На реках вавилонских
«Вавилон» — фильм-недоразумение. Потенциальный хит автора триумфального «Ла-ла-лэнда» Дэмьена Шазелла провалился в прокате и при этом собрал кучу восторженных отзывов зрителей. Разные критики приписывают вину то неграмотной (на деле, никакой) PR-кампании, то сумбурности сценария, то и вовсе плохой игре Марго Робби (тут поспорим), исполнившей одну из главных ролей. Чему угодно, но точно не работе с костюмами, за которую Мэри Зофрис получила свою четвертую номинацию на «Оскар». Анна Сотникова рассказывает, как художница в очередной раз превзошла себя и почему она как никто достойна долгожданной награды.
1926 год, Лос-Анджелес. Апогей немого Голливуда — киноискусство оставило позади простенькие комедии и мелодрамы и перешло к эпичным полотнам, вавилонского размера декорациям и полкам статистов. Скоро, с приходом звука, все это закончится, но об этом никто не задумывается. А пока кинематографисты закатывают масштабные вечеринки с танцами, перьями, блестками, громкой музыкой и живыми слонами, — гости утопают в алкоголе и наркотиках, а вечеринки плавно переходят в оргии.
На этом фоне предприимчивый мексиканец Мэнни Торрес (Диего Калва) методично делает себе карьеру от личного ассистента до руководителя студии. На той самой вечеринке, со слоном, он познакомится с очаровательной Нелли ЛаРой (Марго Робби), — актрисой без опыта, но с апломбом, а также с уже состоявшейся голливудской звездой Джеком Конрадом (Брэд Питт). А затем еще с тремя важными персонажами и примерно дюжиной второстепенных, за чьими головокружительными взлетами и оглушительными падениями мы будем наблюдать три часа экранного времени.
Амбициозное полотно Дэмьена Шазелла соткано по мотивам реальных фильмов, слухов и фактов, перемешанных с анекдотами из книги Кеннета Энгера «Голливудский Вавилон». Так, например, старлетка в исполнении Марго Робби вдохновлена Кларой Боу, «первым секс-символом Америки» и первой it-girl Голливуда. Прототип Джека Конрада, героя Брэда Питта, — самая высокооплачиваемая звезда MGM 1920-х Джон Гилберт, богемный гедонист, которого не пощадило наступление звуковой эпохи. Вообще в «Вавилоне» постоянно кто-то плачет, хохочет, танцует, умирает, выпивает, нюхает, — эта бесконечная череда образов рассказывает о дисфункциональных отношениях кинематографистов с кинематографом: это искусство, которое возвышает и уничтожает, дарит надежду и втаптывает в грязь.
7000 костюмов
В интервью BoxOfficePro художница рассказывает, что режиссер попросил ее придерживаться исторических реалий 1920-х годов, но в то же время найти совершенно новый стиль, такой, чтобы наряды героев «не выглядели как пыльные костюмы из старого кино». Художница начала искать вдохновение в архивных постерах и фотографиях и, как говорит, обнаружила, что 1920-е были гораздо более открытыми и менее скромными, чем о них принято думать: да, это эпоха шляпок-кроше и платьев с бахромой, но в то же время — коротких юбок, кроп-топов, глубоких декольте и длинных подолов. Каждый образ, появляющийся в фильме, Зофрес может обосновать ресерчем. У каждого из тысяч костюмов есть история.
Например, для того чтобы воссоздать костюмы рыцарей из средневекового эпика, Зофрес пришлось несколько раз посмотреть на замедленной скорости «Робин Гуда» 1922 года с Дугласом Фэрбенксом, пока она не нашла кадр, на котором было видно, что кольчуги, которые носят актеры, — это свитера ажурной вязки, покрытые металлизированной краской. А чтобы повторить плащи из «Поющих под дождем», художница попросила всех членов съемочной группы сходить в ближайший к их дому магазин 99 Cents Only и купить все имеющиеся в наличии шторки для душа.
