Интервью:

Акрам Хан

Сегодня день рождения празднует британский танцовщик и хореограф Акрам Хан, который до известных событий был частым гостем в Москве: на фестивале «Территория» показывал соло-балет Xenos о событиях Первой мировой войны, на Dance Inversion — свою недавнюю работу «Перехитрить дьявола». Когда мы сможем увидеть самого Хана на российской сцене, сказать невозможно. Сегодня вспоминаем интервью The Blueprint с ним: редакционный директор The Blueprint Александр Перепелкин говорил с хореографом в совсем другом, еще до-пандемийном мире (материал был впервые опубликован 11 сентября 2019 года).

Если чье-то имя и врезалось в память увлеченной балетом Москвы в 2019-м, то это точно имя Акрама Хана — выдающегося британского танцовщика и хореографа. Этот год прошел для столицы как бы под знаком его творчества — причем в обеих ипостасях. В июле в Большом, в рамках Чеховского театрального фестиваля, с оглушительным успехом прошла «Жизель» в версии Хана — здесь он выступил исключительно как хореограф-постановщик, человек, умеющий великолепно, в своей ни на что не похожей манере интерпретировать классику.

В том же месяце организаторы фестиваля «Территория» привезли в Москву Xenos, одноактный балет, построенный на синтезе современного европейского и индийского танца, который Хан не только сам поставил, но и исполнил в нем главную — и единственную — роль. На сцене он появляется в образе индийского танцовщика, а основная тема балета — судьба четырех с половиной миллионов солдат из Индии, Бангладеш и других колониальных стран — все они сражались под британским флагом во время Первой мировой войны, многие из них так и не вернулись домой и оказались незаслуженно забыты — как родными странами, так и государством, от имени которого воевали.

Примечательно, что именно Xenos Акрам Хан выбрал для того, чтобы поставить точку в карьере танцовщика — 45-летний Хан не планирует больше танцевать, но продолжит работать как хореограф-постановщик. Так, 8 и 9 октября, в рамках еще одного крупного танцевального фестиваля Dance Inversion в Театре Станиславского и Немировича-Данченко покажут новейший поставленный им спектакль — «Перехитрить дьявола». А в июне 2020 года на той же сцене восстановят, наоборот, одну из первых работ Хана-хореографа, одноактный бессюжетный Kaash, декорации для которого придумал Аниш Капур.

О том, почему для завершения танцевальной карьеры он выбрал именно исторический Xenos, о политических жестах и судьбе современного танца в России Акрама Хана расспросил редакционный директор The Blueprint Александр Перепелкин.

балет Xenos

Мы с вами и разговариваем в тот момент, когда в Лондоне приходит к власти Борис Джонсон и всеми силами пытается привести страну к Брекзиту, выдворив всех приезжих из страны. Думали ли вы четыре года назад, что исторический Xenos будет так болезненно актуален?

Xenos действительно стал отражением нашего времени, хотя изначально задумывался как памятник событиям 1914–1918 годов [балет был создан в честь столетия Первой мировой войны. — Прим. The Blueprint]. Вместе с моей командой мы исследовали те трагические события, пытались найти угол, под которым могли бы рассказать о столетней годовщине, и это невероятным образом совпало с периодом массовой миграции беженцев в Европу. Тогда и возникла идея отрефлексировать события той поры и происходящего вокруг, поставив непреходящую ксенофобию во главу угла.

Самым сильным образом в вашей «Жизели», которая сразила московскую публику, стала стена, негласно выполняющая роль как бы еще одного живого персонажа. У меня была четкая ассоциация с берлинской стеной, трамповской стеной [в январе 2017 года президент США Дональд Трамп распорядился начать строительство стены на границе США и Мексики. — Прим. The Blueprint], да и любой другой, которую мы вопреки открытости пост-интернет-эпохи пытаемся воздвигнуть.

Да, это задумывалось как определенный политический жест. Даже когда полно метафор — все равно в конечном счете все сводится к политике. Но искусство просто должно быть политическим. Это моя единственная возможность показать свое отношение к ситуации во всем мире — то, как сильно она меня огорчает. Искусство — мой главный способ противостоять тому, что кажется мне несправедливым.

спектакль Desh

Но, насколько я понимаю, в вашем творчестве много и личных мотивов — не только политических. Например, спектакль Desh стал вашей первой соло-работой, в ней вы исследуете отношения с отцом и размышляете о его бангладешских корнях. А Xenos — ваша последняя соло-работа — посвящен матери (как известно, именно она привела вас в танец). Вы специально решили так «закольцевать» вашу танцевальную карьеру?

Скорее подсознательно. Я вырос в западной системе координат, поэтому мать была для меня абсолютным добром, а отец, скорее, злом. На Востоке все сложнее. В добре всегда скрываются элементы зла, и наоборот. И мне пришлось заново разбираться со своими отношениями в семье. Кроме всего прочего Desh уже был перенесен на «детскую» труппу [в 2015 году вышла версия спектакля, адаптированная для детей от 7 лет. — Прим. The Blueprint], а Xenos будет — в скором времени. Поэтому можно сказать, что этими двумя соло я передаю свой личный опыт и моим детям.

балет Xenos

Xenos — абсолютно выдающееся соло. При этом спектакли, которые вы ставите как хореограф для Английского национального балета или для вашей собственной труппы, тоже имеют оглушительный успех. В чем разница подходов при работе «с самим собой» и с другими танцовщиками?

