Blueprint
T

Симона

куст

фотограф:  Sam Hellmann

интервью:  Настя Сотник

Симона Куст — не только успешная модель агентства Avant, которая в свои 18 уже стала лицом Saint Laurent (только вчера мы увидели новый лукбук, Resort 2021, с участием модели) и Paco Rabanne. В свободное время она по стопам отца, художника Александра Петлюры, пробует себя в искусстве, а точнее, в керамике и живописи, фотографирует, снимает короткометражные фильмы и снимается в них, а также пишет музыку: недавно она поделилась первым своим опытом с 40 тысячами своих Instagram-подписчиков. Композиция с говорящим названием Casa — музыкальное переживание карантина.


Сама Симона не готова назвать себя кем-то, кроме модели, — считает, что не заслужила, но не исключает, что в будущем о ней еще будут говорить как о художнице и режиссере, актрисе и даже обладательнице «Оскара». Пока же Настя Сотник поговорила с ней самой — о гениях и их кризисах, великих делах и допустимом бездельничестве, а еще о любви и смысле жизни, конечно.

Тебя же знают не только как Симону, но и как Ксюшу...

У меня иногда горит на эту тему, потому что про меня как-то даже написали «Ксения Ляшенко или Ксения Петлюра, которая стала Симоной Куст». Я читаю это, и складывается ощущение, как будто я пол поменяла. Что за бред? У меня просто от рождения двойное имя — Симона-Ксения.

Ты в одном интервью сказала, что, по твоим ощущениям, Симона и Ксения — это две разные девушки с разными характерами и разными взглядами на происходящее. Как они смотрят на то, что происходит прямо сейчас?



Звучит так, будто у меня раздвоение личности, сейчас столько синдромов еще припишут. А я просто считаю, что имя отчасти характеризует тебя как личность. Читаешь про свое имя, узнаешь, что оно значит, — со временем подмечаешь в себе такие «именные» черты. И я с интересом замечаю, как у меня эти две частички, два имени, сливаются в одну. Сейчас ощущают они себя прекрасно. Я на днях даже сказала как-то вслух, что 2020-й — мой лучший год в жизни. Такое, конечно, лучше вслух не говорить, потому что сразу к тебе поворачиваются как минимум три головы и восклицают: «Что-о-о?! Что ты сказала?» А мне приятно понимать под конец года, что я расту, меняется обстановка, и все случается к лучшему, и даже полосы, которые кажутся черными, пусть они даже месяц длятся. И когда ты оглядываешься назад, понимаешь, что это не черная никакая полоса была.

А что за черные полосы?


Ну, это состояние неопределенности. Вечные вопросы: чем заниматься, что делать, что производить, какой продукт. Люди постарше вокруг меня делают фотографии, как Сэм [Хелльманн, фотограф], которая меня снимала для The Blueprint, или снимают короткометражное кино, или делают музыку. Не то чтобы я в это время сижу и в носу ковыряюсь, но нет такого конкретного продукта, который я бы выдавала от себя и с душой. Я в поиске. Важно же не просто лейбл повесить на себя, в профиле Instagram написать, что я диджей, например, или художница — впихнуть в описание bio чем больше, тем лучше. Я так не могу. Если я что-то делаю, то хочу, чтобы это было на 100% хорошо.


Чем ты занималась весь год?


Много чем. Я просто на днях вспоминала, где встретила Новый год 2020-й, — это то место, куда я точно больше не попаду. В крайней точке, в Монтоке (крошечный городок на оконечности мыса Сайт-Форк в штате Нью-Йорк). Кажется, на этом «конце мира» я была лет 5 назад. То же самое с карантином: даже сложно вспомнить, как там дни проходили. Мне просто повезло отчасти, что второй месяц карантина я была в Стокгольме с мамой, сестрой и собакой. И все равно каждый день читать книжки, смотреть кино и заниматься физкультурой — собственно, все как у всех по расписанию, — было скучно. А так как там были открыты всякие магазины, можно было приобрести все что угодно. Поэтому я занималась керамикой, папье-маше, все время что-то делала.


А в Париже было по-другому?


