В 15 городах России продолжается Beat Weekend — ежегодный спутник фестиваля Beat Film, в рамках которого на большом экране вновь показывают главные хиты из основной и национальной программ. До конца этой недели в кинотеатрах можно посмотреть фильм «Баския: взрыв реальности», документалку Сары Драйвер о поп-звезде американской арт-сцены. Вспоминаем, каким был художник, что он носил и как превращал свою жизнь в настоящий перформанс.
«Как вы считаете, вы везунчик?» — спрашивает у Баския Лиза Личинтра Понти в интервью журналу Domus в 1984-м. «Еще и талантливый», — отвечает Жан-Мишель. В общении с прессой он был немногословен, но и нескромен. Баския знал себе цену еще до того, как его картины стали приносить ему большие деньги; но к середине 80-х он уже был самым востребованным художником Нью-Йорка.
«Всего за 9 лет активного творчества он оставил нам такое наследие, которого иные художники не могут создать за всю свою жизнь», — говорил арт-дилер Тони Шафрази в интервью New York Magazine после смерти Баския. Художник покрывал рисунками любой предмет, который попадался ему под руку: холодильник, бейсбольный шлем, дверцы книжного шкафа или костюмы Armani, которые появились в его гардеробе с первыми большими гонорарами. И все это становилось произведениями искусства.
Его называли Black Picasso, хотя самому Баския это определение не нравилось: «С одной стороны это, конечно, лестно, но с другой — унизительно». Он предпочитал быть собой, потому что осознавал свою уникальность: до Баския работы темнокожих художников не были представлены ни в одной галерее Манхэттена. И он боролся с этим своими методами, зачастую похожими на священные ритуалы. В один четверг 1982 года Жан-Мишель и его возлюбленная Сюзанна Маллук пошли в MoMA, где Баския достал из кармана пальто бутылку воды и начал разбрызгивать ее в каждом зале. «Я бы помочился здесь, если бы был собакой, — говорил Жан-Мишель, проходя мимо работ Поллока, Пикассо, Кляйна и Брака. — Ни одного черного художника в этом музее!»
Сюзанна Маллук и Жан-Мишель
Он ненавидел общаться с журналистами: «Они все пишут о моем гетто-детстве, — говорил Баския. — Для белых художников они почему-то детство не придумывают». На самом же деле у него не было каноничного «гетто-детства» — его отец, Джерард, довольно неплохо зарабатывал, будучи бухгалтером, а мама, Матильда, с детства водила сына по театрам и выставкам Бруклинского музея, МоМА и Met. Именно она привила Баския любовь к искусству и моде, поэтому даже в эпоху SAMO (когда Жан-Мишель рисовал граффити на улицах Нью-Йорка) он всегда был хорошо одет — в длинные шерстяные оверсайз-пальто, белые рубашки с коротким рукавом и классические брюки прямого кроя. Аксессуары он носил редко (чаще экспериментировал с прической), но, судя по ранним фотографиям Жан-Мишеля, он периодически надевал очки-вайфареры и берет Kangol.
В начале 80-х о нем заговорил Манхэттен. Баския начал набирать популярность и получать от нее удовольствие. В клубах и барах ему в объятия бросались модели. В ресторанах он заказывал только самое дорогое вино. Баския играл в богатство, и его холодильник всегда был до отказа забит профитролями, эклерами и всевозможными деликатесами. «Я не знаю, зачем он всегда покупал дорогую еду, — вспоминает в мемуарах Widow Basquiat Сюзанна, которая несколько лет жила с Баския в лофте на Crosby Street. — Наверное, думал, что так делают богачи».
«Жан-Мишель внезапно превратился в то, что сам больше всего критиковал, — в яркого представителя арт-тусовки, — говорил его близкий друг и легендарный граффити-художник Кит Харинг. — Но что его отличало — он относился к деньгам не всерьез: рисовал на дизайнерских смокингах, давал взаймы окружающим баснословные суммы и выбрасывал стодолларовые купюры из окна своего лимузина».
Баския вдохновлял даже тех, кого сам когда-то называл своим кумиром. Например, Энди Уорхола и Рэи Кавакубо. Энди в Жан-Мишеле восхищало все: его работы, стиль и даже количество половых партнеров (хотя сам секс Уорхола интересовал мало). А Рэи Кавакубо пригласила Жан-Мишеля принять участие в показе Comme des Garçons Homme Plus весна-лето 1987. За время шоу художник вышел на подиум четыре раза и был единственным из моделей, кто ни разу не улыбнулся.
