Главная женщина СССР: Екатерина Фурцева
7 декабря 1910 года родилась Екатерина Фурцева — одна из самых спорных и одновременно завораживающих фигур в советском политическом и культурном пространстве. Специально для The Blueprint автор телеграм-канала fierce&cute Мур Соболева изучила роль в истории и стиль «Главной женщины СССР».
Фурцева известна современному читателю прежде всего как героиня анекдотов — исследователи отмечают, что до такой степени народ веселился разве что над главами государств, но никак не над министрами. Ее, ставшую первой женщиной в Президиуме ЦК КПСС, 14 лет проработавшую министром культуры СССР («что бы вы ни говорили обо мне, но я умру министром»), обвиняли в недостаточной образованности, отсутствии ума и чуткости. Но именно ей страна оказалась обязана очень многим — начиная от показа «Моны Лизы» и заканчивая гастролями Ла Скала.
Фурцева сделала в прямом смысле головокружительную карьеру. Она родилась в Вышнем Волочке, который и сейчас сложно назвать центром мира, в семье рабочих; отец погиб на фронте в Первую мировую войну. Особенно блистательным образованием, действительно, похвастаться Фурцева не могла — она закончила семь классов, после чего пошла работать на ткацкую фабрику вместе с матерью. Прозвище «Ткачиха» сохранилось за ней до конца, несмотря на то, что позже Фурцева получила диплом инженера-химика — уже в Москве, куда ее отправили по комсомольской линии. Фурцева вообще была очень активной комсомолкой: в 20 лет вступила в партию, где стала быстро продвигаться: занимала должности секретарей райкома и горкома ЦК ВЛКСМ, сначала в провинции, а потом и в Москве.
К концу 40-х годов Фурцева подружилась с Хрущевым, фактически стала его правой рукой и заместительницей. В 1950-м она заняла пост второго секретаря Московского горкома ВКП(б), а в 1954-м — первого секретаря: ее называли «хозяйкой Москвы». Среди основных занятий Фурцевой была работа с молодежью, культурная и идеологическая: возможно, потому, что пассионарность секретаря и ее элегантный внешний вид располагали к себе тех, кто не хотел слушать старых, обрюзгших партийных деятелей. Знавшие Фурцеву отмечали, что у нее всегда были уложенные золотистые локоны, прекрасная фигура (она много занималась спортом: в юности — планерным, позже теннисом, волейболом и плаванием) и что в любую погоду она носила только туфли. «Все вокруг должно быть красиво», — цитируют Фурцеву Виталий Вульф и Серафима Чеботарь в своей книге «Власть женщин. От Клеопатры до принцессы Дианы». Прическу, которую носила секретарь — уложенные назад кудри, иногда с прикрепленным шиньоном, — копировали многие, называя ее «Фурцева для бедных», а саму Фурцеву прозвали Мальвиной.
Вопреки распространенному мнению, назначение на пост министра культуры в 1960 году было не победой, а поражением Фурцевой: это был своеобразный утешительный приз за смещение с куда более серьезной должности секретаря ЦК КПСС, которую она занимала четыре года. Переназначение Фурцевой — результат подковерной борьбы в Президиуме ЦК: она впала в немилость к Хрущеву, которого фактически спасла от переворота, задуманного «антипартийной группой» Маленкова-Молотова-Кагановича тремя годами ранее. Тем не менее, на новом месте Фурцева развернулась с присущей ей страстностью.
Говоря о работе Фурцевой-министра, обычно вспоминают запрещенные концерты The Beatles, травлю Пастернака и разжалованных за укрывательство Солженицына Ростроповича с Вишневской. Она действительно была предана советской власти, была беспощадна к ее «врагам» и, по-своему искренне радела за сограждан. Еще на посту первого секретаря Московского горкома ВКП(б) она распекала своих подчиненных и коллег за недостаточную чистоту на городских улицах. Леонид Млечин, автор нескольких сценариев и книг о Фурцевой, цитирует ее высказывания на пленуме горкома: «Горчичников нет! Минеральной воды в аптеке не видно. Почему? Я скажу — вы проезжаете мимо этих учреждений на машинах, поэтому не знаете положения...»