Когда я смотрела на молодого человека, уже бывшего, который занимался йогой и, по идее, должен был своим примером меня как-то мотивировать, то думала только «я ничего не хочу, буду лежать напротив на диване и объедаться какими-нибудь чипсиками». Потом через месяц, когда я поняла, что наелась всем самым вкусным, я вспомнила, что лень — не естественное для города состояние, начала заниматься спортом — и жизнь стала как-то приятнее. На даче ты правда делаешь что хочешь, валяешься сколько угодно. И вот на втором месяце включился спорт, может, не ежедневно, два раза в неделю по часу, но это такие интенсивные часы, после которых нужен еще час отдыха на ковре. В Стокгольме я ощущала себя уже бодрее: там у меня мама, которая знает, что такое правильное питание, младшая сестра, которая все время твердит: «Хочу худеть, хочу заниматься спортом». Она младше меня всего на два года, но все равно я стараюсь быть для нее правильным примером, настоящей старшей сестрой. Хотя на карантине, скорее, она меня подталкивала. В окружении семьи больше мотивации, чем когда ты одна или с молодым человеком.

А вы с ним карантин вместе не пережили или по другим причинам расстались?


Наверное, частично карантин повлиял, потому что он в Америке, а я во Франции. Мы почти не виделись, и это сыграло роль, конечно, хотя тут все зависит от желания и мотивации. Карантин стал последней каплей, наверное. Я просто считаю, что не важно — далеко вы друг от друга или нет, можно через огонь, лед и воду добраться друг до друга, и не важно, какие преграды на вашем пути. Можно по Zoom, в конце концов, общаться. Есть куча вариантов.


Видела, люди даже женились по Zoom?


Правда?


Да-да. Zoom-роды еще были.


Вот это, мне кажется, было гораздо чаще, чем какие-то свадьбы, потому что бывает такое, что женщина рожает на другом конце света, а ты не можешь прилететь. Но свадьбы [по Zoom] — это смешно, конечно. Я вообще не большой фанат отношений на расстоянии. Я настолько люблю тактильность — мне важно обнять человека, ощутить его присутствие. Причем мне так нравится, когда ко мне приходят в гости или кто-то остается на ночь, когда друзья приезжают. Даже если человека нет дома, есть какие-то его предметы... Просто понимание, что кто-то придет ночевать, вернется домой. Присутствие других людей очень сильно успокаивает.

Веришь, что можно встретить одного человека на всю жизнь?


Мне приятно смотреть на пары, которые уже 30 лет вместе. Ты не то что продолжаешь верить в любовь, глядя на них, просто они как-то радуют. Я не могу сказать, что я полигамна. Я, скорее, больше собственница. Если мне кто-то нравится, еще и взаимно, то пока у меня есть энергия и какие-то ресурсы, чтобы давать их другому человеку, я не отпущу его. Даже если этот человек меня уже подбешивает и я думаю «надоело, не хочу, хочу что-то новенькое». С одной стороны, если отношения не дают тебе больше ничего в энергетическом плане, никак не развиваются и не тянут куда-то выше, то лучше отпустить. Но при этом, если вы уже многое преодолели, то как-то глупо, на мой взгляд, бросать всю проделанную работу из-за того, что он, например, носки разбрасывает. Неужели тебе так не нравятся эти носки? В общем, в вопросе отношений я скорее старомодна.


Серьезные отношения совместимы с твоим ритмом жизни?


Поэтому я и не замужем. А если серьезно, то на данном этапе моей жизни я не хочу ничего серьезного. Тем более у меня только закончились отношения, которые длились год, и я ощущаю, будто вырвалась из каких-то оков. Но долго гулять мне тоже скоро надоест, я это знаю. Хочется какой-то стабильности, хочется, чтобы тебя просто обняли, рядом посидели, чай попили. Нельзя же каждый день надоедать подругам, звонить и по 40 часов просто беседовать ни о чем. Вторые половинки для этого и нужны — чтобы надоедать в хорошем смысле.


А призвание на всю жизнь найти можно, как думаешь?


Когда я слышу слово «призвание», представляю какой-нибудь маленький итальянский городок, где милый дедуля 50 лет подряд делает одни и те же пары обуви. И ему настолько это в кайф, он настолько обожает свою мастерскую, что занимается этим всю жизнь. Мне кажется, в такой форме найти свое призвание — это классно. Но одновременно вся прелесть жизни в том, что в ней есть много течений, как в реке. Нужно переплывать из одного в другое и попробовать себя везде: в этом и есть красота. Нет никаких границ и запретов: пробуй себя где хочешь, не понравилось — ничего, подожди пару лет и вернись. Главное — начать. Талант может открыться из ниоткуда. Сама я не знаю, к чему я больше склоняюсь. Может, к киноиндустрии. Точно хочется попробовать все, за что можно ухватиться, потому что лет через 40 не хочется ни о чем жалеть.

