Это по любви

ФОТО:
АЛЕНА ВАЖЕНИНА, Дарья Мещерякова, ТАСС, GETTY IMAGES, АРХИВЫ ПРЕСС-СЛУЖБ

Вечером 26 мая примерно вся светская Москва собралась в Грибоедовском загсе — здесь Андрей Артемов провел первый за четыре года показ Walk of Shame. Дефиле из драпированных платьев и юбок-штор, розовых пижам и жакетов-подушек, мужских кроп-топов и женских футболок с надписью «Miss Московское долголетие» закончилось настоящей свадьбой: модель и кастинг-директор бренда Юлия Трухина вышла замуж за своего давнего бойфренда Вадима Шафакова. Накануне шоу The Blueprint поговорил с дизайнером и выяснил, чем марка жила последние годы, кому и что должна женщина и при чем здесь любовь.

Это была моя давняя мечта —

сделать показ в загсе. Потому что брак, обручальные кольца, вся символика свадьбы — это очень Walk of Shame, да и мои личные коды. Мы всегда были про романтику, любовь, сексуальность. И загс — это такое кинематографичное, символичное место, там много смыслов.

Грибоедовский — главный загс страны. Маленький, легендарный. Там расписывались Валентина и Юрий Гагарины и Марина Влади с Владимиром Высоцким. Здесь все хотят оформить отношения: запись идет семь дней в неделю, все расписано на год вперед. Как мы его получили? Конечно, по государственным связям. Шучу. Разными способами, но в общем остановили запись с двух часов дня до самого вечера, [договорившись об этом с загсом] за три месяца.

Андрей Артемов

Главная картинка на мудборде:

конец 1990-х, невеста в какой-то драной шубе, накинутой на свадебное платье, и в белых сапогах идет к загсу по грязному снегу, мимо черных забрызганных «Волг». Навстречу любви через грязь. Снег растает, будет весна, и сапоги можно вымыть. В общем, главное — любовь.

На мудборде было много всего. Там и «Волга» ГАЗ-24, по-моему, черная, с красным салоном. И шторы всеми любимые, наверное, из всех домов отдыха. Эмоциональные для меня коды: из искусства, из кино, которое моя мама любит и которое люблю я. Ну, например, много фильмов Михаила Калика, «Старшая сестра» Георгия Натансона. Есть Татьяна Доронина, любимая мамина актриса.

Но тут же есть [группа] «Пропаганда», которую я обожаю. Эти 2010-е — все эти корсеты, дрань, бронзовые губы. Мне тогда было мало лет, и я смотрю на ту эпоху уже ностальгически, как на исторический период. Но при этом она очень перекликается с временем нынешним.

↑ «Старшая сестра», 1967

У меня самого была настоящая свадьба,

называлась «‎Сердца четырех»
[речь о перформансе 2007 года, но регистрация брака была официальная: расписывались Андрей Артемов с Надеждой Овчинниковой и визажист Алексей Молчанов с продюсером Диной Ким. — Прим. The Blueprint]. Мы с Лешей были в черных костюмах и белых рубашках. У меня не было галстука, и мне повязали ленточку от коробки Chanel. А девочкам шили платья. Я помню, каждая пара выбирала, под какую песню выходить из загса. У нас была «Александра, Александра, это город наш с тобою»‎ из «Москва слезам не верит» — играл оркестр, который обычно играет при входе молодоженов в зал. Был длинный лимузин «хаммер», на капоте — четыре куклы и четыре кольца. Все думали, что это бартер с Audi, но это были просто четыре обручальных кольца. Мы ездили по Москве — Красная площадь, Воробьевы горы, Высотка, «Макдоналдс» на Охотном Ряду. Потом доехали до лофта Кати Гомиашвили на «Арме», где был длинный-длинный, на несколько километров, стол. Пела там Татьяна Анциферова, я лично уговорил ее выступить, тогда она уже давно не пела. Все это снимал Алексей Киселев, Дарья Веледеева опубликовала в Harper’s Bazaar. Ровно через год, в этот же день, мы развелись.

Коллекция не про свадьбу,

хотя, безусловно, в ней есть свадебная символика. Это разное кружево.
Принт роз, который мы используем с самого первого сезона; его по-новой перерисовала, переиграла наш дизайнер Катя Красильникова. Мы используем настоящие обручальные кольца, есть платье, расшитое ими. Шторы, которые мы обыгрываем на протяжении многих лет, в разной интерпретации — и принты, и драпировки. Традиционное платье-мудборд, которое объединяет множество фактур из коллекции. При этом это все очень дорогие ткани: японские, испанские, российские, турецкие.

Все мои коллекции про женщину, женскую сексуальность, которая, к сожалению,
часто табуирована.

Я считаю, что это очень плохо. Говорят, женщина должна быть красивой, идеальной, такой-сякой, худой, не худой. Нет, женщина должна быть счастливой. Свободной, расслабленной, в безопасности. Она может быть одинокой или не одинокой, замужем или не замужем — это ее личное дело. Она может делать все что угодно (если это в рамках законодательства Российской Федерации).

На показе — наша обувь, ее давно не было.

