет. Его коллекция для Schiaparelli стала предметом бесконечного количества мемов, восторгов и наоборот — недовольств. В коллекции углядели глорификацию охоты — а объяснения Роузберри насчет того, что звериные морды, выполненные в максимально реалистичном ключе, — это отсылки к аду из «Божественной комедии» Данте и вообще его дань сюрреализму, никто слушать не стал. Оставляя за скобками беспочвенные обвинения зоозащитников, редакция The Blueprint не может не согласиться — с коллекцией что-то не так. А что — объясняет главный куратор музея современного искусства «Гараж» Екатерина Иноземцева.

азговор об этой коллекции надо начать прежде всего с того, что Скиапарелли действительно была близка к художникам-сюрреалистам. Она была одной из самых заметных посетительниц их выставки в Париже в 1938 году и имела с ними дружеские и рабочие отношения. О них, кстати говоря, еще тогда активно писал Vogue, который всегда любил сюрреалистов — за заигрывание со вкусами широкой публики.

Так что сюрреализм в наследии Скиапарелли занимает серьезное место — но новая коллекция Роузберри к нему имеет довольно опосредованное отношение. Если говорить прямо, то это просто очень буквальное и довольно грубое прочтение темы. Скиапарелли очень хорошо понимала все про возможности человеческого тела, про возможности его деконструкции, про возможности его усложнения и художественного освоения. Здесь же ничего этого нет.

Появление животных в контексте современного искусства — ход проверенный и провокационный. Искусство ХХ и ХХI века животными населено довольно плотно: это и Фабр, и Бойс, и Херст, и Кателлан — продолжать можно долго. Все практики, в которых работают эти художники, связаны с ситуацией осознанной провокации, пресловутой «пощечиной общественному вкусу». У Кателлана или Херста эта энергия, например, особенно сильна.

Но гораздо интереснее в контексте современного искусства поговорить о другой тенденции, а именно — о постгуманистической теории, в рамках которой по умолчанию подразумевается, что агентом реальности может быть не только и не столько человек, а животное или растение. Этому посвящено множество книг — вспомнить хоть английского философа Тимоти Мортона или «Постчеловека» итальянской ученой Рози Брайдотти. В рамках этого течения активно и кардинально пересматриваются отношения между человеком и окружающим его миром. И в искусстве эта тема появилась не два или три года назад, разговор об этом начался уже в 1990-е, вспомнить хотя бы Марию Фернанду Кардозо и ее работы, связанные с «жизнью насекомых» (мухи, пауки и т.д.).

Так что появление этих морд на показе Schiaparelli сигнализирует о довольно холостой и на самом деле старомодной провокации, которая рассчитана только на один эффект. Для меня это не было оправдано ни формально, ни конструктивно, — а это очень важное обстоятельство. Если бы все эти львы были оправданы пластически, мы бы сейчас вели совсем другой разговор — как-то даже неловко подтягивать под эту ничем не замутненную декоративность большой контекст современного искусства.

Таксидермический контекст, если угодно, тоже не годится. Традиционно очень много таксидермированных животных находится в музеях естественной истории — с ними тоже активно работают современные художники. Но подобные объекты — это источник ужаса, темной энергии, воплощенного насилия, исходящего от человека по отношению к животному. Не чета мордам Schiaparelli. При этом надо понимать, что сама техника производства этих объектов очень сильно изменилась во второй половине ХХ века. Это не значит, что животных больше не таксидермируют для исследовательских целей — но изменился принцип, по которому их отбирают. То есть чаще всего — это уже убитые, подобранные животные и так далее, и так далее.

Возвращаясь к Schiaparelli — у этого жеста есть одна понятная стратегия, которая, к сожалению, не выходит за довольно прямолинейную провокационную историю. Задача была привлечь максимальное количество внимания. Но к самой Скиапарелли это не имеет никакого отношения. И обнажает некоторую неуверенность в работе автора с ее наследием.

С тем же успехом можно сравнить роботизированное окрашивание Шалом Харлоу на шоу Александра Маккуина и «жидкое платье» Беллы Хадид у Coperni. Сейчас, к сожалению, в современном визуально максимально насыщенном информационном поле разница между жестом Маккуина и акцией Coperni теряется. А она колоссальная. Примерно такая же, как между Эльзой Скиапарелли и Schiaparelli. В современном контексте важна цитируемость и моментальная кликабельная картинка, а тот же Маккуин — это совсем про другое, про другую машинерию, про другой принцип тела, которое как раз в духе сюрреалистов приобретает черты такой механистической куклы, как в сказке Гофмана. Активируются совершенно другие контексты. А с Coperni и Schiaparelli ничего не активируется.

И все время не покидает ощущение, что ты это уже сто раз видел. Подозреваю, впрочем, что к следующему году все эти мемы с львиными головами забудутся и можно будет запускать новый цикл их производства. А что делать с наследием Скиапарелли, все равно непонятно.

Р

Екатерина Иноземцева • есть тема

Екатерина Иноземцева • есть тема