Движение в сторону справедливости
ФОТО:
АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
В этот четверг, 10 октября, южнокорейской писательнице Хан Ган вручили Нобелевскую премию по литературе с формулировкой: «за интенсивную поэтическую прозу, которая противостоит историческим травмам и обнажает хрупкость человеческой жизни». В России издано два романа нобелиата: «Вегетарианка», заработавшая в 2016 году Международную Букеровскую премию, и «Человеческие поступки». По просьбе The Blueprint писательница Евгения Некрасова рассказала о том, почему вручение премии Хан Ган — радостное событие.
Астрея — богиня справедливости в греческой мифологии
Справедливость
– понятие о должном, содержащее в себе требование соответствия деяния и воздаяния.
Хан Ган
Ссылаясь на Большую советскую энциклопедию, «Википедия» называет справедливостью понятие о должном, содержащее в себе требование соответствия деяния и воздаяния. И мне кажется, что Нобелевская премия Хан Ган — не старой (а по меркам Нобеля, литературы и вообще-то современного мира — молодой) женщине, не белой женщине, не пишущей на европейском языке, не пишущей традиционных толстых романов, но создающей уникальные, визионерские, гуманистические книги, — это грандиозная справедливость.
И справедливость тут ответ на справедливость. Формулировка Нобелевского комитета для премии Хан Ган: «за интенсивную поэтическую прозу, которая противостоит историческим травмам и обнажает хрупкость человеческой жизни». Я бы добавила или заменила: «за постоянный поиск справедливости для своих героинь и героев, не вписывающихся в систему».
А для меня, как для fellow writer, читательницы, преподавательницы творческого письма, распознавание Хан Ган — это не только история про торжество должного, а еще и огромная радость. И для меня — писательницы из современной России, живущей и работающей в эпицентре множества несправедливостей, на фоне катастрофы, изоляции стремительно развивающейся молодой русскоязычной литературы от внешнего мира, невидения будущего и такой вроде бы мелочи, как патриархальность и закостенелость премиального литературного процесса в РФ, — тексты Хан Ган, ее награды еще и надежда. На обретение нормальной жизни для всех нас, на остановку насилия, ада, на нахождение слов для рефлексии, для начала и продолжения диалога — это, как мне понимается, и случилось в итоге с Южной Кореей, после чего не сразу, спустя десятилетия, она смогла вписать себя в мировую современную культурную карту.
Для меня — писательницы из современной России, живущей и работающей в эпицентре множества несправедливостей, на фоне катастрофы, изоляции стремительно развивающейся молодой русскоязычной литературы от внешнего мира, невидения будущего и такой вроде бы мелочи, как патриархальность и закостенелость премиального литературного процесса в РФ, — тексты Хан Ган, ее награды еще и надежда
Международный успех Хан Ган (еще в 2016 году она и ее английская переводчица Дебора Смит получили международного Букера за роман «Вегетарианка») — укладывается в мировой триумф корейской культуры: кей-поп, «Игра в кальмара» и другие сериалы, «Паразиты», «Поезд в Пусан» и остальное арт-мейнстримное и авторское кино с фестивальным и зрительским успехом. Хан Ган признанная в Южной Корее авторка — со вчерашнего дня и вовсе культовая, окончательно вписавшая современную (именно современную) южнокорейскую литературу в общемировой актуальный литературный процесс, а еще, как пишет «Блумберг», своим Нобелем встряхнувшая акции корейских книгоиздателей.
Хан Ган родилась в 1970 году. Ее отец учитель и тоже писатель. Ган изучала литературу в университете, ее литературный дебют, сначала поэтический, потом прозаистский, состоялся еще в 1990-х. Примерно лет двадцать Хан Ган создавала поэзию и прозу, прежде чем ее начали переводить на английский и другие иностранные языки и о ней узнали читатели и критики за пределами Южной Кореи.
Сложно захотеть потреблять культурный контент о другой культуре, если только он не из привычного общемировому уху, глазу, разуму европейского/американского мира. Разумеется, внешний успех Хан Ган случился и благодаря подготовленности и интересу мирового читателя к южнокорейскому миру.
Важно отметить, что писательницы и писатели никогда не преуспевают одни. Необходима индустрия. Разнообразная, с многими крупными и совсем маленькими игроками. Хорошего, отличного текста бывает недостаточно. Нужен подходящий книге и автору издатель, для международного рынка — переводчик и тоже издатель. «Гардиан», в частности, пишет о том, что триумф Ган — это отчасти и заслуга независимых, маленьких издательств. В Южной Корее она начинала печататься в подобных; ее англоязычные, например, переводы тоже выходили в небольших издательствах, прежде чем попали к мейджорам рынка. И это чрезвычайно понятно и естественно — визионерскую, странную для текущего времени и пространства прозу гораздо проще распознать бутиковому редакционному коллективу, и ему же ловчее донести ее до читателя.
На русский язык переведены два романа Хан Ган. «Вегетарианка» — самый знаменитый, получивший Букера, — о современной корейской женщине, которая перестает есть мясо и готовить его для своего мужа. Этот вроде бы маленький поступок настраивает против героини семью, а дальше опрокидывает на нее всю тяжеленную двойную, как корейская крепостная стена, патриархальную систему.
Второй переведенный роман «Человеческие поступки» — о судьбе людей, переживших и не переживших события в городе Кванджу в 1980 году. Тогда по стране прокатилась серия демократических протестов, в которых участвовали в основном студенты. Митинги были с беспрецедентной жестокостью подавлены военными по приказу президента-диктатора Чон Ду Хвана (которого, кстати, называют архитектором южнокорейского экономического чуда). Погибло 165 человек, но это по официальным данным. Очень многие участники протестов и просто случайные прохожие были ранены, брошены в тюрьмы, запытаны, замучены, изнасилованы. Опыт, рефлексию, голоса, мысли выживших, но полуживущих, полутеней или душ погибших, теней себя настоящих — пишет Ган.
