Г — газлайтинг

2 декабря на ярмарке Non/Fiction представят новинку издательства Individuum — книгу «Сложные чувства» под редакцией социолога и публицистки Полины Аронсон (в электронной версии ее уже можно прочитать на Bookmate). Собранные под одной обложкой авторы — от журналиста Юрия Сапрыкина до антрополога Кристин Годси — попытались составить своего рода «разговорник новой реальности». А именно — объяснить как новые для России понятия вроде «абьюз», «личные границы» или «краш», так и вполне старые «любовь» или «хамство». Одну из таких глав, о газлайтинге, для книги написала шеф-редактор The Blueprint Ольга Страховская. С разрешения издательства публикуем ее целиком.

— Как бы я хотел проникнуть в твой мозг, чтобы понять, зачем ты совершаешь все эти безумные поступки!

— Грегори, ты хочешь сказать, что я сумасшедшая?

— Я стараюсь об этом не думать!

Грегори, лощеный мужчина в исполнении Шарля Буайе, раздосадован и возмущен; его жена Пола, которую играет звезда только вышедшей «Касабланки» Ингрид Бергман — в ужасе и смятении. Супруг обвиняет ее во всех тяжких: мол, она не в себе и ей мерещится черти-что. «Я так и вижу, как ты стоишь и говоришь: „Посмотри на это письмо“. Но ты смотрела в пустоту. В твоих руках ничего не было!»

«Газовый свет», 1944

Это сцена из «Газового света» Джорджа Кьюкора — психологического триллера, в котором наследница убитой при ограблении оперной примы попадает в руки преступника и манипулятора. Быстрый бурный роман — и вот он уже легально входит в дом, где (осторожно, спойлер!) когда-то так и не нашел заветные драгоценности. Поиски возобновляются; правда, теперь придется заодно свести жену с ума, заметая следы. Потому что лучшая защита, как известно, — это нападение.

Фильм Кьюкора, сейчас голливудская классика, вышел в 1944-м — с оглушительным успехом. Роль женщины на грани нервного срыва принесла Бергман ее первый «Оскар», без номинации не остался и Буайе; всего «Газовый свет» получил 2 оскаровские статуэтки и 5 номинаций, включая лучший фильм года и лучший сценарий. Будь он снят в наши дни, в начальных титрах, вероятно, стоял бы дисклеймер «Осторожно, триггеры»: он насквозь пропитан, как сейчас бы сказали, токсичностью, точнее, ее разновидностью — «газлайтингом». Но несчастная Пола, у которой чем дальше, тем больше уходит земля из-под ног, про газлайтинг еще ничего не знает: термин изобретут только по следам фильма, в конце 1960-х.

Оригинальное название фильма — Gaslight — прямо указывает на важный сюжетный ход: каждый раз, когда Грегори рыщет в поисках драгоценностей на чердаке и зажигает там газовый свет, в остальных комнатах он тускнеет. Но об этом значении, кажется, уже мало кто помнит (как и о газовых фонарях), а само слово к 2021 году окончательно перешло из арсенала киноманов в область поп-психологии. «Газлайтинг — форма психологического насилия и социального паразитизма, главная задача которого — заставить человека мучиться и сомневаться в адекватности своего восприятия окружающей действительности через постоянные обесценивающие шутки, обвинения и запугивания», — пишет русскоязычная Википедия, заменившая нам почти все словари и энциклопедии.

Строго говоря, это термин не из профессионального лексикона психологов и психиатров, и уж тем более не диагноз. Американская ассоциация психологов оговаривается, что это сленг, который, впрочем, встречается и в научных публикациях — в частности, об антисоциальном расстройстве личности, которое в медицинском руководстве для психиатров DSM-5 связывают с социопатией и психопатией. Но ведь не может быть на свете столько же социопатов, сколько газлайтеров? Потому что, судя по миллионам комментариев к статьям, постам на форумах и в соцсетях, с газлайтингом сталкивался если не каждый первый, так каждый второй.

«Вот только из моих примеров: «Я этого не говорил», «Ты меня не так поняла», «Я тогда был бухой», «Это была шутка», «Ты слишком бурно реагируешь, это всего лишь слова, не принимай все близко к сердцу», — пишет пользователь с ником Alfia под статьей Wonderzine «Газлайтинг: зачем мужчины внушают женщинам, что они не в себе», опубликованной в 2017 году.

Этот текст с тех пор прочитали почти 400 тысяч человек — а в момент его публикации бурные дискуссии вызвал не только сам термин (Wonderzine был одним из первых, кто вводил в медийное поле новые понятия, не имевшие емких аналогов в русском языке, вроде «виктимблейминга» и «абьюза»), но и гендерная постановка вопроса в заголовке. Читатели замечали, что газлайтят не только мужчины, но и женщины (да и небинарные персоны, наверняка, тоже).

