Начинается на А. Алфавит Аззедина Алайи
ï
ФОТО:
LAUNCHMETRICS SPOTLIGHT, GETTY IMAGES, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ
Сегодня «королю облегания», «миниатюрному титану», «провокационному соблазнителю» или просто Аззедину Алайе исполнилось бы 90. Родившийся в Тунисе кутюрье, переехав в Париж, стал не только любимым дизайнером Грейс Джонс, Луизы де Вильморен и Греты Гарбо, но и любимым «папой» Наоми Кэмпбелл и Стефани Сеймур, и хлебосольным хозяином — для сотен случайных и неслучайных гостей его дома. Алена Важенина и Нелли Асриян зайти на огонек к модельеру не успели, но нашли время разложить карьеру и жизнь Алайи по буквам алфавита — от А до Я.
А
alaya
Изначально арабская фамилия Аззедина Бен Алайи писалась на латинице через Y — почти созвучную Ï он стал использовать только в середине 1960-х по причине известной, пожалуй, только ему. Может потому, что Alaïa звучало правильнее — с четким звуком [й]. А возможно, из-за того, что на первых бирках из канвы, которые кутюрье расписывал вручную, выводить такой вариант было просто удобнее — да и выглядело изящнее.
Б
Bergdorf Goodman
До 1980-х Алайя шил только на заказ (см. «Ч — Частные клиентки»). Казалось бы, первой представленной миру коллекцией кутюрье должна стать Haute Couture с шоу в Париже, но стала Ready-to-Wear с шоу в Нью-Йорке — на показ в Bergdorf Goodman его уговорил близкий друг Тьерри Мюглер (см. «Т — Тьерри Мюглер»). Именно через него директор универмага Дон Мелло, соблазненный кожаными куртками и юбками Аззедина на снимках Билла Каннингема в издании WWD, и пытался достучаться до кутюрье — чтобы первым открыть его Америке. «Bergdorf Goodman прислали письмо с предложением устроить шоу в Нью-Йорке. Я подумал, что Тьерри Мюглер разыгрывает меня... Затем Bergdorf Goodman прислали телеграмму уже мне — я не ответил...» — вспоминал Алайя, который тогда, в 1982-м, все-таки поверил в реальность происходящего — и приступил к работе.
Несколько месяцев он шил коллекцию, посвященную его музе, звезде кинематографа 1930-х и «типичной парижанке» Арлетти, — с черными трикотажными платьями и свитерами, кожаными жакетами и дубленками. А еще широкими перчатками и ремнями из кожи — от сумок же Аззедин всю жизнь намеренно отказывался, считая их коммерческой уловкой люксовых конгломератов. Как и украшения: ни на одном из шоу Алайи на моделях не сверкает ничего, кроме заклепок и люверсов (см. «Ф — Фурнитура»).
«Как сказала Арлетти, эта коллекция — “не запятнана никакими украшениями”. Я создал чисто парижские силуэты <...>. После их показа в Нью-Йорке нам поступило огромное количество заказов — появились деньги». Мюглер, что помогал Аззедину и до шоу с кастингом моделей, и после — с переводом прессы, очевидно остался доволен.
Г
Грейс Джонс
Певицу, актрису, модель, круглосуточную тусовщицу и девушку Джеймса Бонда обожали миллионы. Некоторые счастливчики вроде Дольфа Лундгрена даже носили ее на руках. Она же носила на руках Аззедина Алайю — в буквальном смысле: сохранились кадры со съемок телевизионного шоу 1987-го. Чаще, впрочем, Джонс просто поддерживала Аззедина в самые волнительные моменты — вроде вручения «модного “Оскара”» Французской федерации кутюра в 1985-м. Но и Алайя свою подругу очевидно боготворил, хотя бы в том смысле, что за руку ввел ее на модный олимп десятилетия, создав, в частности, весь гардероб девушки Бонда для фильма «Вид на убийство». Платья Алайи Грейс в итоге носила не только во всех своих концертных турах, но и на куда более личные мероприятия — как свадьба Арнольда Шварценеггера и Марии Шрайвер в родовом поместье семьи Кеннеди.
