Больно больно больно больно
ФОТО:
ИВАН МАТУШКИН, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

Группа «АИГЕЛ» выпустила свой шестой — и первый со времен отъезда из России — русскоязычный альбом. Презентовали пластинку «Человек» 7 декабря в онлайне, а дальше провезут с туром по Северной Америке. До российских концертных площадок группа, теперь базирующаяся в Берлине, неизвестно когда доберется, а вот на российских стримингах альбом Айгель Гайсиной и Ильи Барамии вполне есть. Иван Матушкин нашел на нем экзистенциальный кризис, берлинское техно, параллели с Ic3peak и Люцифера.
АИГЕЛ, «Человек», 2025
«Ну где мой дом?!» — надрывным криком спрашивала Настя Креслина из Ic3peak в январе — в (почти) заглавном треке с альбома Coming Home. «Эта выжженная пустыня — мой дом», — ответила ей Айгель Гайсина в «Воине света» с пластинки «Человек» в уже (почти) декабре. Альбомы двух, вероятно, самых известных в мире русскоязычных групп (помним про мировые туры Ic3peak от Токио до Мехико и сумасшедший стриминговый успех трека «Пыяла») закольцевали год, выйдя 31 января и 28 ноября соответственно. И оба получились студеными — под стать времени выпуска. Но если у Креслиной воет вьюга, то у Гайсиной — песчаная буря.


@ic3peak
@aigelband
У «АИГЕЛ» и Ic3peak вообще много общего (даже названия созвучны): обе группы — это дуэты женщины и мужчины, обе делают электронную музыку, в обеих девушки отвечают за поэзию и вокал, а мужчины за звук. И обе оказались, кажется, лучше других российских музыкантов готовы к эмиграции. Пока многим уехавшим музыкантам приходится концентрироваться на выступлениях в городах с большим русскоязычным комьюнити, Ic3Peak только что завершили большой межконтинентальный тур (и я готов лично засвидетельствовать, что «Мама говорила мне: слушайся мужа» на концерте в Мехико кричали мексиканские девушки, по-русски не понимающие ни слова), а «АИГЕЛ» 2025 год начинали, например, в Сингапуре — не самом очевидном для русскоязычной публики городе.

ic3peak, Мехико, 2025 / ВИдео: Иван Матушкин
AIGEL, париж, 2025 / ФОТО: Imarkinav
Такой успех легко объяснить включенностью в мировой музыкальный
контекст: электронный звук вообще работает универсальнее прочих, снимая обязательную, например, для рэпа или инди-рока сосредоточенность на слове. А уж написанную по-татарски «Пыялу» и в России мало кто понимал.
При этом есть у двух групп и одно ключевое отличие, как раз из области слов: если Креслина, пусть и примеряя маски, поет все-таки о себе и своих чувствах, то Гайсина выступает от имени лирического героя. И про ту же выжженную пустыню говорит не певица-эмигрантка, что кто-то вполне мог бы заподозрить, а Люцифер (то есть Несущий свет ака Воин света — кто еще мог бы сказать про себя «ослепительно красивая душа моя мятежная»?).

Вообще, текста на «Человеке» не так уж и много, что несколько удивительно для хип-хопа, — а большинство треков с альбома можно смело отнести именно к этому жанру, хоть и с поправками (о них позже). Всего 9 песен и 26 минут, вдобавок многие слова и строчки тут повторяются не по одному разу — где-то стирая смысл, а где-то бесконечно его усиливая. В том же «Воине света» строка «человеку больно больно больно больно» отдается рефреном в голове, превращая ее в ту самую выжженную пустыню, передавая идею боли на телесном уровне.
человеку больно больно больно больно

