Дональд Шнайдер
креативный консультант H&M
ИНТЕРВЬЮ: ЛИДИЯ АГЕЕВА
ФОТО: SILVIA CONDE
Дональд Шнайдер
креативный консультант H&M
Интервью: ЛИДИЯ АГЕЕВА
Фото: SILVIA CONDE
12 лет назад Дональду Шнайдеру пришла в голову идея — предложить Карлу Лагерфельду создать коллекцию для H&M. С тех пор мир моды изменился навсегда, а слово «коллаборация» стало неотъемлемой частью модного контекста. Дональд встретился с The Blueprint в его квартире в Берлине, рассказал
про фотоальбомы на полках и поговорил о смелости и любви к ошибкам.
люблю ошибаться! Может, я глуп, но я радуюсь каждому промаху,
потому что так я учусь чему-то новому», — рассуждает Дональд Шнайдер, креативный консультант H&M. Дональд — тот самый человек,
который придумал объединять фэшн-дизайнеров высшей лиги и масс-маркет.
До этого он в течение 10 лет был арт-директором французского Vogue: сначала в команде Джоан-Джулиет Бак, а затем и у Карин Ройтфельд. Между постоянными разъездами по миру — Дональд часто бывает по работе в Стокгольме, Париже и Нью-Йорке — нам удалось застать его в Берлине, где он живет и работает
над проектами своих креативных агентств Donald Schneider Studio и Catch-22.
«Я
12 лет назад Дональду Шнайдеру пришла в голову идея — предложить Карлу Лагерфельду создать коллекцию для H&M. С тех пор мир моды изменился навсегда, а слово «коллаборация» стало неотъемлемой частью модного контекста. Дональд встретился с The Blueprint в его квартире в Берлине, рассказал про фотоальбомы на полках и поговорил о смелости и любви к ошибкам.
«Мне нравится, что вся моя команда — 5 человек — может поместиться у меня дома. Я хочу придумывать идеи, а не быть менеджером».
Дональд встречает команду The Blueprint в своем лофте в центре восточного Берлина, на богемной Тор-штрассе. С виду совсем неприметное, это серое здание когда-то принадлежало профсоюзу железнодорожников, а в конце 90-х архитектурное бюро Carlos Zwick Architekten переделало его в жилой дом с огромными квартирами и зеленой лужайкой, а также с бассейном на крыше. Дональд переехал сюда семь лет назад из Парижа: «Я так много путешествую, что стал чувствовать себя настоящим цыганом. В любимый Париж часто возвращаюсь по делам и за круассанами в Ladurée, — он растягивает слово «круассан» на французский лад, — но жить мне нравится именно в Берлине. Ни в одном месте мира нет такой энергии. Это не столица моды, как Париж, Лондон, Милан,
Нью-Йорк или даже Москва, зато это настоящий плавильный котел новых идей».
Пока его компания переезжает в новое помещение, Дональд переделал в офис одну из комнат квартиры. «Мне нравится, что вся моя команда — 5 человек —
может поместиться у меня дома. Никогда не нравилось руководить сотней человек. С теми, кто нам нужен по работе, мы всегда договоримся. Если клиент хочет организовать большое мероприятие, я звоню продюсеру Саймону Фуллеру — агенту Бекхэмов, а если понадобится привлечь бьюти- и фэшн-блогеров, работаю со StyleHaul. Я хочу придумывать идеи, а не быть менеджером».
«Мне нравится, что вся моя команда — 5 человек — может поместиться у меня дома. Я хочу придумывать идеи, а не быть менеджером».
Дональд встречает команду The Blueprint в своем лофте в центре восточного Берлина, на богемной Тор-штрассе. С виду совсем неприметное, это серое здание когда-то принадлежало профсоюзу железнодорожников, а в конце 90-х архитектурное бюро Carlos Zwick Architekten переделало его в жилой дом с огромными квартирами и зеленой лужайкой, а также с бассейном на крыше.
Дональд переехал сюда семь лет назад из Парижа: «Я так много путешествую, что стал чувствовать себя настоящим цыганом. В любимый Париж часто возвращаюсь по делам и за круассанами в Ladurée, — он растягивает слово «круассан» на французский лад, — но жить мне нравится именно в Берлине. Ни в одном месте мира нет такой энергии. Это не столица моды, как Париж, Лондон, Милан,
Нью-Йорк или даже Москва, зато это настоящий плавильный котел новых идей».