«Наконец-то разобралась в терминах. Несмотря на то, что с газлайтингом сталкивалась как на работе, так и в отношениях, но названия не знала. Считала таких персонажей мудаками», — писала в комментариях к статье Wonderzine пользовательница с ником Настасья Филипповна. «Сам недавно был подвержен этому со стороны женщины. <...> Пытался донести ей свою точку зрения, но как будто она была в параллельной вселенной. Выходила на спор и все представляла в своем виденье. Думал, что схожу с ума. Помог разрыв отношений», — вторил в комментариях Эдуард.

За последнюю несколько лет материалы о газлайтинге выпустили чуть ли не все русскоязычные медиа, включая Cosmo, Glamour, Tatller, РБК Стиль, Би-би-си, VC.ru, Forbes и даже «7 дней». На наглядных примерах они показывают, как работает эта тактика — через отрицание фактов («Что ты сочиняешь»), обесценивание эмоций («Да расслабься», «Не начинай»), высмеивание («Ой, Танечка у нас такая ревнивая») и сомнения в психическом здоровье («Ты последнее время очень нервная», «Может, тебе таблеточек попить?»). Опубликованы даже подробные чеклисты — по каким признакам вычислить газлайтера. Так, украинская «Лиза» пишет, что дело плохо, если:

   !        Тебя заставляют сомневаться в собственных воспоминаниях;

   !        Вынуждают подвергнуть сомнению собственную адекватность или подвергают ее самостоятельно;

   !        Тебя преподносят как глупого, психически и интеллектуально несостоятельного, человека;

   !        Подчеркивают твою] мнимую некомпетентность («Ты была маленькой», «Все вы, женщины, что не увидите, то додумаете») по одному из признаков: гендерному или возрастному, например;

   !        Важные для тебя факты или чувства отрицают;

   !        Ты чувствуешь себя угнетенной во взаимоотношениях, слабой, глупой.

Казалось бы, медиа и соцсети сделали все, чтобы мы могли распознать газлайтинг с первого взгляда. Но разве что со стороны — потому что отследить его изнутри (и, главное, поверить, что это происходит с вами) не так-то просто. «Жертва и сама долгое время не может определить то, что с ней происходит, как жестокое обращение. Ее медленно, но верно ломает собственный партнер», — объясняет The Reminder в статье «10 признаков морального насилия».

Я отчетливо помню, как переживала газлайтинг сама, когда уже была главным редактором Wonderzine — и, казалось, знала теорию психологического насилия назубок. Тогда у меня был абьюзивный партнер, склонный к вспышкам агрессии. Я упорно не хотела признавать, что это «то самое» — к тому же на словах он был за все хорошее и против всего плохого. «Спровоцировать» его могло что угодно: неудобное мнение, «неправильно» загруженная посудомойка, слишком долгие сборы. В ответ на все мои попытки себя отстоять я слышала «ты вообще ни в чем не разбираешься», «просто посмотри на себя», «я этого больше терпеть не буду».

Наше расставание прошло по золотому стандарту газлайтинга: швырнув об пол тарелку с «невовремя» заказанным и остывшим к его приходу ужином, он яростно резюмировал, что жизнь со мной была адом (хотя, конечно же, наоборот) — и ушел, хлопнув дверью. Мой следующий бойфренд был полной противоположностью: со всех сторон положительным, невероятно уравновешенным... и эмоционально холодным. Он никогда не обвинял меня прямо, но вел себя так, будто моя потребность в близости и физическом контакте — что-то чрезмерное, излишнее и даже отталкивающее.

Этих двух опытов хватило, чтобы я отправилась к психотерапевту, полагая, что со мной что-то не так и пора научиться контролировать свои чувства. Я действительно подозревала, что испытываю какие-то неадекватные, гипертрофированные, «неправильные» эмоции. Пришлось потратить много времени, сил и денег, чтобы понять и принять, что мой гнев, страх, возмущение, обида и растерянность — не что-то противоестественное, не следствие нарушений психики или детской травмы, а закономерная реакция на жестокость, бесчувственность или необъяснимое отдаление.

Полагаю, что в этом я не одинока. Интернет кишит историями газлайтинга, но пользователи, как правило, описывают ситуации или дают практические советы (встречается даже «Начните газлайтить в ответ! Они этого просто не выносят»). Я пыталась найти в открытом доступе рассказы — или хотя бы упоминания — об эмоциях, которые люди испытывали от столкновений с газлайтингом, во время самих инцидентов и после. Но почти ничего не нашла: возможно, газлайтинг вызывает такое смятение чувств, что распознать и описать их не так-то просто.

