Blueprint
T

Mосковский невроз

Московский невроз


текст 

Лев Левченко


фотограф 

Николас Ефимцев


стиль 

Юка Вижгородская

Роме Литвинову не спится. Долгое время он думал, что это профессиональное. «Вред DJ Culture», как он сам выражается: неудивительно, что режим сбивается, когда десятилетиями каждые выходные едешь в ночь диджеить. Во время локдауна сон немного стабилизировался, что подтвердило догадку, но потом, после выхода альбома Melancholium и начала подготовки к двум большим концертам в его поддержку, опять пропал. «Теперь думаю, что это все-таки не профдеформация. А просто невроз и обстоятельства», — вздыхает Литвинов, пока мы едем по московским пробкам со съемки в Сиреневом саду до его дома — музыкант живет и работает рядом с «Тимирязевской». Парадокс: слушать треки Mujuice легко, слушать Романа Литвинова — куда сложнее.

Melancholium — уже тринадцатый альбом Литвинова (треков на нем тоже тринадцать — символично, да и Роме это число нравится), четвертый с песнями — и, в принципе, мало что добавляет в отточенную годами формулу. Мелодизм — одновременно нежный и напористый. Синтезаторы — ностальгические. «Быстрое диско». Тексты — и трогательные, и самоуничижительные, и по-рэперски бахвальские, но, как утверждает сам Литвинов, прежде всего иронические: «Здесь есть определенная ирония, даже злая ирония. Это часто ключ, с помощью которого стоит видеть то, что я пытаюсь сказать». Из принципиально нового в альбоме — разве что читка местами да крик в одной песне. «Есть вещи, которые мне просто нравятся, в которых я комфортно себя чувствую, и было бы странно от них отказываться», — объяснял Литвинов на презентации альбома, и кажется иногда, что и самого Mujuice вот уже 17 лет слушают исходя из тех же соображений.


Другое объяснение — как раз-таки «Невроз и обстоятельства». Эта впроброс произнесенная фраза хорошо описывает Ромину музыку: и то, почему она, особо не меняясь, остается релевантной все эти годы. «Невроз и обстоятельства» — вечные спутники каждого из нас.

Пиджак Berluti; рубашка Brioni

Рубашка, брюки, плащ, ботинки — все Bottega Veneta

Первый альбом Mujuice SuperQueer вышел в далеком 2004-м, в один год, например, с дебютными записями Franz Ferdinand и Scissor Sisters, но ветераном сцены 37-летний Рома себя не чувствует: «У моей памяти есть такое свойство — она коротка и не позволяет держать в себе долго один отрезок времени. Поэтому каждые несколько лет я — новый субъект». Этот субъект, однако, неизменно москвич, и музыка его очень московская.

[В моих текстах] есть определенная ирония, даже злая ирония. Это часто ключ, с помощью которого стоит видеть то, что я пытаюсь сказать

[В моих текстах] есть

                    КЛЮЧ, С ПОМОЩЬЮ

Пиджак, рубашка — все Valentino

Даже если брать этот альбом — то на обложке, то в песне всплывает Останкинская башня, «Останкинская игла». Почему? Да из окна его нынешней квартиры на «Дмитровской» ее просто видно. А что такое Москва, если не самый нервный город на тысячи километров вокруг? До «Дмитровской» была «Кутуза» — квинтэссенция московскости, по мнению самого Романа: «Там был банк, в котором бывал только владелец. Он приезжал на „Фантоме“ (Rolls Royce Phantom. — Прим. The Blueprint) без номеров, а номера везла охрана. Там выгуливали леопарда, соответственно. Ты выходишь за кофе утром — а он там сидит, его гладит. Мне такие странные вещи нравятся. Все нравится, что достаточно интенсивно, довольно уверенно и настоятельно в своей эстетике. Московская доминанта — это всегда хорошо, даже если это кошмар. Он все равно работает как определенный акцент, который функционально определяет пунктуацию, ритм города». Громоотвод останкинской доминанты заземляется для Романа в Тимирязевский парк, рядом с которым он сейчас и живет. Напряжение его музыки — как разница этих высотных потенциалов: «Неоднородность, рваность моих художественных практик — прямое следствие жизни в Москве. Я здесь вырос, для меня это близко. Такое сочетание флегматичности и невроза».

Водолазка Dolce & Gabbana; пиджак Tom Ford


Невроз же был причиной постоянной смены регистра — популярный песенный альбом, а вслед за ним — техно-запись как будто бы для своих. Впрочем, даже «свои» Рому понимали не всегда: «Я говорил: хочу делать техно, буду делать техно. Мне отвечали: Ром, то, что у тебя там что-то щелкает на определенной скорости и что-то трещит, не делает твою музыку техно». Такой рационализм Рома поначалу отвергал принципиально: «В 20 лет у меня была совершенно безумная музыка. Я на полном серьезе играл вальсы в полной уверенности, что это должно работать как техно, и удивлялся вообще, что никто не танцует. И просто ненавидел, короче, людей, не понимал вообще». Он вообще, как сейчас вспоминает, «много сил и времени тратил на то, чтобы не быть популярным».