Пока его компания переезжает в новое помещение, Дональд переделал в офис
одну из комнат квартиры. «Мне нравится, что вся моя команда — 5 человек —
может поместиться у меня дома. Никогда не нравилось руководить сотней человек.
С теми, кто нам нужен по работе, мы всегда договоримся. Если клиент хочет организовать большое мероприятие, я звоню продюсеру Саймону Фуллеру —
агенту Бекхэмов, а если понадобится привлечь бьюти- и фэшн-блогеров, работаю со StyleHaul. Я хочу придумывать идеи, а не быть менеджером».
Путь Дональда начался в Цюрихе, где он учился на художника-графика. Из спокойной Швейцарии он сбежал в ядерный Нью-Йорк 80-х, где подрабатывал в ночных клубах, пока не стал арт-директором авангардных журналов о культурной жизни Большого яблока East Village Eye и Fame. «У каждого города есть своя эпоха. Тогда была эпоха Нью-Йорка. Этот город стал для меня лучшей школой жизни и научил главным принципам: нет ничего невозможного, бросай себе вызовы, никогда не сдавайся, сражайся до последнего, но делай это достойно».
Потом Дональду поступило предложение, от которого невозможно было отказаться: стать арт-директором французского Vogue. Так в 34 года Дональд перебрался в новый модный Париж эпохи Джона Гальяно и Александра Маккуина. «У таких журналов, как Vogue Paris, очень богатая история: к ней надо относиться с уважением и в то же время не бояться создавать что-то новое. Интересно ломать стереотипы и идти против правил — что мы и делали с мадам Бак и Карин». Вместе они совершили революцию в модной журналистике и открыли миру целую плеяду новых фотографов. «Мне всегда было важно чередовать легендарные имена и новые. Мы часто работали с Хельмутом Ньютоном, Ирвином Пенном и Жанлупом Сиффом, но находить новые лица тоже было здорово. В то время мы начали сотрудничать со знаменитыми сегодня Стивеном Кляйном, Марио Тестино, семейством Сорренти (да-да, их было трое: Марио, Ванина и Давид) и с Майклом Томпсоном. Про него сегодня уже мало кто помнит, потому что он больше не работает в моде».
Путь Дональда начался в Цюрихе, где он учился на художника-графика. Из спокойной Швейцарии он сбежал в ядерный Нью-Йорк 80-х, где подрабатывал в ночных клубах, пока не стал арт-директором авангардных журналов о культурной жизни Большого яблока East Village Eye и Fame. «У каждого города есть своя эпоха. Тогда была эпоха Нью-Йорка. Этот город стал для меня лучшей школой жизни и научил главным принципам: нет ничего невозможного, бросай себе вызовы, никогда не сдавайся, сражайся до последнего, но делай это достойно».
Потом Дональду поступило предложение, от которого невозможно было отказаться: стать арт-директором французского Vogue. Так в 34 года Дональд перебрался в новый модный Париж эпохи Джона Гальяно и Александра Маккуина.
«У таких журналов, как Vogue Paris, очень богатая история: к ней надо относиться с уважением и в то же время не бояться создавать что-то новое. Интересно ломать стереотипы и идти против правил — что мы и делали с мадам Бак и Карин». Вместе они совершили революцию в модной журналистике и открыли миру целую плеяду новых фотографов. «Мне всегда было важно чередовать легендарные имена и новые. Мы часто работали с Хельмутом Ньютоном, Ирвином Пенном и Жанлупом Сиффом, но находить новые лица тоже было здорово. В то время мы начали сотрудничать со знаменитыми сегодня Стивеном Кляйном, Марио Тестино, семейством Сорренти (да-да, их было трое: Марио, Ванина и Давид) и с Майклом Томпсоном. Про него сегодня уже мало кто помнит, потому что он больше не работает в моде».
Если вы хотите снимать, как Кендалл Дженнер завтракает, почему нет? Но позовите Марио Сорренти!
Рассказывая о фотографах, Дональд держит в руках один из первых номеров Vogue, выпущенный под его арт-руководством (февраль 1995). «Мы работали с аналоговыми фотографиями и с нетерпением ждали каждую посылку FedEx. Теперь забавно смотреть на эти фотографии: тогда казалось, что все выглядит просто шикарно, а сейчас, спустя 20 лет, что-то по-прежнему выглядит классно, а что-то ужасно. Никогда не знаешь, какая из твоих работ войдет в историю».