Грейс Джонс
Аззедин Алайя
Д
Дамы и Диор
На фотографиях мы почти всегда видим низкого Аззедина в окружении женщин статных и высоких (см. «Р — Рост»), но в судьбе его не меньшую роль сыграли женщины богатые и влиятельные (см. «М — Меценатки»). Первой его покровительницей в Тунисе стала владелица местного швейного ателье мадам Ришар, познакомившая Алайю с социалисткой, феминисткой и женой богатого предпринимателя Хабибой Менчари, чья дочь Лейла (в будущем декоратор Hermès) уже была серьезно увлечена модой. Хабиба не только уговорила Аззедина попытать удачу в Париже, но и выбила ему в 1956-м рекомендацию на стажировку от клиентки Кристиана Диора — светской львицы тунисского происхождения Зейнаб Леви-Деспа.
Дальше все, впрочем, не задалось: по воспоминаниям самого Аззедина, Зейнаб, встретив начинающего кутюрье в мастерской Диора, даже не удостоила его взглядом. Вероятно, женщина, построившая свою великосветскую парижскую жизнь на двух выгодных браках, предпочитала держаться подальше от менее удачливых земляков. Диора же отпугнуло отсутствие у юноши всех необходимых иммиграционных документов — и буквально через четыре дня Алайе указали на дверь. Если верить слухам внутри индустрии, то 55 лет спустя тунисца позвали-таки обратно, предложив возглавить Christian Dior — после скандала с Джоном Гальяно. Но Алайя вежливо отказался.
З
Званые ужины
«В доме моей бабушки было правило — оставлять за столом пару свободных мест для случайных гостей, ведь двери дома всегда были открыты. При этом дедушка каждый день покупал по два десятка багетов, а сама бабушка готовила без остановки», — вспоминал Аззедин свое детство в Тунисе (см. «Т — Тунис»). Эту традицию гостеприимства он перевез и в Париж, так что, по утверждению супермодели Сеймур Брант, в ателье Алайи — и на улице де Бельшас, и позже на улице Парк Рояль — всегда можно было зайти пообедать или поужинать в компании «самых интересных и неожиданных людей со всего света».
Однако по-настоящему хлебосольный характер кутюрье раскрывался во время больших званых ужинов, расцвет которых пришелся на нулевые — когда для них специально расширили крохотную кухню в апартаментах Аззедина на улице де Мюсси: теперь разом за столом могло собираться до трех десятков человек. Зачастую ближе к вечеру работа ателье замирала и сотрудники отправлялись утолять голод и жажду общения вместе с художниками, артистами, музыкантами и всеми, кого за стол бог послал. К слову, за свою жизнь Алайя успел накормить не только всех супермоделей эпохи, но и Майлза Дэвиса, Тину Тернер и Сержа Генсбура.
И
Ив Сен-Лоран
И все-таки четырехдневную стажировку Алайи у Диора назвать бесполезной нельзя — хотя бы потому, что в 1965-м швея Ида, с которой Алайя познакомился как раз в ателье Christian Dior, предложила ему сшить платье для коллекции Сен-Лорана. Ее Ив задумывал оммажем художникам-модернистам вроде Сержа Полякова и Казимира Малевича, а Аззедин, получив «техзадание», вспомнил Пита Мондриана — и создал несколько прототипов культового платья Mondrian. 40 лет спустя уже не швеи заманивали кутюрье в Yves Saint Laurent, а он сам «приютил» 15 швей Ива, когда тот в 2002-м ушел на пенсию, — говорят, прознавшие это клиенты Сен-Лорана тогда оборвали телефон Алайи.
к
Коллекция
Основу своей безусловно великой коллекции кутюра Алайя заложил еще в 1968-м: из-за решения Кристобаля Баленсиаги — кутюрье, удрученного появлением Ready-to-Wear, — закрыть именной модный дом и уйти на пенсию. Мадемуазель Рене, директор ателье Balenciaga и по совместительству тетя одной из продавщиц ателье Alaia, пригласила Аззедина на улицу Георга V и предложила ему купить оставшиеся произведения Кристобаля со скидкой — чтобы перешить на новый лад. Впрочем, у восхищенного Алайи были на них свои планы: «Я вернулся домой с двумя чемоданами его творений. И именно так начал коллекционировать моду».
