Берроуз, который взорвался
В новой рубрике The Blueprint и Bookmate литературный критик Лиза Биргер каждый четверг рассказывает о новых, интересных и важных книгах, которые гарантированно вас порадуют. В третьем выпуске — книга Дмитрия Хаустова, которая убедительно объясняет, почему Берроуз — один из ключевых американских писателей второй половины XX века — герой очень даже нашего времени.
6 сентября 1951 года молодой Уильям Берроуз со своей женой Джоан отправился в бар в Мехико, чтобы продать пистолет. Но покупатель не пришел, и под действием разнообразных веществ Берроуз решил поиграть в Вильгельма Телля. Его жена Джоан поставила себе на голову стакан, Уильям выстрелил — и попал ей в голову. Джоан умерла по пути в больницу. Так Уильям Берроуз стал писателем и сам признавался в предисловии к роману «Гомосек»: «Ибо смерть Джоан познакомила меня с захватчиком, с Уродливым Духом и сделала моим курсом пожизненную борьбу, в которой у меня нет и не было иного выбора, как выписаться на свободу».
Только однажды, уже в конце жизни, оружие принесло ему прибыль. Уже стариком, живя в Канзасе в статусе почетного дедушки контркультуры, он увлекся shotgun art: стрельбой по холстам краской из винтовки. Хотя изобрел этот жанр и не Берроуз, картины его хорошо продавались и даже позволили ему немного разбогатеть. Не то чтобы ему нужны были деньги, жил он всегда скромно: печатная машинка, шерстяное пальто, кошки и небольшая коллекция оружия.
Писать о Берроузе непросто — очень легко уйти либо в грех популярной культуры, разложить его на образы (Берроуз с Гинзбергом, Берроуз с Патти Смит, Берроуз у Кронненберга, Берроуз и панки), либо, наоборот, с головой погрузиться в его романы, соблазниться их анархической структурой и утонуть в ней. Дмитрий Хаустов, автор книги «Берроуз, который взорвался», удачно балансирует между крайностями. Конечно, он очарован Берроузом как фигурой, потому что как им не очароваться, и сам пишет на первых же страницах, что книга его «выросла из волнующей завороженности». Но одновременно он внимательный читатель, а еще профессиональный философ и историк культуры, автор книг о битниках, философии постмодерна и Чарльзе Буковски. Так что Берроуз для него — не просто автор революционной прозы с ее рутинами и нарезками, а еще и философ, не менее революционный, современник Адорно, Маркузе и Делеза, вместе с ними изучавший общество тотального контроля, который одновременно сумел не только познать его, но и выработать стратегию сопротивления.
Впрочем, Хаустов почти сразу предупреждает, что сопротивление Берроуза подойдет не каждому. Поскольку главный источник контроля, по Берроузу, само человеческое тело. В первых его романах— «Джанки» и «Гомосеке» — человек, то есть тело его, одержимо зависимостью: наркотиками и поисками избавления от наркотиков, любовью и освобождением от любви. Но единственный рабочий способ освободиться — это уничтожить само тело, взорвать его.
Одно из главных новшеств Берроуза — техника «рутины», художественные фокусы внутри самого текста. Одна из самых знаменитых рутин — в «Голом завтраке» о человеке, который научил говорить свою жопу, а она в итоге поменялась местами с головой. Позже, увлекшись методом нарезок, Берроуз возвел его в принцип: тело текста так же смешано, как перемешаны тела в его самых сновидческих карнавальных фантазиях: «Мы в фильме, мы в тексте, мы сами не знаем где. Мальчики совокупляются на фоне пирамид майя, обагренных свежей кровью. Люди гниют изнутри, заражаясь от зловонных жрецов. В агонии они ползают по земле, словно сороконожки. Дикие мальчики живы, они уходят в леса» («Дикие мальчики», 1971).
Хаустов пишет о Берроузе так, что он понятен даже тем, кому не очень хочется прыгать в дебри литературы и философии. Но еще важнее понятности оказывается, что Берроуз нам нужен. Мы все еще живем во времени, которое описали философы-постмодернисты. Времени, в котором по Маркузе человек становится одномерным, полностью нивелируясь перед лицом экономических сил. Где по Фуко рождается новый тип контроля — власть хочет контролировать уже не тела, а разум и душу. И по Делезу любой индивид внутри общества — наркоман, и наркотиком, пишет Хаустов, «может служить все что угодно — от ТВ-шоу до модной одежды, от коммерческой „контркультуры“ до популистской политики». Так что, как сказали бы сегодня, «контролировать нарратив» можно, только его уничтожив, взорвав, нарезав, перекомпоновав заново. Единственная свобода индивида внутри общества — это свобода взрыва.
Уильям Берроуз дожил до тех дней, когда зачитал «Голый завтрак» на американском телевидении — сорок лет спустя после того, как роман судили за непристойность. Он не одобрял движение хиппи и благоразумно пересидел 60-е в Лондоне — но запечатлел молодежный бунт против любых форм контроля, от армии до сексуальной морали, в «Диких мальчиках». Его настоящими и духовными детьми стали панки, которые называли его наркопонтификом, the Pope of Dope. Берроузу потребовалось немало усилий, чтобы слезть с героина, которым он так весело вмазывался в Нью-Йорке с панковскими мальчиками, в очередной раз победить зависимость. Хаустов считает, что мечтой его было, словами Делеза, «заполучить могущество наркотика, не употребляя его, не превращаясь в одурманенное отребье».
Обрести внутренний контроль для Берроуза было тем важнее, что главный враг жил внутри его, и это было само слово. «Моя главная теория состоит в том, что слово — в буквальном смысле вирус, и его еще таковым не признали потому, что оно достигло состояния относительно стабильного симбиоза с человеком-носителем», — писал он в эссе «Смерть — это слово». Однажды, продолжал он, он задал вопрос «Контролю», инопланетному компьютеру в Лондоне: если убить слово, получится ли моментально выйти из тела? Ответ был — да. Убивший в себе вирус получает бессмертие. Сегодня Берроуз важен нам именно этим — как заполучить контроль над контролем, как встать над нарративами, как победить диктатуру одномерного мира и отказаться от роли одномерного человека? Только проходя, как археолог, слой за слоем весь путь к ядру самого себя, можно сделаться богом и прожить жизнь в игре и празднике. Таков путь.
Следите за книжной полкой The Blueprint на Bookmate