Дональд знает о фотографии буквально все. Совместно с немецким еженедельником Stern он выпустил серию книг о легендах современной фотографии: Эди Слимане, Карле Лагерфельде, Ги Бурдене, Инес и Винуде, Паоло Пеллегрине, Давиде Лашапеле, Марио Тестино.
«Мне важно не количество, а качество фоторабот.
Я категорически не согласен, когда говорят: «Какая разница, какое качество у фотографии, ведь она задержится в ленте всего на несколько секунд!»
Я так не могу. Мне нужны хорошая идея и классный исполнитель. Если вы хотите снимать, как Кендалл Дженнер завтракает, почему нет? Но позовите Марио Сорренти! Фотографии должны быть всегда отменного качества, ведь твоя конечная цель — попасть в музей или фотоальбом, а не просто делать клик-клик-клик».
Эта ярко-розовая обложка — первая обложка Марио Тестино
для Vogue Paris и одна из первых моих работ в качестве арт-директора в команде Джоан-Джулиет Бак. Мне было важно сделать что-то, на что раньше до меня никто не решался. Мы сели с Марио и подумали: что если поставить на обложку платье Джона Гальяно для Dior? Изначально у этого кадра был серый фон, но мне захотелось добавить ему немного цвета, как в поп-арте. Это была совершенно спонтанная идея — сменить серый на флюоресцентно-розовый: летом я ездил по Италии на машине, а там на дорогах повсюду цирковые афиши — и всегда во флюоресцентных красках. В Париже рекламные плакаты этого номера по ночам воровали с автобусных остановок, чтобы повесить дома на стену.
А потом было смешно смотреть, как остальные журналы —
Elle, L’Officiel, Jalouse — стали копировать нас.
Классно вдохновлять других!
Эти два номера — одни из первых с Карин. Нам хотелось сломать шаблон, поэтому каждый корешок у журнала стал черным.
До нас никто на это не решался. Мы убрали с обложки лишние выносы, оставив всего один — главный, и заново расставили акценты: меньше цвета, больше фокуса. Впервые перекрасить
Кейт Мосс в платиновую блондинку? Почему бы и нет?
Vogue Paris, февраль 1995: на обложке Меган Дуглас в платье Dior.
Одна из моих первых обложек для Vogue. Мы с Джоан-Джулиет всегда любили эксперименты: это негатив платья Жан-Поля Готье. Правда, круто?
Если вы хотите снимать, как Кендалл Дженнер завтракает, почему нет? Но позовите Марио Сорренти!
Рассказывая о фотографах, Дональд держит в руках один из первых номеров Vogue, выпущенный под его арт-руководством (февраль 1995). «Мы работали с аналоговыми фотографиями и с нетерпением ждали каждую посылку FedEx. Теперь забавно смотреть на эти фотографии: тогда казалось, что все выглядит просто шикарно, а сейчас, спустя 20 лет, что-то по-прежнему выглядит классно, а что-то ужасно. Никогда не знаешь, какая из твоих работ войдет в историю».
Дональд знает о фотографии буквально все. Совместно с немецким еженедельником Stern он выпустил серию книг о легендах современной фотографии: Эди Слимане, Карле Лагерфельде, Ги Бурдене, Инес и Винуде, Паоло Пеллегрине, Давиде Лашапеле, Марио Тестино. «Мне важно не количество, а качество фоторабот.
Я категорически не согласен, когда говорят: «Какая разница, какое качество
у фотографии, ведь она задержится в ленте всего на несколько секунд!» Я так
не могу. Мне нужны хорошая идея и классный исполнитель. Если вы хотите снимать, как Кендалл Дженнер завтракает, почему нет? Но позовите Марио Сорренти! Фотографии должны быть всегда отменного качества, ведь твоя конечная цель — попасть в музей или фотоальбом, а не просто делать клик-клик-клик».
Следующий этап карьеры для Дональда настал в 2002 году. Марки все активнее стали стучаться в дверь, а рекламных заказов стало так много, что он не успевал
со всем справляться. Дональд решил уйти из Vogue. «Мое время прошло. Журналы должны делать молодые. Посмотрите, кто сейчас возглавляет журналы Vogue? Сколько лет Анне Винтур? А Александре Шуман? Франка Соццани делала итальянский Vogue, когда я начинал работать в парижском 20 лет назад.
Сколько лет она им руководит? Хотя бы раз в 10 лет журнал должен меняться, это естественный процесс».