Особенно его увлекала мода 1930–1950-х — как рассказывает директор Фонда Аззедина Алайи Оливье Сайяр, кутюрье начал окружать себя сотнями, а затем (как только появились деньги) и тысячами платьев авторства мадам Гре, Поля Пуаре, Мадлен Вионне, Габриэль Шанель, Эльзы Скиапарелли и, конечно, Кристобаля Баленсиаги. «[Участвуя в модных аукционах] Алайя спасал от гибели или забвения имена, которые сегодня — одни из самых востребованных в моде», — подчеркивал Сайяр. Однако сейчас под его надзором в фонде хранятся и те, что Аззедин, как настоящий куратор, купил у своих современников — Жан-Поля Готье, Рэи Кавакубо, Мартина Маржелы, Йоджи Ямамото и Рика Оуэнса.
Впрочем, одной модой его страсть к коллекционированию не ограничивалась — кутюрье обожал собирать и фотографию (от Ирвина Пенна до Питера Линдберга), и мебель: авторства, например, Ле Корбюзье, Жана Руайера, Марка Ньюсона и Жана Пруве. Причем произведения последнего Аззедин начал собирать одним из первых — дошло до того, что в начале нулевых кутюрье купил спроектированный Пруве киоск заправочной станции, который превратил в собственную спальню.
«А еще в начале 1980-х я прогуливался по блошиному рынку, куда обычно не захожу, и увидел стол — думаю, некогда он был моим! И еще там был книжный шкаф. Я спросила об их цене продавца — им оказался владелец галереи Филипп Жусс. От ответа его жены у меня чуть не началась мигрень. Я вышел и подумал: “Да простит меня бог за то, что я по своей наивности и глупости не подозревал, что мебель может чего-то стоить!”»
— вспоминал Алайя
к
Кожа
На закате 1970-х Аззедин наконец обзавелся своей первой собственной студией в Париже на улице де Бельшас, в которой мог засиживаться до самого утра — с документальными фильмами о диких животных на фоне. Впрочем, чаще всего компанию ему составляли его мальтийские терьеры Вака-Вака и Ануар (подаренные, кстати, Шакирой и Наоми Кэмпбелл) и отрезы черной кожи — кажется, любимой у кутюрье: бунтарский для того времени материал в его руках превращался в элегантые облегающие юбки и приталенные жакеты. «Алайя создавал одежду, которая не нуждалась в нижнем белье», — писал модный критик Александр Фьюри, намекая на то, как искусно Аззедин обращался с кожей — например, драпировал ее, словно атлас. При этом впервые Алайя пошил коллекцию из кожи не для своих клиенток, а для клиенток Шарля Журдана в 1979-м. «Я понятия не имел, с чего начать и чем закончить. Но решил, что все равно должен это сделать. Вспомнил, что в 1976-м делал кожаные платья с люверсами. Когда они увидели их в коллекции — закричали!» — вспоминал Алайя. Да, самому Журдану результат не слишком понравился — а вот редакторы французского Elle в 1980-м отсняли одежду авторства Аззедина для обложки с выносом «Провокационное соблазнение».
м
Меценатки
Равнодушие Зейнаб Леви-Деспа было, скорее, исключением из правил. На протяжении своей парижской жизни Алайя окажется вхож в самые богатые дома французской столицы как портной, друг, конфидант и протеже главных светских львиц эпохи — по совместительству его муз. Первой взяла дизайнера под свое крыло в Париже Симона Самама Зерфюс, жена архитектора Бернара Зерфюса, одолжившая ему мебель для скромной съемной комнаты. Вскоре она познакомила его с писательницей, поэтессой (и бывшей невестой Экзюпери) Луизой де Вильморен — Аззедин станет постоянным гостем ее дома и, главное, гардероба. Это, в свою очередь, обеспечит ему дружбу и маркизы де Мазан, к которой он ненадолго переедет, и, наконец, графини де Ближье, которая и вовсе выделит дизайнеру сперва одну, а потом и две комнаты в их с мужем парижском особняке, обеспечив Аззедина жильем на четыре года — и клиентками на всю жизнь.
н
Наоми
Пару Аззедина Алайи и Наоми Кэмпбелл как только не описывали: дизайнер и муза, Пигмалион и Галатея, отец и приемная дочь. Последняя формулировка кажется особенно точной, учитывая, что дизайнер приютил модель у себя дома, когда та только приехала покорять Париж. Ей было 16, у нее украли кошелек, но ей сразу посчастливилось встретить Аззедина: коллега-модель пригласила Наоми к нему на ужин (см. «З — Званые ужины»). С тех пор они с Алайей были неразлучны.