Плохая хорошая девочка
«Искусство в то время менялось крайне стремительно, — рассказывает художница, — и мне хотелось зарифмовать эти перемены с переменами в женской моде». Женщины годами боролись за право голоса и наконец получили — не только его, но и ряд других свобод. Женская одежда стала освобождающей, ее взрывная вольность тех лет отражается в одной из главных идей «Вавилона»: если кого-то держать взаперти слишком долго, вырвавшись на свободу, он начнет сходить с ума. Воплощением этой помутившей разум свободы стало нашумевшее красное платье Марго Робби, по сути представляющее собой шарфик, сшитый с пижамными штанами.
В интервью художница говорит, что перед ней стояла задача создать запоминающийся образ, в каком-то смысле инопланетный для кинематографа 1920-х. Платье должно было выглядеть так, как будто Нелли сшила его сама из подручных средств, не сомневаясь, что в таком виде станет звездой любой голливудской вечеринки. Задача усложнялась тем, что по сюжету Нелли все время находится в движении, и Зофрес со своим ассистентом смотрела все танцевальные репетиции, чтобы конструкция наряда максимально раскрывала свой потенциал в танце и не подводила бы актрису, — так было принято решение добавить эластичные вставки спереди и сзади, чтобы платье никуда не сползало, пока Робби крутится, вертится, ползает и скользит в кокаиновом экстазе среди потных обнаженных тел. Платье стало вызовом окружающим и фэшн-стейтментом героини, в какой-то степени определившим ее карьеру: дерзкая и эффектная, в кино она стала главной «плохой девочкой», играя развратных, распущенных и вульгарных женщин. Нелли ЛаРой в этом образе совсем не смотрится неофиткой — она выглядит сильной и соблазнительной женщиной, квинтэссенцией гламура старого Голливуда.
Другие наряды Нелли не уступали этому платью в оригинальности и откровенности — суперсила героини Марго Робби заключается в непоколебимой уверенности в себе, желании выставлять все напоказ. На премьеру своего мегауспешного фильма она надевает еще один непостижимый для того времени наряд: синие кружевные шортики с кружевным лифом. «Нелли — смелая женщина, которая не боится демонстрировать свою сексуальность. Этим образом она транслирует силу, власть, злобу, страсть — все, что ждут от нее посетители премьеры», — рассказывает Зофрес.
Девочка с непростым прошлым и трудной судьбой, Нелли ЛаРой была вынуждена с детства культивировать в себе эти качества, которые как броня защищают ее от внешнего мира. Она вынуждена играть не только в кино, но и в обычной жизни, и поэтому намеренно выбирает экзальтированные наряды, доказывающие не только окружающим, но и ей самой, что она артистка. Но мода на «плохих девочек» уходит, и продюсеры упорно пытаются перевоспитать Нелли, сделав из нее «приличную женщину». Для презентации нового образа Нелли отправляют на коктейльную вечеринку в намеренно смешном, полностью закрытом голубом платье в пол, украшенном рюшами. Платье сковывает актрису, которая совсем не вписывается в новое амплуа, — она буквально задыхается на этом снобском мероприятии, где ей, кажется, впервые в жизни приходится не импровизировать, а соответствовать чьим-то ожиданиям. Это платье, впрочем, как и образ «приличной женщины», долго не проживет.
Эрте, Дитрих, Эллингтон
Что касается эпизода со слоном, то он стоил Зофрес и ее команде титанических усилий. Художница рассказывает, что ей пришлось стать настоящим экспертом по слоновьим экскрементам — ее команда создала максимально приближенную к ним по свойствам субстанцию, чтобы понять, как отреагируют ткани, как поведут себя цвета и текстуры. «Совершенно очаровательное занятие, — поливать свои костюмы слоновьим дерьмом», — резюмирует Зофрес.