«Культура журналов изменилась: раньше мы каждый месяц сгорали от нетерпения, чтобы увидеть свежий номер Vogue, Harper’s Bazaar или W. Что нового? Кто
на обложке? Что это за девушка? Откуда она? А кто фотограф? Тогда было безумно важно все это знать. Мне кажется, Vogue потерял это влияние: какая разница, кто теперь у них на обложке? Я сужу по себе. Путешествуя, я покупаю новый Vogue и бросаю его в сумку. А потом нахожу его через месяц и понимаю — черт возьми,
я так его и не распечатал! Мне бы хотелось, чтобы и нынешнее поколение редакторов Vogue осмелилось делать яркий и дерзкий журнал, но они в каком-то смысле стали заложниками обстоятельств: им нужно поставить Chanel на обложку».
Я начал работать с Chloé, когда туда пришла Стелла Маккартни. В то время ее ассистентом была Фиби Файло, они были всегда вместе, лучшие подруги. Поэтому для меня Chloé всегда был брендом про женскую дружбу. Все мои рекламные кампании для них снимали женщины- фотографы, а на каждом снимке обязательно должно было быть несколько моделей. Одна из моих любимых кампаний была снята всего за 15 минут на бэкстейдже прямо во время показа. Нам хотелось запечатлеть момент. Эти кадры выглядят как репортажные: модели улыбаются, потеют, они неидеальны, мы их почти не ретушировали. На рекламных полосах Vogue такие фотографии сразу выделялись на общем фоне скучных, одинаково отретушированных кампаний. Все проходило очень быстро: мы снимали, снимали, снимали, и модель Лиз Коллинс от напряжения упала в обморок. Но через минуту очнулась и попросила кока-колу.
Я очень люблю работать с фотографами Magnum, наверное, поэтому один из моих самых любимых альбомов — коллекция фотографий Паоло Пеллегрина. Обычно он занимается репортажной фотографией, но однажды T Magazine попросил его сделать портфолио звезд — номинантов на «Оскара». Он использовал только дневной свет, у него не было команды ассистентов, визажистов и парикмахеров. Только он наедине со своими героями. Фотографу не всегда нужна команда из 50 человек на площадке, чтобы сделать классный кадр. В моем альбоме большая часть — репортажные черно-белые снимки Паоло, а между ними цветные со звездами: с Кейт Уинслет, Леонардо Ди Каприо, Брэдом Питтом, Робертом Дауни-младшим, Пенелопой Крус.
Мы с Карлом Лагерфельдом договорились выпустить отдельным альбомом коллекцию его фотографий с Клаудией Шиффер.
Из-за него мы едва не оказались в беде. В продаже появилось шесть обложек, на одной из них Клаудиа была в образе афроамериканки. Нас обвиняли в расизме и собирались с нами судиться. Эту обложку обсуждали буквально все, но нам удалось избежать суда.
А с Ваниной Сорренти мы забрались на крышу Нотр-Дама — хотели показать моду в необычном месте. Сняли всю кампанию за два дня. В Париже вам никогда не откажут, если известный французский бренд просит разрешения на съемку в общественном места, но такие съемки надо планировать минимум за месяц.
Следующий этап карьеры для Дональда настал в 2002 году. Марки все активнее стали стучаться в дверь, а рекламных заказов стало так много, что он не успевал
со всем справляться. Дональд решил уйти из Vogue. «Мое время прошло.
Журналы должны делать молодые. Посмотрите, кто сейчас возглавляет журналы Vogue? Сколько лет Анне Винтур? А Александре Шуман? Франка Соццани
делала итальянский Vogue, когда я начинал работать в парижском 20 лет назад.
Сколько лет она им руководит? Хотя бы раз в 10 лет журнал должен меняться,
это естественный процесс».
«Культура журналов изменилась: раньше мы каждый месяц сгорали от нетерпения, чтобы увидеть свежий номер Vogue, Harper’s Bazaar или W. Что нового? Кто
на обложке? Что это за девушка? Откуда она? А кто фотограф? Тогда было безумно важно все это знать. Мне кажется, Vogue потерял это влияние: какая разница, кто теперь у них на обложке? Я сужу по себе. Путешествуя, я покупаю новый Vogue
и бросаю его в сумку. А потом нахожу его через месяц и понимаю — черт возьми,
я так его и не распечатал! Мне бы хотелось, чтобы и нынешнее поколение редакторов Vogue осмелилось делать яркий и дерзкий журнал, но они в каком-то смысле стали заложниками обстоятельств: им нужно поставить Chanel на обложку».
