Гоша Рубчинский—о новой коллекции и показе
в «Ельцин-центре»
ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНЫ ГОШЕЙ РУБЧИНСКИМ
Текст: Юлия Выдолоб
14 января, Екатеринбург. На улице минус 16, под ногами скрипит снег. Большая башня современного здания на улице Бориса Ельцина светится красным на фоне ночного неба, по красному — белый логотип «Гоша Рубчинский», чуть ниже — синий кубик, «Ельцин-центр». Под внушительный триколор стекаются люди: молодежь, друзья, журналисты, в том числе немало иностранных. «Гоша буквально единственный человек на свете, ради которого я сделаю это», — признается в твиттере редактор моды Dazed & Confused Эмма Хоуп Олвуд, выкладывая скриншот прогноза погоды. Екатеринбург, где прошел показ Гоши Рубчинского вслед за Калининградом и Санкт-Петербургом, — заключительная часть российской трилогии.
«Мы знали, что следующее шоу будет еще в каком-то городе, где пройдет чемпионат мира, — рассказывает Гоша. На следующий день после показа мы сидим в одной из переговорных резиденции «Ельцин-центра», поглядывая на город через панорамное окно. — Решение мы приняли быстро, буквально на следующий день после Петербурга. Мы вышли из отеля, пошли гулять. Я думаю — где мы будем делать шоу, Сочи или Екатеринбург? Ну где в Сочи делать? А если в Екатеринбурге, то, наверно, в «Ельцин-центре». Я уже знал про этот музей — он такое олицетворение девяностых. Мне хотелось продолжить историю, закончить то, про что я уже говорил в прошлых коллекциях».
«Ельцин-центр», музей, посвященный эпохе правления первого президента России в период с 1991 по 1999 год, открылся в 2015 году. За создание музея отвечало Агентство музейного дизайна Ральфа Аппельбаума (RAA): оно же занималось Еврейским музеем в Москве и Мемориальным музеем холокоста в Вашингтоне. Сложно устроенное мультимедийное пространство музея, призванное не только информировать, но и воздействовать на эмоции, — непростая площадка для показа. Сложность усиливала и концепция шоу: модели быстро проходили сквозь толпу зрителей, ходили по комнатам музея, зрители ходили за моделями, и те и другие толкались. Но это была лишь иллюзия хаоса: за продуманные проходы отвечала продюсер показов и хореограф Викки Бернс. «Мне не хотелось делать шоу в атриуме, — говорит Гоша. — Я знал, что это будет сложное перемещение по всем комнатам. Я хотел, чтобы это было больше похоже на перформанс. Чтобы ребята проходили через комнаты, как будто через все эти годы, с 1991-го по 1999-й. Для меня было важно это бурление. Конечно, без помощи профессионала это невозможно. Мы обратились к той же команде, с которой мы работали для шоу во Флоренции (на Pitti Uomo в 2016 году.— Прим. ред.). Cюрприз был, когда нас привезли в музей показать все, Викки говорит: «О, какая задача будет сложная!», а на первой репетиции оказалось, что ребята понимают все с полуслова. Такое невозможно было бы в Лондоне или где-то еще. Русские ребята прямо поразили всех. Их не надо было учить, они сразу поняли задачу».
Гоша Рубчинский: «Мы хотели сделать ретропрически футболистов. Есть даже несколько образов в шоу, которые были вдохновлены футбольной ретроформой. Для меня важно продолжить то, что уже есть в человеке. Не ломать, не создавать новую картинку, а усилить те краски, которые уже есть. Сначала мы знакомились с ребятами, смотрели на них, и потом подчеркивали их индивидуальность».
Команда Sebastian Professional — о работе над показом (стилисты работали для Рубчинского в третий раз):
«В этот раз мы размышляли над прическами футболистов: в первый же день Гоша выдал нам старую книгу с послевоенными фотографиями. Все это смешивалось с причудливыми окрашиваниями, чтобы казалось, будто парни сами себя красили. Очень важен был эффект, будто парни сами себе делают волосы. Бритые головы, бритые виски, выбритый на голове логотип adidas, желтый пергидрольный цвет волос. Аккуратное, но неаккуратное. Приятно было работать с моделями — они суперспокойные, очень развитые, с высшим образованием, люди, с которыми интересно разговаривать, каждый со своими идеями, с творческой составляющей — кто-то играет, кто-то поет. Они могли репетировать до 5 утра и в 9 без опоздания снова были на месте. Было видно, насколько они преданы Гоше и верят в идею. Не каждый смог бы создать такую атмосферу. Специфика работы с Рубчинским — необходимость сделать работу неидеально. Это должно быть красиво и в то же время undone. Это была самая сложная задача, и справиться с ней можно было только одним способом: расслабиться и работать в удовольствие».
ВЕДУЩИЙ ВИЗАЖИСТ M.A.C ЕКАТЕРИНА ПОНОМАРЕВА — О РАБОТЕ НАД МАКИЯЖЕМ:
«Гоша Рубчинский» — это мужской груминг. Главное в мужском груминге — это скрыть несовершенства, сделать тон, но подчеркнуть мужские черты и характер. Гоша очень досконально проверял каждый лук, каждый макияж. Он просил, чтобы были видны даже какие-то несовершенства, прыщики. Мы не скрывали полностью круги под глазами, чтобы подчеркнуть характер и мужественность парней. Мы не использовали контуринг, не очерчивали брови. Лишь у одного мальчика было немного лайнера на верхнем веке — как отсылка к року 80-х».