Наоми работала у дизайнера моделью и не спала по ночам, чтобы тот прямо на ней создавал одежду. В ответ тот по-отечески вытаскивал неугомонную модель из ночных клубов, вместе с ней ездил в Нью-Йорк, чтобы устроить ей там карьеру. В частности, владельцу местного агентства Elite, куда Наоми не хотели принимать, заявил: «Послушай. Она моя дочь, так что ты должен взять ее и присматривать за ней. Я не хочу, чтобы она осталась в Нью-Йорке совсем одна». В будущем Наоми оставалась у Алайи каждый раз, когда приезжала в Париж. В доме дизайнера у модели до последнего была своя комната.
о
Образование
Аззедин Алайя учился в Школе изящных искусств в Тунисе. Сюда его порекомендовала мадам Пино: акушерка, которая принимала роды у его матери и впоследствии, по воспоминаниям Аззедина, ставшая ее врио. Часто, например, он оставался у нее ночевать по выходным, в гостях изучал книги о великих художниках и по заданию мадам Пино воссоздавал их работы с помощью карандашей; в частности, его завораживал Веласкес. Отметив талант мальчика, мадам Пино обратилась к одному из преподавателей школы примерно со следующими словами: «Слушайте, это я привела его в этот мир. Могу вас заверить, что ему шестнадцать лет», хотя Аззедину было еще пятнцадцать.
Долго будущий дизайнер в школе не задержался, так как учился без согласия отца, зато встретил там ставшую ему верной подругой Латифу Бах Хамбу. «У Латифы была самая тонкая талия из всех, что я когда-либо видел, — вспоминал Алайя, — поэтому я использовал ее в качестве подопытного кролика. Шил юбки прямо на ней, затягивая их так сильно, как это возможно, чтобы посмотреть, какой будет эффект».
П
Prada
В 2000 году Алайя подписал сделку с Prada Group: на тот момент его бизнес переживал не лучшие времена, поскольку после смерти своей сестры (см. «Х — Хафида») дизайнер отошел от принципа сезонности, перестал общаться с прессой и шил только для нескольких клиентов и магазинов. Согласно контракту с итальянской группой, 100 процентов акций оставались во владении Аззедина, однако компания обязалась «создать постоянный архив Alaia», а также помочь дому с дистрибуцией. Со временем компания все же выкупила бренд у Аззедина (дизайнер все это время оставался у руля), а также запустила успешные линии сумок и обуви. Собственные мотивы и выгоды руководство Prada не раскрывало, однако модная пресса — в частности The New York Times — отмечала, что сотрудничество с Аззедином Алайей добавляет компании «престижа».
Под крылом Prada бренд буквально пережил второе рождение: за семь лет сотрудничества оборот дома достиг впечатляющих 13 млн евро. В 2007 году, однако, Аззедин Алайя выкупил 100% акций у миланской группы, чтобы продать контрольный пакет Richemont (с условием, что ему не придется заниматься маркетингом и следовать сезонам). С поддержкой швейцарцев, которым Alaia принадлежит до сих пор, дом запустил парфюм и значительно расширил сеть магазинов.
Р
Рост
«Он невысокий, но, конечно, незабываемый» — так актриса Арлетти, впоследствии ставшая верной музой Аззедина Алайи, описывала свое первое впечатление о дизайнере. По разным данным, рост кутюрье составлял от 1,57 до 1,60 метра — и казалось удивительным, что он «умещает» все его величие; отсюда и такие прозвища дизайнера, как «миниатюрный титан» или «маленький гигант». Отдельно рост Алайи отмечали в разрезе дружбы с фотографом Питером Линдбергом (1,84 метра), подчеркивая комедийный потенциал дуэта в духе Лорел и Харди или Шварценеггера и Де Вито.
С
Скульптура
В Школе изящных искусств (см. «О — Образование») Аззедин изучал скульптуру: делая слепки рук и ног моделей, будущий дизайнер прекрасно освоил анатомию. Правда, не дождавшись выпуска, Алайя счел, что великим скульптором ему не стать, поэтому решил посвятить себя дизайнерскому делу (см. «Х — Хафида»). Очевидно, знания о человеческом теле он применил на новом поприще: так мастерски ему удавалось подчеркивать женскую фигуру. В том числе с помощью облегающих вещей, благодаря которым модные критики прозвали Алайю «королем облегания», а его одежду в целом — «формирующей фигуру».