Впервые люди задумались, что, если Карл Лагерфельд сделал что-то для H&M, значит, это классно! До этого нельзя даже было подумать о том, чтобы сочетать футболку H&M с пиджаком Chanel.
«Подумать только, Kenzo — это уже наша двенадцатая совместная работа. Чтобы никто не забыл о прошлом, я решил выпустить книгу о первых 10 коллаборациях H&M. Теперь на встречи с потенциальными партнерами всегда беру ее с собой. Здесь собраны интервью со всеми дизайнерами постфактум и фотографии кампаний. В Китае, например, даже не помнят о том, что первым был Карл: в 2004 году там попросту не было ни одного магазина H&M».
Дональд считает смелость залогом успеха в мире моды. Не имеет значения, делаешь ты журнал или коллекцию. «Когда я предложил Карлу Лагерфельду поработать
с H&M, я был уверен, что он скажет «да». Он любит вызовы так же, как и я. Таких людей, готовых рисковать, очень мало в индустрии. В ночь перед запуском Карл очень нервничал и позвонил мне. Помню, я был в Нью-Йорке, а у него было — страшно подумать — четыре часа утра. Мы проговорили больше часа. А наутро, когда все проснулись, нас ждал успех». Коллекцию раскупили за считанные часы. «Тогда мы думали, что это всего на один раз, а оказалось, что мы изменили мир моды раз и навсегда: мы стали первыми, кто сказал, что носить демократичные марки круто. Впервые люди задумались, что, если Карл Лагерфельд сделал что-то для H&M, значит, это классно! До этого нельзя даже было подумать о том, чтобы сочетать футболку H&M с пиджаком Chanel».
«Для Карла это тоже был триумф. До этого его все знали, но он стеснялся своей пухлости, а тут предстал в абсолютно новом образе, ставшем его визитной карточкой. Помню, через месяц после запуска нашей коллекции мы ужинали в Нью-Йорке, в отеле Mercer. Прозвенела пожарная тревога — ничего страшного, как оказалось, но двое пожарных должны были остаться в ресторане на случай новой тревоги. И вот они стоят рядом, и я слышу, о чем они болтают. Один говорит другому: «Эй, тот парень с серебристыми волосами и в очках, это же знаменитость». Другой ему отвечает: «Да-да, он же из H&M!» Карл был безумно рад».
В парижском офисе картонный Карл всегда стоял у окна.
Один раз я попросил дочку его передвинуть, и прохожие стали кричать: «Ой смотрите, это же настоящий Лагерфельд!»
Впервые люди задумались, что, если Карл Лагерфельд сделал что-то для H&M, значит, это классно!
До этого нельзя даже было подумать о том, чтобы сочетать футболку H&M с пиджаком Chanel.
Дональд считает смелость залогом успеха в мире моды. Не имеет значения, делаешь ты журнал или коллекцию. «Когда я предложил Карлу Лагерфельду поработать
с H&M, я был уверен, что он скажет «да». Он любит вызовы так же, как и я.
Таких людей, готовых рисковать, очень мало в индустрии. В ночь перед запуском Карл очень нервничал и позвонил мне. Помню, я был в Нью-Йорке, а у него было — страшно подумать — четыре часа утра. Мы проговорили больше часа. А наутро, когда все проснулись, нас ждал успех». Коллекцию раскупили за считанные часы. «Тогда мы думали, что это всего на один раз, а оказалось, что мы изменили мир моды раз и навсегда: мы стали первыми, кто сказал, что носить демократичные марки круто. Впервые люди задумались, что, если Карл Лагерфельд сделал что-то
для H&M, значит, это классно! До этого нельзя даже было подумать о том, чтобы сочетать футболку H&M с пиджаком Chanel».
«Для Карла это тоже был триумф. До этого его все знали, но он стеснялся своей пухлости, а тут предстал в абсолютно новом образе, ставшем его визитной карточкой. Помню, через месяц после запуска нашей коллекции мы ужинали в Нью-Йорке,
в отеле Mercer. Прозвенела пожарная тревога — ничего страшного, как оказалось,
но двое пожарных должны были остаться в ресторане на случай новой тревоги.
И вот они стоят рядом, и я слышу, о чем они болтают. Один говорит другому:
«Эй, тот парень с серебристыми волосами и в очках, это же знаменитость». Другой ему отвечает: «Да-да, он же из H&M!» Карл был безумно рад».