Я сам очень люблю танцевать, но сочинять предпочитаю для других. Я не могу сказать, что получаю удовольствие, придумывая что-то для себя, экспериментируя с собственным телом. Это довольно разрушительный процесс, который с годами становится все болезненнее. Когда я был моложе, например, восемь лет назад, я испытывал радость от работы с собой как с инструментом. Теперь все немного иначе.

Вы работаете не только с профессиональными танцовщиками. Жюльет Бинош, например, вообще актриса [в 2008 году Хан и Бинош вместе срежиссировали спектакль In-I, в котором вдвоем станцевали главные партии. — Прим. The Blueprint].

Да, в таких случаях разница действительно большая. Но я учусь у артистов, с которыми работаю. Я режиссирую и одновременно пытаюсь перенять что-то от них, найти что-то для себя в их историях, в их личном взгляде на вещи. По сути, люди, с которыми я работаю, соавторы моих шоу.

Английский национальный балет — оплот классической школы, ваша труппа — про современность. Ваши спектакли, даже «Жизель», — сугубо о жизни в наши дни. Классика вас вдохновляет или, скорее, мешает вам, ставит рамки?

Безусловно, помогает. Классика — один из путей поиска прекрасного. А современный танец, наоборот, про демонстрацию несовершенств — и за это я его тоже люблю. Классика — для богов. Современность — для людей.

спектакль In-I

Как-то раз вы сказали, что Россия должна стать следующей главной страной для развития современного танца. Признаюсь, когда я это услышал, очень удивился.

Да, я действительно этого жду. И жду того же от Китая и Африки.

Да, конечно, Театр Станиславского и Немировича-Данченко объявил о том, что в следующем году поставит ваш Kaash. Но при этом Большой заявил как о главной премьере сезона о реконструкции Алексеем Ратманским «Жизели» по всем канонам XIX века. И это примерно в то же время, когда Парижская опера закончила сезон Tree of Codes Уэйна Макгрегора и новым спектаклем Матса Эка. По-моему, в России расклад пока все-таки не в пользу современного танца.

Я думаю, современному танцу необходимы новые нарративы и таланты, чтобы быть актуальным. В России, Индии, Китае есть огромное количество талантливых артистов. Истории, которые Россия должна рассказать, невероятно важны — благодаря им современный танец смог бы начать еще точнее отражать современную жизнь. Но, конечно, я понимаю, что для изменений необходимо время.

балет Lest We Forget

А мне кажется, наша страна пока абсолютно вне этого процесса. Мы до сих пор ставим классическую «Жизель», а Григорович снова и снова возвращается в Большой театр.

Королевский балет раньше тоже не работал с современными хореографами. Это недавний феномен. Современный танец и в моей стране долгое время был уделом маленьких компаний, маленьких сцен. Лишь недавно Королевская опера открыла для него свои двери, потому что там поняли: чтобы выжить, чтобы их истории оставались актуальными, им нужны современные хореографы. Да, необходимо набраться терпения, но и в России в последнее время произошли огромные сдвиги: Театр Станиславского и Немировича-Данченко, например, приглашал (и приглашает!) меня — равно как и Большой.

Великобритания дала миру едва ли не всех главных современных хореографов последних двадцати лет. В их числе Уилдон, вы, Шехтер и, конечно, Макгрегор. Как так получилось?

Думаю, сыграла свою роль серьезная поддержка государства. Министр культуры в большой степени способствовал развитию современного танца. Государство, в свою очередь, привлекло общественность, и она откликнулась. Все жаждали новых голосов, которые были бы актуальны не только в рамках одной серии представлений. Мне кажется, здесь [в России] нужны такие же люди — богатые люди, которые поддерживали бы не только классическое искусство. Классика и так изначально принадлежит богатым, она не принадлежит обычным людям. Опера — это для богатых.

балет Xenos

Вы говорили, что молодое поколение не хочет ходить на классические постановки. Почему?

А почему они должны на них ходить? Это разговор не про старое и новое, а про актуальное. Могут ли они увидеть самих себя в этих историях? Что происходит, когда они не могут найти там себя? Наступил момент, когда стало важно соблюсти баланс: мы не должны уйти от простоты, честности, может быть, даже наивности старых постановок, как в случае с «Жизелью», но в то же время мы обязаны сделать их более универсальными, чтобы каждый ребенок смог себя в них разглядеть. И тогда молодые люди пойдут на эти постановки.

Почему в России вы восстанавливаете свою очень старую работу, а не ставите новый спектакль? Знакомить нас с творчеством Хана вроде бы нет необходимости, вы же уже любимец прогрессивной публики.

Для меня огромная честь и счастье снова и снова возвращаться в Москву, да и вообще приезжать в Россию. Надо сказать, Санкт-Петербург я люблю не меньше. И я очень рад, что в следующем году я наконец приеду не с гастролями, а смогу перенести спектакль на локальную сцену.

спектакль Kaash

Но почему Kaash?

Потому что это мой первый проект как хореографа, и мне показалось правильным через него познакомиться с местной труппой. Я всегда так работаю — адаптирую для местной труппы уже существующую постановку. Немного похоже на преподнесение обручального кольца — но еще не свадьбу!