Жан-Мишель в берете Kangol
Comme des Garçons Homme Plus, весна-лето 1987
На обложке журнала New York Times он тоже не улыбается — позируя босиком и в черном костюме Armani. Смокинги этого бренда стали своего рода униформой Баския. Он ходил в них на открытия выставок и вечеринок и писал в них картины (а потом нередко их выбрасывал). «Я был счастлив, что он решил носить именно мой бренд, — вспоминал Джорджо Армани. — И еще больше я был счастлив, что он в них рисует. Я делаю одежду для того, чтобы ее носили, чтобы в ней жили, и он это почувствовал».
Энди Уорхол и Жан-Мишель
«Униформа» не убивала индивидуальность — напротив, образ босоногого художника в дорогом костюме, залитом краской, сначала стал узнаваемым, а потом и культовым. Более того, несмотря на обилие дорогих костюмов, в гардеробе художника находилось место и винтажным футболкам adidas, джинсам (также забрызганным краской), разноцветным носкам и африканской национальной одежде. «Он любил шокировать, — говорит Сюзанна. — Иногда красной мексиканской шляпой, а иногда традиционной африканской рубашкой, которой поражал всех на торжественном открытии какой-нибудь выставки, где все были в смокингах».
«Я помню, когда он встречался с блондинкой из хорошей семьи, он одевался как денди, как Кеннеди, — вспоминает Маллук, — но всего одной детали было достаточно для того, чтобы разрушить этот образ, и в случае Жан-Мишеля это были дреды. Такие дреды, которые вы больше ни у кого не увидите». Особенно в привилегированной (то есть исключительно белой) среде Нью-Йорка 80-х. «Однажды он пришел в очередной итальянский ресторан, — вспоминает Дженнифер Клемент, автор книги Widow Basquiat. — За соседним столом сидело 20 белых бизнесменов. Они пялились на него, отпускали расистские шуточки, показывали пальцем на его прическу и говорили, что он сутенер. Тогда Жан-Мишель подозвал метрдотеля и сказал ему, что закроет счет за этих бизнесменов. Он заплатил за их ужин три тысячи долларов. Так он посмеялся над ними в ответ».
Обложка The New York Times Magazine
«На итальянском», 1983
Venus, 1982
К тем, кто был готов платить за его работы, Баския тоже относился без пиетета. Не полюбившегося ему потенциального покупателя он мог выставить за дверь — или высыпать на голову гранолу из окна своего лофта. А иногда отправлял на «деловые переговоры» своих возлюбленных, а сам запирался в ванной. Как только в жизнь Жан-Мишеля пришла популярность, вместе с ней пришли и многочисленные страхи. «Особенно часто панические атаки случались у него, когда он был под наркотиками, — вспоминает Дженнифер Клемент. — Он боялся, что его слава окажется мимолетной вспышкой. Боялся, что его убьет ку-клукс-клан или ЦРУ, потому что он популярный и темнокожий. Он даже установил в своем лофте сложную систему сигнализации».
Наркотики его и сгубили. Друзья Баския вспоминали, что ситуация заметно ухудшилась после смерти Уорхола в 1987-м — ментора, лучшего друга и соавтора художника. За потерей пришла депрессия, а за ней — все большие дозировки. Тогда же Жан-Мишель встретил свою последнюю возлюбленную Келли Инман — она работала в нью-йоркском клубе Nell''s и угостила его десертом. Так завязался роман художника и официантки. Келли жила с Баския в лофте на Great Jones Street и, как вспоминают друзья пары, пыталась спасти его от зависимости. «Обычно он спал весь день, — писала Фиби Хобан в New York Times спустя неделю после смерти художника. — Келли поднялась к нему в комнату в 2:30, чтобы проверить, как он себя чувствует. Баския сопел в огромной кровати. Спустя три часа Келли снова зашла к нему в комнату, потому что ему кто-то позвонил. На этот раз он лежал на полу лицом вниз».
«Я не человек. Я легенда», — говорил о себе Жан-Мишель Баския. А когда его не стало, друг художника и арт-дилер Рене Рикард (автор статьи The Radiant Child в журнале Artforum, после которой о Баския впервые заговорили) сказал в интервью New York Times: «Жан-Мишель был благословлен самим Богом. Он был одним из черных святых. Мартин Лютер Кинг, Агарь, Мухаммед Али и он, Жан-Мишель Баския».