Сорочка Versace; пиджак Bottega Veneta

Публика, впрочем, в итоге оценила творчество Литвинова в обеих вариациях — и песенной, и инструментальной. Что, вместе с устоявшимися стриминговыми сервисами, в итоге дало свой эффект — Литвинов, кажется, еще никогда не был так популярен. «Комьюнити на самом деле не хватало для вот этой консолидации. То, ради чего я бился. Потому что тоже двойственная была на самом деле с моей стороны эта позиция, когда я мог после поп-фазы начать назло играть техно. С одной стороны, я это делал, потому что как невротик должен был просто делать все наоборот: если что-то работает, ты должен это сломать. С другой, в этом была как бы продуктивная позиция. Она заключалась в том, что я действительно считаю, что музыка должна быть разной. Но теперь это стало нормой. И я считаю это очень ценным не с точки зрения своей работы, а с точки зрения того, что это стало нормой среди публики, что я могу играть не песни, а техно, но их будет слушать все равно та же аудитория».

Пиджак Berluti; рубашка Brioni

Рубашка Bottega Veneta

Рома вообще о творчестве, когда им не занят непосредственно, рассуждает практически в бизнес-терминах: рынок, консолидация, аудитория, продукт. «Они звучат как экономические, но это скорее философские понятия, — говорит Литвинов. — Культурой интересно заниматься, а пользоваться ею как некоей моделью описательной мне интересно в другой терминологии».


С аудиторией, впрочем, иногда все равно возникают проблемы. 2 февраля, в день приговора Навальному, Рома выложил в инстаграме картинку с надписью «Свободу!». Комментарии в основном были одобрительные, но и без негодующих не обошлось. «Я так надеялся, что не будешь лезть в политику», — сообщали Литвинову некоторые преданные слушатели. Но и это несовпадение мнений Романа не удивляет: «Это то, о чем я говорю. Все сложнее устроено. Многие вещи, которые кажутся очевидными тебе, могут при этом для кого-то совершенно по-другому выглядеть. Культура этим и удивительна, что ты можешь очень по-разному ей пользоваться, и она говорит всегда одновременно и больше, чем автор не хотел сказать, и меньше, чем автор хотел сказать».

Водолазка Dolce & Gabbana; пиджак Tom Ford


Пиджак, рубашка — все Valentino

Я много сил и времени тратил на то, чтобы не быть популярным

не быть популярным

Рубашка Bottega Veneta

Впрочем, политики в инстаграме музыканта не так много, куда больше — модных съемок с его участием: «Есть определенные фазы. Это нормально, что, когда все ходят слишком красивые, тебе хочется быть в черном худи и „эйрмаксах“. А потом исчерпывается эта логика: что хотел получить, ты получил, и оно себя изживает. И появляется запрос на что-то более праздничное. Таким феноменом, например, был клуб „Радуга“, безусловно. Ценность заключается в пересечении, в этой символической трансгрессии, перетекании из одного состояния в другое. То есть оно всегда правильно и всегда продуктивно».

Неоднородность, рваность моих художественных практик — прямое следствие жизни в Москве. Я здесь вырос, для меня это близко. Сочетание флегматичности и невроза

                 художественных

ПРАКТИК

ФЛЕГМАТИЧНОСТИ И НЕВРОЗА

«Так что это органически абсолютно получилось. Это внутреннее, не вынужденное», — добавляет Литвинов, видимо, чтобы я не сомневался в том, что его никто не заставляет в этих съемках принимать участие. Я-то не сомневаюсь, но вообще вопрос интересный — а сам он считает себя поп-артистом? «Тут такая же штука, как с техно. Я-то себя чувствую поп-артистом, и то, что я делаю, это мое действие, оно направлено на тело масскульта, я восхищен им и, при всей какой-то критике, я скорее заворожен этим явлением и пытаюсь участвовать на его территории. То, как у меня это получается, — получается, в общем... что-то другое, да. Но если говорить об осознанной позиции, то я все это время только об этом и говорю, что я пытаюсь заниматься массовой культурой. Но она тоже, в общем, разная. Сложная механика».


Не то слово. В этом, наверное, и дело: как и все действительно большие музыканты, Mujuice слишком сложный. Это не техно, не поп-музыка, не рок-музыка, это что-то другое. Разговаривая с ним, я попался в ту же ловушку: попытался определить его куда-то, задать систему координат. А, собственно говоря, зачем? (Наверное, просто невроз и обстоятельства). За эти 17 лет все же это можно было понять. Mujuice и есть Mujuice.


Пиджак, брюки — все Dolce & Gabbana; сорочка Versace;
ботинки Alexander McQueen

команда

ФОТО:

Николас Ефимцев

Стиль:

Юка Вижгородская

Продюсер:

Макс Кузин

АРТ-ДИРЕКТОР:

Сергей Пацюк

Визажист:

Лера Витько

Ассистент фотографа:

Павел Радченко

Ассистенты стилиста:

Алина Фрост, Тимур Литвинов

Редакция благодарит цум за предоставленную
для съемки одежду

ЦУМ,


г. Москва, Ул. Петровка, 2,

8 (495) 933-73-00


tsum.ru



{"width":1200,"column_width":111,"columns_n":10,"gutter":10,"line":40}
false
767
1300
false
true
true
[object Object]
{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}
{"css":".editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}"}