Поэтому я попросила своих инстаграм-подписчиков, знакомых с газлайтингом непонаслышке, рассказать мне о своем опыте. Чаще всего в этих историях звучали слова «стыд», «несправедливость», «гнев» и «беспомощность». «Очень жалко было себя, ощущение одиночества и беспомощности, потом стыда тоже, особенно когда верила в то, что истеричка, — написала мне знакомая. — Испытывала вину, что все из-за меня же и надо быть спокойнее. Злилась, конечно, тоже иногда, что это нечестно и несправедливо».

Похожие переживания описывает и мой знакомый, увидевший в открытом твиттере своей девушки посты о чувствах к другому человеку. Он вспоминает, что при первой же попытке обсудить отношения получил в ответ недоумение, раздражение и ложь. «Я был ошеломлен. Ревность сменилась смущением, я начал переживать за собственную адекватность, чувство стыда было трудно выносимым. Я знал, что нечто происходит, но моя партнерша делала вид, что проблема во мне, что я устраиваю истерику на ровном месте и утомляю ее. В конце концов я начал думать, что, возможно, никакого криминала действительно нет и я себя накручиваю». Он начал постоянно проверять твиттер, «чтобы получить осколки информации о том, что происходит на самом деле», но так и не решился на открытую конфронтацию. «Она бросила меня по смс-ке. Теперь я не доверяю людям, когда чую какой-то подвох».

Можно добавить к этому шквал историй про гостинг — почти что новую норму эпохи дейтинг-приложений и тотального свайпа. Оказав тонну внимания (неважно, в переписке или оффлайн), в один день гостеры попросту исчезают без объяснений. А на вопрос, что случилось, могут ответить в духе «я ничего не обещал, ты сама все придумала». Для такого комбо из гостинга и газлайтинга даже придумали новый термин: гостлайтинг.

?

?

?

«Когда люди гоустлайтят, они или полностью обрывают общение, или резко сокращают число встреч, звонков и сообщений. Настолько, что смена динамики в отношениях становится очень заметной, — объясняет журналу Women’s Health психотерапевт и автор книги «Газлайтинг: Как вычислить манипуляторов и эмоциональных абьюзеров» Стефани Саркис. — А когда вы наконец поднимаете эту тему, надеясь все выяснить, стараются сбить вас с толку». Например, говорят: «Я не пропал» или «Ты сама не писала». Это сильно обескураживает и заставляет сомневаться в себе: что, если мне показалось и я зря наезжаю?

Почему люди так поступают? Откуда берется этот «вкрадчивый семейный террор» (как описывал происходящее в «Газовом свете» кинокритик «Афиши» Денис Горелов в далеком 2007 году)? Где проходит грань между инфантилизмом, враньем и насилием? 

Газлайтинг — это не просто мухлеж, утверждает соосновательница Йельского центра эмоционального интеллекта и автор книги «Эффект газового света» Робин Стерн, называя этот прием «фоллоу-апом лжи, который пробивает дыру в мировосприятии другого человека». Семейный психотерапевт Алена Голзицкая объясняет в статье РБК-Стиль, что родиться газлайтером нельзя — но можно перенять эти манипулятивные практики у родителей. «Некоторые родители любят говорить: „Ты придумываешь — не было такого“, „Я этого не говорил и не мог сказать“, „Тебе приснилось“, „Что ты ноешь — ничего ужасного не случилось“».

Моя приятельница вспоминает, что в ее семье неким видом нормы были постоянные наказания, непрошенные оценки, советы и подтрунивания. «Впоследствии я много раз обсуждала неприятные ситуации из детства с моими родственниками, особенно с матерью, и ни разу они не признались в том, что совершали или говорили. Мои чувства, воспоминания, обиды или просто события из жизни обесцениваются, моя личная оценка каких-то событий постоянно подвергается сомнению. А моя реакция на газлайтинг безусловно считывается как агрессия или „тебе показалось“». По ее признанию, она ловит себя на похожих поступках: часто задевает людей шутками, а потом защищается фразами «я же пошутила» и «ты не так понял». «Кажется, мне еще много времени понадобится для того, чтобы переделать себя и изменить тот паттерн поведения, который был знаком, хоть и непонятен, мне с детства».