А в кино ты хочешь как актриса или как режиссер?


У меня как-то с детства была склонность к актерскому делу. Я помню, в 5 лет задувала свечи на торте, загадывала желание и даже вслух, мне кажется, кричала: «Хочу быть знаменитой актрисой в Голливуде!» Сейчас в работе модели мне больше всего нравится именно видео, когда можно поиграть с эмоциями, с нервами людей. Так что хочу попробовать себя в актерском деле. Понятно, что это не просто пошутил, покрутился — и готово, что это тоже великий труд, но я в себя верю. Одновременно я люблю видео снимать и их монтировать, это тоже приносит удовольствие — попробую и это, почему нет. Но я всегда помню про пословицу «Поспешишь — людей насмешишь». Поэтому я пытаюсь об этом не кричать, тем более действия говорят лучше, чем слова. Снимусь — и потом буду об этом рассказывать. Но вообще для меня Голливуд — это болотце какое-то.


Почему?


Оно затягивает. Со стороны кажется такой сказкой, а когда в Лос-Анджелесе оказываешься в компании людей, которых Голливуд уже затянул, видишь, какие все на самом деле противные, особенно когда сильно пьяные. Ладно, я погорячилась, назвав это место болотом, просто в Голливуде многое бесит. Например, манера речи, особенно, у девушек: все на понтах.


Я вот смотрю новый показ Yves Saint Laurent весна—лето 2021, снятый в пустыне....


Ой, его снимала Натали [Кайнгульхем], мне довелось много раз с ней работать. Я ее безумно люблю и очень ей восхищаюсь... Она, мне кажется, как раз про «то ли еще будет». Я прямо жду, когда она полный метр снимет или что-то такое.


... и понимаю, что, когда вижу такие видео или такие показы, мне сложно представить, что у того же Энтони Ваккарелло бывают кризисные периоды, когда он сомневается в себе.


Надо всегда помнить, что все мы люди и у всех бывают внутренние кризисы. Ваккарелло я просто восхищаюсь — когда такая команда за твоей спиной, когда столько ответственности, непонятно, как с этим справиться и еще и показывать раз за разом великолепный результат. Мне кажется, каждый его показ все лучше и лучше, каждая коллекция. Отдельно приятно, что это еще и, так или иначе, близкий мне человек, даже буквально — мы вот даже недалеко друг от друга живем.

Вы ходите в гости друг к другу?


Пока нет, но я регулярно напрашиваюсь на прогулку с его собачкой.


Скажи, как модель ты уже успокоилась?


Знаешь, сложно вообще как-либо успокоиться, особенно когда ты хочешь какого-то развития. Да в моем возрасте это и невозможно — сесть и остановиться. Когда речь заходит о твоей профессии, сложно вообще о себе говорить, ставить себе памятники. Не могу сказать, что я Эверест покорила или что-то гениальное сделала. Я успокоилась в том плане, что вот стала моделью, поняла, что добилась каких-то успехов.


Какие у тебя остались модельные мечты?


Ой, много, наверное. Спасибо, конечно, Vogue Russia, что они про меня не забыли и исполнили одну из мечт — побывать на обложке Vogue. Я не держала ее еще в руках, поэтому мне до сих пор сложно поверить. Приятно, что в Париже живу. Хотя еще когда мне 14 было, я знала, что это случится. Не знала, каким образом, но знала, что случится. Кстати, и с «Оскаром» тоже так. Я просто знаю, что его получу, так что ждем! Еще есть куча брендов, с которыми хочется поработать, побыть частью их истории.

С какими, например?


К сожалению, Карла [Лагерфельда] больше нет, но все равно хочется с Chanel поработать. Вот с такими культовыми домами, о которых все наслышаны, которые мы видим в кино, о которых читаем. Я не против и других обложек — пожалуйста, приходите с запросами! А так в корыстном плане я не против бьюти-контрактов, потому что за них хорошо платят. Бьюти-бренды, помните, я с удовольствием буду вашим амбассадором и сегодня, и завтра, и послезавтра. Еще я очень люблю большой продакшен, как когда мы снимали кампанию Paco Rabanne: пять дней снимаешь без перерыва — и это для меня как будто выпить 10 чашек кофе, настолько меня прет. 10 людей выставляют свет, есть хореограф с командой. В такие моменты тебя окружают лучшие профессионалы, которые настолько любят свою работу и настолько горят ей, что сильно подпитывают тебя. Я помню, когда были первые кампании Saint Laurent, хотелось сказать: «Может, это я вам заплачу?» Хотя на тот момент у меня не было денег, которые устроили бы команду Saint Laurent, но я помню, привезла Энтони какую-то коробку с шоколадом из России. Я чуть ли не плакала от радости, когда ему отдавала.