Фурцева пользовалась практически неограниченной властью: один ее телефонный звонок мог решить судьбу картины или выставки — в ту или иную сторону. Так, к ней приходил Юрий Никулин (именно благодаря ей «Кавказская пленница» была выпущена в первоначальном виде) и Олег Ефремов (она лично разрешила спектакль «Большевики», запрещенный цензурой). Благодаря ей был подписан документ о сотрудничестве между Большим театром и Ла Скала: труппы ездили друг к другу на гастроли, а советские артисты получили возможность стажироваться у итальянцев. Ее личный проект — прием в Москве Всемирного фестиваля молодежи и студентов в 1957 году, куда приехало 34 тысячи человек со всей планеты.
Именно Фурцева возродила и вывела на серьезный уровень Московский международный кинофестиваль, куда стали приезжать звезды первой величины (есть знаменитая фотография, где рядом стоят Фурцева, Джина Лоллобриджида, Софи Лорен и Юрий Гагарин, посетивший ММКФ по личному приглашению министра культуры). Выставка Марка Шагала, куда художник приехал лично и подарил более 70 своих работ Пушкинскому музею — тоже ее заслуга. И конечно, приезд в Москву «Моны Лизы», которого Фурцева сначала долго добивалась, а потом вымаливала у руководства необходимую страховку, без которой картину отказывались привозить.
В 1961 году Фурцева едет на Каннский кинофестиваль и знакомится с вдовой Фернана Леже, Надей. Надя Леже становится не только ее близкой подругой, но и знакомит со своими товарищами — главными левыми деятелями французского искусства, включая Пабло Пикассо (забавно и грустно, что один из главных анекдотов про Фурцеву обыгрывает ее якобы незнание именно Пикассо). Леже вводит Фурцеву и в мир французской моды — в легенды вошла любовь министра к платьям и костюмам Lanvin и духам той же марки Arpège. Но Фурцева и до того была не чужда стилю и очень следила за собой.
Ее обшивали лучшие портные Москвы; известно, что министр предпочитала строгие облегающие костюмы, но не чуралась и платьев, в том числе и довольно впечатляющих для советской женщины. Именно при ней наступил расцвет советского индпошива — внук портнихи Александры Алексеевской рассказывает, с какой благодарностью вспоминала бабушка Фурцеву. Подражая министру, советские женщины — те, что могли себе это позволить — тоже переходили на приталенные жакеты и строгие юбки. Ходили даже слухи, что Фурцева — первая в стране! — сделала пластическую операцию перед отпуском в Сочи: якобы она вернулась настолько посвежевшей, что никто не поверил в целительную силу моря и солнца.
Осенью 1961 года Фурцева предпринимает первую попытку самоубийства — она вскрыла вены в собственной ванне, когда ее не избрали в Президиум ЦК КПСС. После выписки Хрущев устроил ей разнос прямо на заседании, упомянув «климакс» и «дамские капризы». Фурцева это вынесла и ушла с головой в работу, но окончательно в себя так и не пришла — депрессия, в которой находилась министр, проявляла себя все чаще. Любовь и признание руководства к ней так и не вернулись, а «культурная» среда не принимала женщину, да еще и номенклатурщицу: даже режиссеры, которые получили возможность работать и высокие должности благодаря ей (например, Юрий Любимов), презирали Фурцеву, иногда в открытую.
Фурцева, как самая заметная женщина в партии — и, пожалуй, в стране, — регулярно сталкивалась с сексизмом — и, похоже, даже использовала его. Министр промышленности стройматериалов Павел Юдин якобы сказал на ее требование быстрее закончить стройку «Лужников»: «Я не был бы министром, если бы не поддержал руководителя коммунистов Москвы, и не был бы мужчиной, если бы подвел такую очаровательную женщину». Тот же Млечин цитирует ее обращение к Косыгину, которого она просила расширить финансирование для строительства цирка на Вернадского: «Алексей Николаевич, товарищи мужчины-министры, я — слабая, беззащитная и единственная среди вас женщина. Ну пожалуйста, дайте мне миллиончик! Чего вам стоит? И я дострою цирк в будущем году».
Министр культуры скончалась в 1974 году, не дожив месяц до 63-летия: официально — от острой сердечной недостаточности, по слухам — от намеренной передозировки снотворного. Отношение к ней до сих пор остается противоречивым. Но более интересной женщины в советской политике — и более яркого министра культуры в России — пожалуй, нет и не было.