Выразительный сторителлинг — часть каждого показа Гоши Рубчинского, от первой «Империи зла» 2008 года на стадионе в Сокольниках до прошлогоднего питерского рейва в ДК работников связи. «Мне каждый раз важно рассказать какую-то историю, новую для меня, — говорит Гоша. — Не просто что-то нафантазировать, а почувствовать, что происходит в воздухе, и попытаться об этом рассказать. Наверно, это важно в любом шоу. Я не считаю себя дизайнером. Я считаю себя сторителлером, человеком, который рассказывает истории».
Гоша Рубчинский: «С Dr. Martens мы продолжили тему футбола, фанатскую тему. Я помню, что это такие корни — Levi’s, Dr. Martens — Как Burberry, как adidas для 90-х и футбольных фанатов. И в то же время я вспоминаю себя, школу, когда ты должен носить какие-то туфли, но ты иногда хитришь, обманываешь учителей: для них это выглядит как классическая обувь, а для тебя это субкультура».
Новую историю Рубчинского каждый считает по-разному: для иностранца это экзотическая рефлексия на популярную сегодня тему post-Soviet, для заставшего СССР взрослого — ностальгия. Но Гоша признается, что от слова «постсоветский» порядком устал и коллекция не про прошлое. «Мне не нравится, когда люди хотят создать какое-то клише. Мы не post-Soviet, а new Russia, новая Россия. Важно, что у нас свое поколение, свой голос. Для меня важно, чтобы этот голос был услышан в мире. Я не хочу думать про прошлое, я хочу думать про настоящее и про будущее. Смотреть вперед. Вместо того чтобы пытаться объяснять, что мы делаем, лучше следить». Моделей, как всегда, собрали, кинув клич в инстаграме. «Мы каждый раз пытаемся выбирать ребят с каким-то бэкграундом, с какой-то эмоцией. Для меня важно чувствовать, что это человек, а не просто картинка». Как зрители прочитают зашифрованное сообщение — не имеет большого значения. «Для меня важно запустить эту энергию. А как она резонирует — уже не важно. Да, для меня и нашего поколения это значит одно, для наших родителей — другое, для наших молодых людей — третье, непонятное. Все ребята репетировали ночами в музее — потому что музей днем открыт для публики и мы не можем репетировать. Так вот для них это был сюрприз, они даже не знали, кто такой Борис Ельцин, что этот период значил для страны. Поэтому для меня очень важно было провести шоу именно в этом музее, чтобы иностранцы приехали сюда, в этот город, чтобы прошлись по всем этим комнатам. Почувствовали какие-то эмоции, которые чувствовал я, когда жил в то время. Кто-то слушал когда-то песню «Наутилуса» на диске, а кто-то — в фильме «Брат», а кто-то ее никогда не слышал».
Проникновенный финал с «Гудбай, Америка» придумали за ночь до показа. «Ребята ночью учили этот текст. Они не знали, что такое «Наутилус», что такое «Брат 2». Никогда не видели этого и учили эту песню».
Музей — и стремительный проход, почти бег по нему; сосредоточенные юные лица и портреты членов Политбюро, паленые джинсы в музейных витринах и клетка Burberry, украшающая стену эпическая «Свобода» родившегося в Свердловске Эрика Булатова и модель в гимнастерке — все это, казалось бы, должно входить в острое противоречие. Но Гоша доволен эффектом. «Ты берешь совершенно противоположные вещи, пытаешься их объединить и смотришь, как они резонируют друг с другом. Поэтому мы взяли вот этих ребят, которые про сейчас, и музей, который очень про вчера. Перформанс был про это. Они приходят в музей и начинают носиться, как сумасшедшие, потому что они не понимают, что происходит. То один парень залезает на колонки и начинает рычать, эти эмоции — оттого, что ты не понимаешь до конца, что происходит в России сейчас; они не до конца понимают, кто они. У нас ходили ребята из разных городов России, и я пытался создать униформу для них, для нового поколения: когда ты режешь на куски камуфляж, классические костюмы, костюмы adidas и из кучи этого всего составляешь что-то свое. Создать собственную униформу, идеологию униформы — коллекция была про это. Сейчас мы видим две разные картинки мира: мир из новостей и интернета, из медиа, и совсем другой мир — через инстаграм и социальные сети. Ты видишь в новостях одно — «мы против всех», а чувствуешь другое — «я со всеми». И тогда ты делаешь свою униформу, свой мир, и тебе не важно, что там в медиа. Нас пытаются разобщить в новостях и в политике, Россия против Америки, но ты смотришь в инстаграме или где-то — молодые люди со всего мира скорее объединены, чем разобщены. Они носят одинаковую одежду и слушают одинаковую музыку. Я не вижу конфронтации между ними. Поэтому это были американский, русский и японский флаги, это было о том, что молодое поколение хочет быть вместе и говорить на одном языке, а не быть разделенными и играть в политические игры».
Гоша Рубчинский: «Рюкзаки отражают милитари-идею и идею путешествия. Они большие: берешь с собой все и путешествуешь. Моя мысль — что интернет тебе может показать одну картинку, но чтобы узнать о месте, надо туда поехать и посмотреть, встретить этих людей».
С первого показа Гоши Рубчинского прошло почти десять лет. Что изменилось с тех пор? «Сейчас больше ощущение, что ты можешь говорить и быть услышанным, за счет интернета, инстаграма. До этого мы все были разделены, и иногда это было сложно. И до сих пор есть такое постсоветское ощущение, что есть «мы» и «они». Десять лет назад оно еще было у ребят, они чувствовали себя отделенными от всего мира. А сейчас, мне кажется, все по-другому. Ребята, которые ходили на шоу, чувствуют себя абсолютно уверенно. Они встретились, они из разных городов — но они чувствуют себя одинаково, слушают одинаковую музыку и впитывают одинаковую культуру. У них больше уверенности в себе и в том, что, если ты имеешь собственный голос, ты будешь услышан».