Немногим героям «Вавилона» удалось не запачкаться. Например, героине Джин Смарт, — влиятельной обозревательнице светской хроники, тоже вдохновленной несколькими реально существовавшими женщинами: репортеркой Аделой Роджерс Сент-Джонс, колумнисткой Луэллой Парсонс и видной писательницей и сценаристкой Элинор Глин. Сестра Глин была модельером, и Зофрес, работая над гардеробом героини, предположила, что главной сплетнице Голливуда 1920-х не хотелось бы чувствовать себя чужой среди блистающих знаменитостей, да и упускать возможность продемонстрировать работу сестры она бы не стала. Так журналистка стала воплощением женщин с иллюстраций Эрте, — расшитые бисером платья в пол, длинные бусы, высокие прически и остроконечные шляпки.
Иллюстрации Эрте
Образ героя Брэда Питта можно описать как «герой-любовник дневного сеанса». Вальяжный алкоголик и гедонист, с усами щеточкой и зализанными назад волосами, он одет с ног до головы в спортивную одежду кремового оттенка — и может себе это позволить, ведь он величайшая звезда в мире. От случая к случаю он меняет свой повседневный образ на фраки и ручной работы свитера. Например, специально для Джека Конрада был связан голубой кардиган с огромным воротником — ровно такой, как носил на одном из снимков его прототип Джон Гилберт.
Впрочем, пожалуй, самая стильная героиня «Вавилона», — это Леди Фэй Чжу в исполнении Ли Цзюнь Ли. Это оммаж Анне Мэй Вонг, звезде немого кино 1920-х, позже столкнувшейся с системным расизмом и уехавшей из Голливуда путешествовать по Китаю. Но кроме Анны Мэй Вонг с ее знаменитыми платьями ципао и золотыми топами с кисточками образ героини отсылает и к другим иконам андрогинного стиля, — таким, как Марлен Дитрих и Грета Гарбо. Леди Фэй Чжу, подобно своим прототипам, блистает на экране в шляпе и смокинге, томно курит в красном платье-футляре и элегантно отрубает голову змее в розовом платье ципао.
Еще один герой, в конце концов пострадавший от расизма, — обаятельный темнокожий трубач Сидни Палмер (Джован Адепо), который, по сути, является оммажем Дюку Эллингтону. Линия Палмера в «Вавилоне» короткая, но очень пронзительная, — он играет на вечеринках и съемочных площадках, всегда одет с иголочки и аккуратен донельзя среди любого мракобесия. В отличие от своих белых коллег по индустрии, Палмер привык к тому, что внешний облик должен соответствовать чужим ожиданиям, — но в то же время понимает, что успех требует усердной работы и маниакальной одержимости. Когда в кино приходит звук, он неожиданно становится звездой короткометражных музыкальных фильмов. Эта внезапная слава разобьет ему сердце, но не даст потерять достоинство, — толерантность Палмера к чужим ожиданиям закончится, когда на съемочной площадке его попросят намазать лицо гуталином, чтобы у зрителей не возникло сомнений насчет его цвета кожи. Палмер отыграет партию в блэкфейсе, но на площадку больше не вернется. Он отправится нести свой дар тем, кому он действительно нужен, и с той же страстью продолжит играть в прокуренных джаз-клубах для таких же аккуратных, одетых с иголочки темнокожих.
Все это Мэнни будет вспоминать спустя много лет, глядя сквозь слезы на киноэкран. «Вавилон» — это хаотичный фильм о хаосе в индустрии, одновременно и поцелуй, и пощечина кинематографу. Он большой, он перегружен деталями, он ничего не стыдится, и в конечном итоге его амбиции вполне сопоставимы с масштабами тех фильмов, к которым он обращается. Если в эпосах Голливуда 1920-х было семь тысяч рукотворных костюмов — значит, и здесь они тоже должны быть. Как и батальные сцены, съемки которых были максимально приближены к реальности, или как колоссальные декорации Вавилона, построенные Дэвидом Уорком Гриффитом для «Нетерпимости». Кино — это жизнь, жизнь — это работа, работа — это кровь, пот и дерьмо, но это не так важно, когда в тебе столько любви к тому, что ты делаешь. И эта любовь — не только в том, чтобы всегда выглядеть восхитительно, но и в том, чтобы научиться разбираться в слоновьих экскрементах.