Принято считать, что цель газлайтеров — подавить партнера, взять его под контроль. Но это совсем не значит, что все они в душе Макиавелли: по моим наблюдениям, большинству из них вообще-то не очень нравится роль злодея. Похоже, они чувствуют себя намного увереннее и даже самодовольнее, ощущая над кем-то власть — но при этом очень боятся выглядеть плохо в глазах окружающих. Помню, как мой знакомый, явно серийный манипулятор, спросил у меня: «Но ведь я не мудак?» И он выглядел искренне обеспокоенным!

?

Клинический психолог Ирина Катин-Ярцева подтверждает мои догадки: «Значительная часть людей, которая прибегает к газлайтингу, трудно переносит чувство вины, свою неправоту. Их самооценка может быть очень хрупкой, им страшно думать о своем несовершенстве. При этом они могут искренне верить в свою искаженную реальность, которая годами выстраивалась вокруг болезненных участков опыта так, чтобы их не задеть». По словам Катин-Ярцевой, часто это люди с высокой тревожностью: их картина мира должна соответствовать строгим требованиям, чтобы тревога не сводила их с ума. Психолог уточняет, что лишь небольшая часть газлайтеров — их и называют социопатами — делает это специально и сознательно, «как охотник загоняет жертву в ловушку, наслаждаясь ее страхом и отчаянием».

Впрочем, есть мнение, что проблемой газлайтинга должны заниматься не только психологи, но и социологи, так как корни этого явления — в социальном и гендерном неравенстве и крепкой традиции виктимблейминга. Более того, не стоит забывать, что в последние годы граница между вымыслом и реальностью все больше размывается: в эпоху fake news газлайтинг может доходить до поистине планетарных масштабов. В конце концов, если у власти в самой влиятельной стране мира был президент, не стеснявшийся манипулировать фактами на глазах у телезрителей и всего твиттера, о чем можно вообще говорить? «Когда я смотрю на Трампа, я периодически чувствую себя Ингрид Бергман», — писала в 2016 году колумнистка The New York Times Сьюзан Доминус. Русскоязычные медиа напоминают, что бывший президент США не уникален, и в России федеральные каналы тоже могут выдавать очень многие псевдофакты за действительность.

Огромный поток информации, противоречивые сообщения в прессе и соцсетях, инфлюенсеры без должной экспертности — вычленять хоть какую-то правду становится все сложнее. Нежданных проблем добавляет и популяризация психотерапевтического дискурса. Чем более «проработанным» становится общество, тем прочнее в наш вокабуляр входят готовые фразы, своего рода шорткаты, словно позаимствованные из корпоративного этикета. Я-сообщения в духе «Я замечаю твои чувства», «У меня нет ресурса об этом говорить» и «Мои границы сейчас были нарушены» призваны упростить коммуникацию и избавить нас от проблем — но, вынесенные из кабинета психотерапевта во «внешний мир» и используемые по поводу и без, начинают мало чем отличаться от пресловутых «мы вас услышали», «мы к вам вернемся», «ваше мнение очень важно для нас».

Подобная риторика делает газлайтинг все более латентным, а столкнувшихся с ним способна повергнуть в еще большее замешательство: ведь у газлайтера тоже есть чувства и личные границы, и в их восприятии и переживании он скорее всего искренен. И если человек о них заявляет, разве он не вправе рассчитывать на понимание?

С этой этической проблемой начинают сталкиваться и руководители коллективов — от hr-специалистов консалтинговых компаний до кураторов арт-проектов. Фидбек, как и любая другая профессиональная коммуникация, вынужден становиться все более «экологичным», что безусловно важный шаг для сфер, где принято работать в режиме подвига (а где-то до сих пор и вовсе кричат на людей). В то же время образуются серые зоны. С одной стороны у сотрудников появилась возможность сказать о своих сложностях и эмоциональных или психологических проблемах работодателю — и быть понятыми. С другой, называя сорванные дедлайны и плохо выполненные задачи своими именами, можно услышать в ответ «вы обесцениваете проделанную мной работу». В моей практике были случаи, когда журналисты-фрилансеры пропадали или без предупреждения срывали сроки, а затем объясняли это усталостью от темы или отсутствием ресурса. Действительно, проблема нередкая — и далеко не всегда удается понять, правда ли это (и сотруднику нужно дать отсрочку, поддержку или отпуск) — или тобой ловко манипулируют.

В этом шатком пространстве эмоционального, для которого нет универсальной шкалы мер, кажется, что последней точкой опоры остаются сухие факты: письменные договоренности, голосовые сообщения, посты в соцсетях. В мире постправды каждый — сам себе фактчекер. Парадокс в том, что, как говорил еще в середине прошлого века британский министр здравоохранения Эньюрин Бивен (чью реплику прославила группа Manic Street Preachers в конце 90-х), «Это моя правда, расскажите мне о своей».