Blueprint
T

«Птицы Америки» Лорри Мур и еще шесть хороших книг на конец лета

текст:

Артем Макоян

Постоянного автора The New Yorker, подругу и коллегу Джулиана Барнса по писательской и преподавательской деятельности Лорри Мур только сейчас перевели на русский. Издательство «Подписные издания» на выход самого известного сборника рассказов Мур сил не пожалело: обложку «Птиц Америки» рисовал художник Миша Никатин, перевод сделала Татьяна Боровикова, до этого переводившая нобелевскую лауреатку, другого мастера короткого рассказа Элис Монро. Есть вероятность, что с переводной литературой в России будут проблемы, так что наслаждаемся моментом. После «Птиц» вам захочется почитать Барнса и еще что-нибудь. Мы вспомнили про несколько романов — летних, веселых и умных.

Лорри Мур «Птицы Америки»

Двенадцать небольших историй, полных персонажей смешных и странно обыденных. Рассказы Мур погружают читателя в мир обманчиво привычный, но всегда оставляющий шанс на откровение. Оно в «Птицах» посещает застенчивого библиотекаря, актрису средней руки и депрессивного университетского преподавателя. Без крика и бури, а тихо, неприметно и тем сильнее воздействуя на читателя, фантазия которого вынуждена работать немного иным образом. В этом гений Мур — преподнести жизнь недистиллированной, но такой, чтобы в нее хотелось, несмотря ни на что, погружаться. Персонажи, населяющие этот мир, — незаметно для самих себя — на грани срыва. Как и мы сами.

Джулиан Барнс «Попугай Флобера»

Благородное и при этом ехидно подмигивающее лицо современной интеллектуальной прозы, Джулиан Барнс давно зарекомендовал себя мастером стилистических утонченностей и текстовых многослойностей. Каждый роман британского писателя — это не просто очередная лихо рассказанная история, но и рассуждение о взаимодействии культуры с обыденной жизнью. Впервые Барнс замешал увлекательный сюжет с искусствоведением именно в «Попугае Флобера», затрагивающем такие темы, как субъективность нашего восприятия, устройство человеческой памяти и взаимоотношения писателя с созданными им персонажами. Книга посвящена Гюставу Флоберу — создателю «Госпожи Бовари», основательно погружавшемуся в жизнь своих персонажей в процессе работы. В своем романе Барнс пытается изучить процесс письма Флобера и смешивает документальные отрывки из дневников французского классика с собственными комментариями, создавая полотно-путеводитель, по которому увлекательно и легко путешествовать.

Умберто Эко «Нулевой номер»

Апостол интеллектуального письма Умберто Эко отправляется в кипучий мир журналистики. На страницах «Нулевого номера» разворачивается история основания выдуманной газеты «Завтра» и быта ее редакции, полного несуразностей, иронии, трагедий и истово журналистской маниакальности. Это последний роман Эко, необычайно короткий по меркам итальянского маэстро (всего-то 240 страниц!) — но при этом литературная смелость в обращении с прошлым никуда не делась, эрудиция все еще граничит с бесконечностью, а к ним добавляются злободневность (как газеты в ХХ веке формируют общественное мнение) и парадоксальность. За вымыслом, как всегда у Эко, проглядывает реальность.

Александр Во «Дом Витгенштейнов»

Документальная сага неописуемых страстей, летопись самой богатой семьи Вены образца первых десятилетий XX века. На повестке — меценатство, эксцентрика, самоубийства, семейные склоки и мировые катаклизмы. Герои — глава семейства Карл Витгенштейн, прозванный «министром изящных искусств»; самый известный однорукий пианист в мире Пауль, специально для которого французский композитор Морис Равель сочинил архисложный концерт для левой руки; младшенький Людвиг, будущий автор «Логико-философского трактата» и основоположник аналитического подхода в философии. Это история миазматического положения интеллигентов в обществе модерна, давшая лихие побеги и читаемая на одном дыхании.

Интеллектуальный мастрид последних лет — ни много ни мало — детективная история семиотики. Одного из важнейших философов двадцатого столетия Ролана Барта сбивает машина. Среди подозреваемых — Жак Деррида, Мишель Фуко и Жиль Делез, в центре сюжета — рукопись о седьмой магической функции языка, которая позволяет воздействовать на сознание человека. Жанр гарантирует закрученный сюжет, но Лоран Бине, лектор Сорбонны и вообще видный литературный деятель, насыщает текст еще и рассуждениями о судьбе писателя и развитии философской мысли и вводит в действие персонажей, отсылающих к произведениям прошлого и авторам настоящего.

Расплавленным послеполуденным солнцем действуют на сознание воспоминания детства — далекой поры, непринужденно деформированной временем и уже отошедшей на позволительное для домысливания расстояние. Под таким солнцем свои заметки о берлинском детстве пишет Вальтер Беньямин. Собственная биография для него — лишь повод, чтобы начать разговор о взаимодействии между человеческой памятью и реальностью или попытаться разобраться в природе ностальгии. Это самый личный труд немецкого философа, который проводит нас по улицам Берлина конца XIX века, а также шанс по-новому взглянуть на образ самого Беньямина, сложившийся на основе его канонических работ.

Филип Гласс «Слова без музыки»

Расслабившись после дневных дел и достижений, приятно почитать историю становления творческой личности. Особенно когда история эта предстает вдохновляющей и не умозрительной. В своей автобиографии Филип Гласс размышляет о творческих замыслах и повседневных тяготах, обучении музыке и работе водителем грузовика. Он говорит о себе и одновременно — об истории музыки ХХ века и ее связи с философией и историей искусства. Гласс не монотонен и, подобно своей музыке, обманчиво прост — за всеми его байками и откровениями кроется железная воля и готовность идти на любой риск ради достижения результата. За это мы его и любим.

{"width":1200,"column_width":75,"columns_n":16,"gutter":0,"line":40}
false
767
1300
false
true
true
{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}
{"css":".editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}"}