Открывается альбом треком «Успокоить», написанным от имени мужчины, которого девушка, которая «так прекрасна и длиннонога», никак не может, собственно, успокоить. Музыка же по ходу трека становится только беспокойнее, от холодного, времен альбома Канье Уэста 808s and Heartbreak, хип-хоп-бита уходя куда-то в драм-н-бейс. Во втором треке нервный перестук окончательно берет верх, разгоняясь, как пульс у паникующего человека, — и наслаивающиеся друг на друга строки ему вторят. Тут Айгель предлагает слушателю то собирать, то разбивать и прятать свой портрет — причем «втихаря от себя самого». Экзистенциальное беспокойство первой песни переходит в не менее экзистенциальную внутреннюю раздробленность. Неудивительно, что дальше альбом приходит к Люциферу, которому «от взгляда человечьего больно». Причем пока бит хранит минималистичную отрешенность, Гайсина развивает флоу ямайского дэнсхолла — вероятно, самого религиозного из танцевальных жанров. А когда певица смолкает, музыка срывается с цепи, доходя до дисторшна.
прижавшись
друг к другу бортами
мы заплываем
в порт
нас вместе удержат портовые только оковы
не нащупывать главное верность друг у друга под парусиною
Накалив до предела внутреннюю пустыню, поэтесса (если не помните, «АИГЕЛ» и начиналась с идеи положить на музыку уже изданную книгу стихов Гайсиной) резко меняет стихию, и вот «прижавшись друг к другу бортами, мы заплываем в порт». Но и эта лирическая песня далека от оптимизма: «нас вместе удержат портовые только оковы» и «не нащупывать, главное, верность друг у друга под парусиною».
Заход в область политического на альбоме все-таки есть — но совсем не очевидный. Это «Ложноножки», выстроенные на манер пионерских речовок, собранные из псевдосоветских лозунгов, которые повторяются до полного стирания смысла (будто высказываниям вроде «Судья не забывает закон вершить» это требуется). Бит тут отдает все тем же «бодрячком», что и текст — кажется, вот-вот — и на сцену вырвется то ли советский оркестр, то ли Богдан Титомир.

Судья не забывает закон вершить

AIGEL, 2024 / ФОТО: A.Savin
К советским речовкам и чему-то политическому (в общемировом контексте) пластинка вернется в последнем треке — «О земле». Он еще и самый танцевальный — вполне могу представить этот бит без вокала в техноклубе
(сам Барамия говорил, что альбом впитал вайб берлинской техносцены). Тут смешались современный технооптимизм в духе новых феодалов Кремниевой долины, вера в прекрасный мир будущего в стиле братьев Стругацких — и саркастический скепсис Гайсиной на этот счет. «Шагай в грядущий день —
тебя зовут, сынок, — в мир, свободный от войн и смут, — от генов агрессивных, эпизодов регрессивных — от всего, что снижает эффективность и веру в торжество», — заявляет песня, ведь «все плохое целесообразно навсегда забыть».
Можно, конечно, притянуть к повестке «Папу», который «не дышит, не говорит, папа не слышит — папа царит», но отличишь ли тут папу от Папы (далеко не римского), а политическое от семейного? Скорее, трек разбирает сразу все патриархальные проблемы скопом, в их выражении что в политике, что дома на кухне.
не дышит, не говорит, папа не слышит — папа царит

Наконец, в самом, пожалуй, выбивающемся треке, практически русском романсе «Ангел» (эту гитарную мелодию проще представить на альбоме «АукцЫона», чем у авторов «Татарина»), Гайсина отвечает «Воину света» персонажем, которому для людей «ничего не жалко, ни молитвы воскресной, ни скалы отвесной». Но и он остается к человеку безучастен, свято исповедуя свободу воли: «Я подарю им все, и крови купальню, и любови исповедальню».
Сама Гайсина говорит, что этот альбом «дайджест большой части отдельно взятой человеческой жизни — опыта моей взрослости, молодости, юности». Но в нем трудно не увидеть картину экзистенциального кризиса в безучастной к человеку вселенной, где ты либо ходишь строем и хором кричишь пастеризованные речовки, либо тебе будет «больно больно больно больно». Но Айгель сохраняет лучик надежды, пусть и в булгаковском духе: «Ну-ну, не плачь, умирать не страшно. Страшно ни в чем не найти покоя». И тут она опять рифмуется с Ic3peak, которые часто в смерти видят если не друга, то утешителя.

В этом кроме прочего и кроется сила двух этих групп — и двух поэтесс, которые отвечают в них за тексты. Они не занимаются эскапизмом и говорят про то, что важно. Причем не про сиюминутное «за окном», а про вечное — и потому вечно актуальное. Нет ничего плохого в песнях «на злобу дня», как и в песнях «чтобы отвлечься». Но злоба пройдет, отвлеченное забудется, а экзистенциальные кризисы не денутся никуда. Человеку будет больно, он будет спрашивать (себя самого, конечно), где же его дом, будет временами кричать «пусть все горит» и страдать оттого, что «папа не слышит». Можно увидеть, что за последние годы российская эстрада, как и общество, разделилась: одна часть делает вид, что не видит происходящего вокруг и продолжает петь, например, про кухни; другая — замерла в вечном переваривании сводок новостей. Подход Креслиной и Гайсиной в этом плане выглядит лучшей из альтернатив: они не отворачиваются от кошмара вокруг, но думают о том, что этот кошмар значит для наших, простите, душ, а не для новостных заголовков.
@aigelband