Хан Ган признанная в Южной Корее авторка — со вчерашнего дня и вовсе культовая, окончательно вписавшая современную (именно современную) южнокорейскую литературу в общемировой актуальный литературный процесс, а еще, как пишет «Блумберг», своим Нобелем встряхнувшая акции корейских книгоиздателей
Хан Ган сама родилась в Кванджу. Когда ей было 9, семья уехала в Сеул и таким образом спаслась от страшных событий. Не пострадала. Из-за этого ее близкие, а потом сама Ган испытывали вину выживших. Отец Хан Ган купил на вокзале в Кванджу альбом с обезображенными телами погибших. Его в детстве случайно увидела Ган. Потом она узнала о погибшем тогда пятнадцатилетнем подростке Тонхо, которого в школе учил ее отец. Фигура Тонхо стала основой, сюжетообразующей для «Человеческих поступков». Этой книгой Хан Ган пытается восстановить справедливость и для Тонхо, и для погибших, замученных, и для оставшихся в живых, но травмированных опытом. В романе происшедшее в Кванджу неоднократно сравнивается с атомным взрывом, с аварией на Чернобыльской АЭС, спустя годы этот опыт продолжает фонить, излучать яд, убивать многих людей. Хан Ган как ликвидаторка горя пытается остановить этот эффект своей книгой.
У Хан Ган была старшая сестра, про которую она только слышала, потому что та умерла в младенчестве почти сразу после рождения. В не переведенной на русский «Белой книге», написанной на стыке прозы и поэзии, Хан Ган снова работает через «вину выжившей». Кроме описания предметов белого цвета она рассказывает о мыслях и мире не выжившей сестры — и для нее пытается добыть справедливость.
Хан Ган в своих текстах пытается найти справедливость для выбивающихся из системы, не согласных с ней, она все время о них пишет: отказавшаяся от мяса героиня «Вегетарианки» — пережившая в детстве домашнее насилие со стороны отца; митингующие в Кванджу и случайно оказавшиеся рядом — Тонхо не может понять, почему военные, то есть государство, расстреливают людей, которые поют государственный гимн на протестах. Стремление к справедливости — это тоже выход — поступок за пределы системы. Убитые в Кванджу, умершая сестра — все они тоже выбившиеся и выбитые из общей, привычной несправедливой жизни. Хан Ган заботится о них своим письмом.
Проза Хан Ган, понятное дело, феминистская, она тоже рифмуется с фем-движением в современной Южной Корее, где женщины, существующие между двух стен традиционной патриархатной культуры и одновременно стремительным капиталистическим и технологическим развитием страны, пытаются отстоять право на себя, на самостоятельность своего выбора. «Вегетарианка» в этом аспекте чрезвычайно показательный текст, рассматривающий важнейшие проблемы для южнокорейского общества, но понятные иностранному читателю, — несогласие с насилием, отрицание насилия, обретение собственной субъектности для женщины. При этом Хан Ган тут работает очень тонко, ее героиня не хочет, например, просто уйти от мужа, потому что она его не любит, не отказывается рожать ему детей (он и так не хочет, слишком много возни), а протестует против традиционного бетонного устройства иначе, не так масштабно, тихонько — через еду, — отказываясь от мяса, вытаскивая из своей жизни чрезвычайно важный для Южной Кореи культурный код.
Проза Хан Ган, понятное дело, феминистская, она тоже рифмуется с фем-движением в современной Южной Корее, где женщины, существующие между двух стен традиционной патриархатной культуры и одновременно стремительным капиталистическим и технологическим развитием страны, пытаются отстоять право на себя, на самостоятельность своего выбора
Очень важно, что Хан Ган пишет своих героинь вне традиционных арок — жена, мать, любовница. Это все чрезвычайно важные темы, о которых все еще мало написано, на которые вот прямо сейчас пишут много талантливых молодых писательниц, в том числе на русском языке. Любопытно, как Ган на примере «Вегетарианки» удается сделать из женщины-героини именно героиню универсальную, абсолютную, мучающуюся, «решающую» общие вопросы — в каком-то смысле как нарочитую мужскую фигуру из, например, русской литературы XIX века. «Как остановить насилие?», «Как сделать так, чтобы больше не проливалась кровь?», «Как люди могут в одинаковой степени быть способны на благородные и просто добрые поступки и стрелять в безоружных и пытать?», «Как стало возможно то, что происходит или произошло со мной?» Наверное, вот в этом «со мной», придании женщине субъектности, бывшей жертве субъектности, делание ее акторкой и есть прорыв Ган — ее движение в сторону справедливости.
Англоязычные издатели Ган часто говорят о ее визионерстве. Мы привыкли воспринимать этот термин технократически: ну вот Илон Маск — он визионер. А как видеть картину будущего в целом в литературе? Проза Хан Ган визионерская в нескольких аспектах: она уже давно предсказала чрезвычайно важные темы, которые только недавно стали формировать общества (к слову, «Вегетарианка» вышла в 2007-м, задолго до #MeToo), Хан Ган пишет чрезвычайно образным, не нафталиновым, поэтическим языком (насколько я могу судить по русско- и англоязычным переводам), ее романы небольшие, сжатые, сильные, опрокидывающие, главное, Ган часто работает через оригинальные, нетривиальные писательские сюжетные идеи. Визионерство Ган заключается в равной степени авангардности сочетания формы и содержания ее романов. И старомодного, никогда не устаревающего, не способного позволить себе устареть гуманизма.