«Аленку» привезла?


Не помню, честно. Там точно было какое-то ассорти, так что я не поскупилась. Подумала, ну Энтони не съест, так собачка его съест — главное, чтобы не отравилась. Кому-то точно это принесет счастье, так что в графе «смысл жизни» за тот день можно себе галочку поставить.


Как ты думаешь, будут ли еще великие модели?


Какой хороший вопрос. В модельном бизнесе сейчас столько жанров, появилось столько ресурсов, социальных медиа, мы ежедневно видим столько девочек и женщин, что, наверное, с одной стороны, сложно пробиться — и если ты добился определенных успехов, это уже большое достижение. Но ничем великим мы, по сути, не занимаемся. Сейчас не может случиться такой сенсации, как Кейт Мосс или Наоми Кэмпбелл. Столько девочек и мальчиков и всех-всех, что сложно из этой толпы выбрать одного и сказать: «Ты несешь наше знамя». Понятно, что есть девочки, которые давно работают, десятилетиями, но опять-таки мне кажется, что в них нет ничего великого, как было раньше. Наверное, потому что сейчас много способов увидеть всю эту красоту: мониторы, они везде. Нет такого, что ты где-то идешь, видишь журнал Vogue, Клаудию Шиффер на обложке и просто сходишь с ума, потому что ничего настолько красивого не видел до. Но, возможно, лет через 20 мы поймем, кто из наших современников оказался великим.


Почему-то во многих материалах о тебе авторы делают акцент на том, что твой рост 172 см. Скажи, это правда все еще так важно? Время diversity же, разве нет?


У меня даже до 172 см недотягивает на самом деле... Я очень рада, что все говорят о diversity, но надо понимать, что остаются модельные критерии. С одной стороны, какие-то правила смягчаются, с другой — все так же никуда не двигается. Тебе напрямую никто не скажет «мы тебя не возьмем, потому что у тебя ширинка не застегивается на штанах», но причина будет именно такой. Я изначально не runway-girl: есть коммерческие типажи, есть high-fashion — я где-то посередине, и это классно. Остаются те же Saint Laurent или Celine, заточенные на определенные типажи, и с этим ничего не поделать. Да и зачем пытаться менять эстетику бренда — можно же просто наслаждаться ей.


А еще настолько модно сейчас стало быть не просто моделью. Ты должна говорить: я занимаюсь этим, этим и этим и вообще я — талант. Это так неинтересно и так банально. И еще все время думаешь, а какой у тебя талант? Наверное, меня это все отчасти отталкивает, не хочется кричать на весь мир: «Смотрите, я еще вот этим занимаюсь и это могу, и то могу». Это все такой базар талантов: кто кого перекричит, кто лучше слепит что-нибудь или нарисует.


И что делать тогда?


Не знаю. Я просто не люблю все это. Когда у тебя публичная жизнь, ты начинаешь бояться осуждения. Даже такая глупая вещь, как история в Instagram, начинает тебя тревожить. Ты думаешь о том, кто тебя посмотрит, можешь ли ты себе позволить выложить что-либо. Я помню, как-то выложила видео с вечеринки в феврале и потом подумала: «Я же сейчас буду выглядеть как конкретная тусовщица, может, удалить». Начинаешь себе кучу вопросов задавать, все обдумывать, причем вообще не по делу.


А какие вопросы к себе по делу?


Наверное, вот такие. У меня на спине есть татуировка, где написано «я хорошая». Она неправильно написана дважды — это потому, что я говорю на трех языках и все время их смешиваю, выдавая не очень понятные речевые конструкции. Иногда бывают моменты, когда ты задаешься вопросом, кто ты на самом деле, что у тебя есть помимо улыбки на лице? Я хорошая. Бывают ситуации, когда мне сложно смириться, что в чьей-то истории ты будешь антагонистом — не то что злодеем, просто плохим персонажем. На это нельзя повлиять, и мне сложно с этим смириться. Еще я стараюсь не забывать ставить себя под вопрос как личность: что ты можешь принести в этот мир, какой оставить после себя след, приносить пользу другим людям. Чтобы жизнь не превратилась в потребительское проживание по формуле «закупиться и потратить все деньги на одежду, пообедать в лучших ресторанах планеты и заказать себе гроб».