Аззедин сравнивал процесс создания своих вещей со скульптурой — его техники и правда не напоминали портновские, к тому же работал он без эскизов, создавая вещи сразу на моделях или манекенах. Стоит вспомнить хотя бы питоновое пальто, которое дизайнер собирал буквально по чешуйкам, скрепляя их между собой даже не булавками, а полосками скотча.
Т
Тунис
Страна и одноименный город, где 26 февраля 1935 года родился Аззедин Алайя. Здесь же он провел счастливое, по собственным воспоминаниям, детство и юность вместе с сестрой Хафидой (см. «Х — Хафида») и братом Абдельхамидом. Воспитывали их бабушка Ману Биа с дедушкой Али. Родители хотели, чтобы у детей было хорошее образование, поэтому настояли на столичной школе, а сами выращивали пшеницу в небольшом городке Силиана.
Алайя вспоминает своих воспитателей как очень свободолюбивых, а Тунис его детства — гармоничным: «В нем уживались культуры и религии. Я не знал слова “расизм” или различий между религиями». Каждый вечер четверга дедушка читал внукам «Тысячу и одну ночь», кроме тех случаев, когда по радио транслировали концерты египетской суперзвезды Умы Кальсум. По пятницам и субботам дедушка водил их в кинотеатр, где Аззедин полюбил египетский кинематограф и мог смотреть один и тот же фильм четыре раза подряд. Однако самым ярким впечатлением для Алайи стал итальянский неореалистический фильм «Горький рис» Джузеппе Де Сантиса, а точнее короткие шорты актрисы Сильваны Мангано. Выйдя с сеанса, Аззедин закатал свои шорты под стать ей.
Иногда Алайя проводил выходные в полиции, а точнее, в идентификационном отделе, где служил его дедушка. Здесь будущий дизайнер развлекался тем, что разглядывал паспортные фотографии итальянок, сортировал их по конвертам в соответствии с их цветом волос, а иногда помогал обрезать зубчатые края фотокарточек.
Т
Тьерри Мюглер
Карьера нашего героя во многом состоялась благодаря Тьерри Мюглеру, с которым тот познакомился в 1979 году и дружил до самой смерти. Мюглер не просто устроил первый показ Alaia (см. «Б — Bergdorf Goodman»), но в целом подтолкнул Аззедина выйти из частных ателье (см. «Ч — Частные клиентки») и явить свои работы всему миру. Так, работая над своей коллекцией осень—зима 1979/1980, Тьерри пригласил друга разработать серию смокингов, а затем публично поблагодарил его в пресс-письме, сопродившем презентацию; модные критики высоко оценили коллаборацию, отметив, что в руках Алайи атласные костюмы Mugler стали более плавными.
Внимание прессы Мюглер обеспечивал Аззедину всегда: в частности, когда тот открыл в 1979 году ателье в парижской квартире на улице Бельшас, 60, дизайнер свозил туда ведущих модных журналистов чуть ли не лично, на собственном велосипеде; организовывал и переводил интервью друга — в общем, считайте что был его продюсером. При этом Мюглер всегда подчеркивал, что и Алайя сильно повлиял на него и его манеру творить. «С момента нашей встречи, — в том числе говорил он, — моя одежда менее абстрактна, более соприкасается с реальностью, тело в ней чувствует себя более непринужденно».
У
Униформа
С повседневной униформой Аззедин определился еще в 1970-х — с тех пор он буквально не вылезал из черной китайской хлопковой пижамы, состоящей из свободных брюк и рубашек с плетеными пуговицами и стоячим воротником. Всего он, говорят, имел больше сотни таких комплектов — и как минимум два из них были пошиты Рэи Кавакубо, с которой его часто сравнивали из-за отказа играть по правилам модной индустрии — а еще придирчивости и перфекционизма.