Потом будут коллекции со Stella McCartney, Victor & Rolf, Roberto Cavalli, Comme des Garçons, Matthew Williamson, Jimmy Choo, Lanvin, Sonia Rykiel, Versace, Marni, Maison Martin Margiela («мой самый сложный проект»), Isabel Marant, Alexander Wang («мы с ним подписали контракт раньше, чем Kering»), Balmain. На очереди Kenzo. «Я всегда задаю дизайнеру вопрос: о чем ты мечтаешь? Оказалось, что Ольвье Рустен не мог себе позволить настоящий рок-н-ролл, ведь 80% клиентов Balmain из Азии и с Ближнего Востока. У нас же не было никаких рамок, и Оливье сделал то, о чем давно мечтал — классную молодежную коллекцию». Правила Дональда просты: у дизайнера полная свобода творчества, все остальное — создание и распространение рекламной кампании — остается за H&M. «Важно, что мы сводим два бренда на очень короткое время, а не навсегда. Balmain не может выглядеть как H&M, но H&M на время может стать Balmain».
Однажды мне пришла в голову мысль: было бы круто сделать что-нибудь с Бекхэмом. Дэвид — самая большая звезда нашего времени. Все его любят: женщины, дети, натуралы, геи,
азиаты, европейцы. При этом из всех знаменитостей, с кем
мне доводилось сотрудничать, он определенно самый милый
и непосредственный. Это одна из немногих совместных коллекций, которая выходила несколько сезонов. Я подумал:
мы же делаем ее для мужчин, а они на все реагируют медленнее, им часто надо повторять дважды, вот я и решил сделать ее не на один раз, а на несколько сезонов.
Потом будут коллекции со Stella McCartney, Victor & Rolf, Roberto Cavalli, Comme des Garçons, Matthew Williamson, Jimmy Choo, Lanvin, Sonia Rykiel, Versace, Marni, Maison Martin Margiela («мой самый сложный проект»), Isabel Marant, Alexander Wang («мы с ним подписали контракт раньше, чем Kering»), Balmain. На очереди Kenzo. «Я всегда задаю дизайнеру вопрос: о чем ты мечтаешь? Оказалось, что Ольвье Рустен не мог себе позволить настоящий рок-н-ролл, ведь 80% клиентов Balmain из Азии и с Ближнего Востока. У нас же не было никаких рамок,
и Оливье сделал то, о чем давно мечтал — классную молодежную коллекцию». Правила Дональда просты: у дизайнера полная свобода творчества, все остальное — создание и распространение рекламной кампании — остается за H&M. «Важно, что мы сводим два бренда на очень короткое время, а не навсегда. Balmain не может выглядеть как H&M, но H&M на время может стать Balmain».
Я обожаю искусство. Мы давно дружим с Джеффом Кунсом,
и к открытию нашего нового магазина в Нью-Йорке я попросил его создать что-нибудь для нас. Мы решили сделать сумку
с принтом — с его знаменитой желтой собачкой из стали, которая тогда выставлялась на его персональной экспозиции в Музее Уитни. У этой сумки был такой успех, что мы решили сделать похожую модель, но в розовом цвете, к открытию выставки Джеффа в Париже, в Центре Жоржа Помпиду.
Окруженный фотографиями, журналами и альбомами, Дональд, тем не менее, по-настоящему ценит в жизни совсем другое. «Я с 16 лет веду дневник. Каждое утро сажусь и вспоминаю, что сделал вчера. Если есть о чем написать, я счастлив. Ведь главное в жизни — воспоминания, их я и собираю. А все остальное, все эти вещи... Может, я пойду обедать с друзьями, а дом сгорит к черту! А воспоминания — ошибки, взлеты, падения, беседы, идеи — они всегда будут со мной».
«Не могу с ними расстаться. На бумаге любая рекламная кампания смотрится по-другому. Было бы грустно хранить все только в компьютере — я люблю бумагу, мне нравится, как она пахнет. У нее есть душа. Но держать дома все журналы просто невозможно, поэтому обычно я вырываю развороты вместе с обложкой — так я могу сразу определить, откуда они.
Окруженный фотографиями, журналами и альбомами, Дональд, тем не менее,
по-настоящему ценит в жизни совсем другое. «Я с 16 лет веду дневник. Каждое утро сажусь и вспоминаю, что сделал вчера. Если есть о чем написать, я счастлив.
Ведь главное в жизни — воспоминания, их я и собираю. А все остальное, все эти вещи... Может, я пойду обедать с друзьями, а дом сгорит к черту! А воспоминания — ошибки, взлеты, падения, беседы, идеи — они всегда будут со мной».