Мужская — это винтаж. А женские лодки и сапоги — это все произвели мы. Кожа и атлас. 

Самая сложная вещь в коллекции —

набранное вручную, драпированное — как раз в духе штор — платье. Как бы свадебное, но не в прямом понимании. Множество платьев — кутюрные. У нас сильная команда конструкторов, где есть Марина и Ольга, профессионально владеющие искусством наколки. Сложных вещей у нас не было три года. На это было много разных причин. От моральных до того, что они просто были никому не нужны.

В 2024-м мы приросли на 20-30%. 

Но это просто то, что мне бухгалтер говорит: вот, у нас больше на столько-то миллионов. Рассматривать это как какой-то финансовый успех я не могу. Приезжать в Японию, идти по Гинзе и видеть на манекенах пяти магазинов свои вещи или в аэропорту Сингапура видеть людей в моих платьях и футболках — вот что для меня ценно.

Бренд по-прежнему является международным.

Я до сих пор вхожу в список The BoF 500. И в этом октябре еду на гала-ужин, потому что Имран Амед приглашает меня каждый год. Бизнеса за границей по понятным причинам сейчас нет: мы не можем ни принять платежи, ни отправить. Эта деятельность не работает точечно: отправить одно платье или одну футболку — совершенно нерентабельно. Но запросы, конечно, есть, до сих пор приходит и Корея, и Америка. Нас закупало 250-300 магазинов по всему миру в течение 6-7 лет. И старая команда к этому не имеет никакого отношения: продает себя бренд, продают дизайны. Я не видел менеджеров, которые пришли и сделали из плохих вещей что-то, что все вдруг полюбили.

У меня никогда не было бизнес-партнеров,

но я бы хотел, безумно. Это та вещь, которая помогает развиваться, расти, быть шире. Все большие истории, конечно, созданы на партнерстве. Безусловно, есть исключения, но это очень сложный бизнес. Я бы очень хотел поговорить с людьми, которые любят моду, мой бренд. Мне поступают теоретические предложения, и когда у меня будет что объявить, я обязательно это сделаю.

То, что происходит с индустрией моды
в России, мне очень нравится.

То есть я рад за все эти [коммерческие] бренды. Это очень круто: они расходуют свои ресурсы, зарабатывают. Скучно ли мне смотреть на большинство из этого? Да, мне скучно. Но есть талантливые ребята, дизайнеры. Я их вижу в Высшей школе экономики, инстаграмах, отчетах того же The Blueprint. Я желаю, чтобы кто-то из больших бизнесов открыл группу и, например, к массмаркету добавил марки уже модные, вечерние, кутюрные, творческие. Нужно создавать конгломераты: чтобы и эти жили круто, и эти. Будет здорово, если у нас будет свой LVMH Prize. Например, Ushatava Prize, или какие еще есть большие коммерческие истории, 12 Storeez Prize, которые могут выделять молодым брендам деньги. У меня нет этих денег, но я могу принимать на стажировки, подарить ВШЭ дорогие ткани из своих стоков, что я и делаю, или новую швейную машинку.

Сохранять интерес к себе на протяжении
почти 15 лет —

это сложная задача для бренда. Потому что модный рынок без памяти, он не очень благодарный. Всегда любят только что открывшиеся бренды, причем не важно, что люди сделали, просто все любят новое, любят стартапы. И когда ты уже выходишь на плато, переходишь на тихий рост (иногда с провалами, безусловно), очень важны люди, которые с тобой остаются [несмотря ни на что]. 

У меня есть клиенты,

которые приходили, когда их дочкам было лет по десять. А теперь этим девушкам по 24, и они выходят замуж в платьях моего авторства. Вообще, Walk of Shame охватывает три поколения: например, у меня есть клиентка — моя ровесница, ее мама носит наши пальто, платья какие-то. Для меня это очень важно. Это значит, бренд жив и развивается в правильном направлени.

К показу мы сняли девять героинь Walk of Shame на фоне наших фирменных 

роз. Это девять очень честных, искренних, откровенных портретов — там практически нет макияжа. Это девушки, которые были с брендом с самого начала и остаются с ним до конца. Например, Нина Гомиашвили: моя первая муза и вообще мой первый друг в Москве.

Над шоу работала новая команда, 

если не считать бессменного кастинг-директора Юлию Трухину. За бьюти-образы отвечали Фариза Родригез и Дима Абрамович, я давно за ними слежу. Стилизовали Илья и Никита Хованские. Пока мне очень нравится, как они работают. Раньше у меня была международная команда по стайлингу. Мне было очень сложно подобрать свой стайлинг красивый. То есть все было красиво, но это был не очень я. Не хватало панка, где-то какой-то смелости. Где-то женственности, но не сладкой, не какой-то девичьей, хотя я и не против такого. То, что делают Илья и Никита, мне очень интересно.

Дресс-код для гостей показа — черное,

потому что люди будут сидеть близко к моделям и попадать в кадр. Мне важна кинематографичная картинка, поскольку будет сниматься видео, и Валерия Гай Германика начнет там снимать свой документальный фильм.