А ответы у тебя есть?


Главный смысл — приносить людям счастье. Я не чувствую себя мессией, конечно. Но мне нравится собирать какие-то позитивные отзывы, как у ресторанов в Google Maps. Свои пять звездочек: «спасибо, что пришла, спасибо, что подняла настроение» — это так приятно, ведь ты понимаешь, что не важно, как выглядит твоя жизнь, не важно, какое у тебя будет призвание, надо просто дать хотя бы близким людям ощущение, что ты их любишь, держать с ними связь, поддерживать. Если ты делаешь кого-то счастливым, то больше ничего и не надо. Понятно, что, когда у тебя появляются денежные ресурсы, ты можешь развивать это счастье. Само по себе его не купишь, но можно купить какую-нибудь поездку, в которую давно хотела съездить или в которую мама хотела.

Заметила, что ты не часто пишешь какие-то большие посты в Instagram, но один заметный там все же есть — призыв сохранить «ДК Петлюра», что, как мы знаем, к сожалению, не получилось (Московскую галерею художника Александра Петлюры «ДК Петлюра», выросшую из арт-коммуны «Заповедник искусств на Петровском бульваре», закрыли в 2018 году: помещение, где располагалось арт-пространство, забрал под свои нужны Высоко-Петровский монастырь. «ДК Петлюра» было культовым местом для московского арт-сообщества. С 1995 года там проходили выставки, концерты, в «ДК» приезжали деятели из разных стран, в том числе режиссеры Эмир Кустурица и Оливер Стоун. — Прим. The Blueprint). Ты много где рассказывала про детство и про то, как на тебя повлиял папа [художник Александр Петлюра] и его арт-коммуна, но я вот что хочу спросить: по чему в «ДК Петлюра» ты больше всего скучаешь?


Я отчасти смутно помню то время, потому что была ребенком, когда это все процветало. Помню, что просто заходила в помещение «ДК» и ощущала какую-то свободу во всех проявлениях. Люди выглядели как они хотели. Делали и творили абсолютно все, что только приходило в голову. Я, наверное, скучаю по этому веселью, по креативу, который ощущался в воздухе. Когда просто даже сидела среди этих людей, слушала их истории из прошлого. Я же не застала «Заповедник на Петровском бульваре» (главное, мне все это не перепутать, чтобы мне потом не прилетело сообщение с другой стороны). Он был с тех пор, как папа совсем молодой был, и там как раз, наверное, запретов вообще не существовало. Я бы хотела там сейчас оказаться, очутиться в этом времени, понаблюдать. Всегда проходили какие-то перформансы, проекты, простой вечер мог превратиться в спектакль. Все там было ради свободы и искусства. Помню, мне классно всегда было засыпать. Все мероприятия «ДК» проходили в подвале, а квартира была над подвалом — и все было слышно. Я всегда засыпала под звуки музыки, причем самой разной — жанры менялись каждый день с понедельника по пятницу. А утром просыпалась под игру гитары во дворе, которая только собирается домой уходить. Летом у нас всегда был открытый вход: любой прохожий мог зайти, посидеть, чай попить, рассказать что-нибудь и пойти дальше. Я столько жизненного опыта набралась по рассказам тех же режиссеров и художников. Сидишь, слушаешь, и у тебя уже плюс пять дней. А от некоторых рассказов можно было сразу и на годик вырасти.


Почему не удалось отвоевать?


Сложно воевать с церковью в этой стране. Просто настолько все одномоментно и сложно в России, особенно все, что касается вопросов, по которым соприкасаешься с государством. А церковь, мне кажется, тут еще и над государством.


А папа тяжело переживал?


Всегда сложно отпускать что-то, над чем долго работал, во что вложил много времени, лет и сил. Сложно поставить точку в предложении, закрыть книгу и сжечь. Но уходит что-то одно, приходит другое. Может, уже было время это отпустить, найти что-то новое. Вокруг всегда куча идей, куча всего происходит в голове и рядом с ней, так что папе это даже дало больше личного времени наконец-то и возможность делать другие проекты. Возможно, он даже принял это с облегчением, потому что не надо было больше ухаживать за пространством.


И дверь летом можно закрыть.


Все равно будут стучаться. Сейчас нет того пространства, но всегда есть кухня квартиры, где все так же удобно всем сидеть и что-то рассказывать.

{"width":1200,"column_width":76,"columns_n":14,"gutter":10,"line":40}
false
767
1300
false
true
true
{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}
{"css":".editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}"}