Рей Кавакубо и Аззедин Алайя
Ф
Фурнитура
По сути, Аззедин стал первым дизайнером, который использовал фурнитуру не в функциональных, а в декоративных целях: просто потому, что ему нравился ее металлический блеск, заменяющий блеск украшений. Вещи с люверсами и заклепками, молниями и штифтами в 1980-х охотно расходились по модным редакторам — и вскоре силами Elle и Vogue стали верным опознавательным знаком авторства Алайи. Да и чего стоит облегающее черное платье с длинной серебристой молнией, как бы обвивающей тело, созданное Аззедином в 1981-м и вдохновленное, как и первая Ready-to-Wear-коллекция, Арлетти. Молния, к слову, была действующей — стоило ее расстегнуть, и ткань спадала вниз как бинт.
Х
Хафида
Сестра-близнец Аззедина, научившая его шить. Хафиду, в свою очередь, всем тонкостям ремесла учили в школе-монастыре Нотр-Дам-де-Сион, и она, по воспоминаниям дизайнера, это дело ненавидела. Так что Аззедин, как только овладел всеми необходимыми техниками, стал выполнять за сестру домашние задания: так она выбилась в отличницы. Во время каникул в Школе изящных искусств (см. «О — Образование») Аззедин откликнулся на вакансию в местном швейном ателье мадам Ришар. Объяснял, что таким образом хотел, во-первых, заработать себе на уголь для рисования и бумагу, а во-вторых, принести новые лекала для сестры, чтобы та могла шить что-то для себя дома: «В итоге мы вдвоем шили по ночам, сидя на кровати, а на следующий день я нес платья обратно в ателье».
Ч
Частные клиентки
До 1980-х годов Алайя не устраивал показов, а его одежда не появлялась в журналах: он работал исключительно с частными клиентками. Это был сознательный выбор, Аззедин всегда говорил, что не намеревался становиться дизайнером в известном смысле слова. Поэтому запросто исполнял желания вроде «Сшейте мне платье, как у Balenciaga, только с более глубоким декольте, потому что у меня есть такое-то колье». И относился к таким заказам с юмором («А ведь и правда: на ужине вы видите только это») и даже по-философски. Например, подчеркивал, что правда был рад водить знакомства с интересными, элегантными женщинами, среди которых — французские аристократки и актрисы вроде Арлетти и Греты Гарбо. В течение многих лет дизайнер — и это любят повторять в профайлах Алайи, оцените шутку — оставался «их маленьким секретом». В том числе Гарбо тайно шила у него пальто и брюки в мужском вкусе.
Лисон Бонфилс
Грета Гарбо
Впрочем, когда в конце 1970-х Аззедин обосновался в собственном ателье на Бельшас, 60, он уже пользовался репутацией дизайнера с собственным видением. Досконально изучив вкусы своих клиенток, их взгляды на мир и отношения с собственными телами, Алайя стал сам предлагать женщинам одежду. Порой она шла вразрез с их привычными образами, была более облегающей и смелой. Однако клиентки на нее охотно соглашались: вещи не походили ни на что из ассортимента других модных домов, в них они чувствовали себя особенными.
Привычкам, которые сформировались у Алайи за годы работы в частных ателье, дизайнер оставался верен вопреки всем законам рынка. Например, не признавал принципа сезонности и не хотел заниматься маркетингом (по крайней мере, самостоятельно). К концу 1990-х такой подход завел модный дом в финансовый тупик, из-за чего Аззедин был вынужден заключать партнерство с более крупными компаниями (см. «П — Prada»).
Клодетт Кольбер
ш
Шоу в Palladium
Либо не проводить совсем, либо проводить с завидным размахом — кажется, таким принципом руководствовался Алайя в отношении собственных модных показов. Одно из самых ярких его шоу состоялось в 1985 году, в легендарном нью-йоркском Palladium — некогда кинотеатре и концертном холле, а в тот год ночном клубе. Держали его Стив Рубелл и Ян Шрагер, которые в свое время открыли «Студию 54», и именно они предложили Аззедину провести показ у них.
Помощь с концепцией оказывал ни много ни мало Жан-Поль Гуд: французский фотограф и иллюстратор в том числе разработал сценографию шоу. В показе приняли участие звездные модели, включая Иман и Ясмин Ле Бон, но самым впечатляющим на мероприятии было количество гостей. Полторы тысячи человек во главе со светилами местной арт- и модной сцены: Энди Уорхолом, Китом Харингом, Джоан Риверс, Стивеном Спроусом. И что немаловажно, все они добросовестно соблюли указанный в приглашении дресс-код total black.
я
«У меня плохо со временем. Я одного возраста с фараонами. Я стер все даты».
