Птица счастья

ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

В Центре Помпиду открылась ретроспектива Константина Бранкузи. Так полно легендарного скульптора показывают всего лишь второй раз в истории, а так ярко не показывали никогда. Залитые светом и воздухом пространства на последнем этаже музея современного искусства работам Бранкузи подходят куда больше полуподвального помещения, где с 1997 года прописана его мастерская, считает Мария Сидельникова.

Заснеженный деревянный дом. Едва различимый силуэт мужчины с пышной бородой — хмурого и нелюдимого, совсем как пейзаж за окном. Еще несколько шагов по темному коридору, поворот — и в глаза ударяет яркая вспышка белого света. Он разливается по всему залу, а на постаменте, задравши головы к воображаемому небу, пристроились три монументальных «петуха». Поют начало нового дня и новой жизни. Петухи, разумеется, галльские. Снег остался в Карпатах. За окном — Париж. А бородатый человек — великий скульптор Константин Бранкузи (1876–1957), угрюмый румын, француз-бонвиван и главный герой исторической выставки в парижском Центре Помпиду.

Из Бухареста в Париж он пришел пешком. На календаре — 14 июля 1904 года. Ему 28 лет. В кармане — стипендия Французского государства и багаж академических знаний (классическая скульптура, резьба по дереву, искусство портрета)... Каждый шаг Бранкузи задокументирован подробнейшим образом — он ничего не выкидывал, все хранил, и кураторы Центра Помпиду (государственный музей приобрел архив полностью в 2001 году) составляют увлекательный зал-калейдоскоп, переплетая частную жизнь Бранкузи с жизнью артистического Парижа начала века. Вот фотография с урока анатомии. Это еще в Румынии. Он, похоже, во втором ряду и еще без такой мохнатой бороды. Вот запись о подработках посудомойщиком в забегаловке, это уже Париж, район Восточного вокзала. Здесь же — портрет из Румынской православной церкви, где новобранец-эмигрант служил дьяком. Параллельно — учеба в школе Beaux Art, снимок в компании однокурсников под предводительством влиятельного скульптора и живописца Мариуса Мерсье, первые выставки на Салонах, Модильяни пишет его портрет, Бранкузи настаивает, чтобы новый друг взялся за скульптуру. В перерывах — светские игры в гольф в ближайшем «подпарижье» и неспешные письма стройным почерком от баронессы Фрашон — подарившей прекрасное лицо его первой «спящей музе». 

Константин Бранкузи

«Спящая муза»

Джакометти, Леже, Кокто... Звонкие контакты в записной книжке чередуются с неизвестными. Среди них — врачи, главные сводники эпохи. Позже эту роль возьмут на себя парикмахеры, но пока все важные знакомства выписываются по рецепту. Следом — вырезки из американских газет со злющими карикатурами на «Мадмуазель Погани» — одну из первых скульптур, показанных за океаном. На очереди — скандал с «Принцессой Х». Бранкузи видел в ней женский архетип, статую Мадонны, а все вокруг почему-то приняли ее за «фаллос». И под угрозой ареста сомнительной «Принцессе» отказали в участии в Салоне независимых в 1920-м.

«Мадмуазель Погани»

«Принцесса Х»

«Робость»

Дальше — больше. В соседней витрине уже гремит первый судебный процесс в США. 1927 год, «Птица в пространстве» задержана при попытке пересечь границу под видом произведения искусства. «Кусок металла!» — негодуют таможенники и заводят дело на владельца, фотографа и друга Бранкузи Эдварда Стейхена, обвиняя его в попытке выдать «промышленный объект» за произведение искусства, чтобы не платить таможенные сборы. Почему это не кусок металла, а скульптура, компания арт-присяжных и главный свидетель Константин Бранкузи будут объяснять американским судьям почти год. «Птицу» в итоге признают искусством и выпустят на американскую свободу. Скандалы Бранкузи принимал спокойно, а летящих на шум коллекционеров в Нью-Йорке принимал его местный «связной агент» Марсель Дюшан и отправлял почитателей к дорогому другу в Париж. Галерейный бизнес ручной работы работал бесперебойно.

«Петух»

Периода ученичества как такового у Константина Бранкузи не было. От краткой стажировки у Огюста Родена в Медоне в 1907 году родилась спящая «Муза» и огромное желание найти собственный язык. «В тени больших деревьев ничего не растет», — мудро говорил выросший в румынских лесах Бранкузи. Всего спустя год он создаст свой «Поцелуй», который станет декларацией независимости от Родена. Там, где у мэтра две фигуры, связанные поцелуем в одну, у него — мощный единый блок, не иносказательное, а архаичное единство. Роден лепит с натуры, оттачивая жест, форму, линию. Бранкузи отказывается от позирующей модели и работает по памяти, приручая не глину, а сразу камень. И упрощает, упрощает, упрощает. За краткий период, примерно с 1906 до 1909 года, Бранкузи найдет почти все свои главные мотивы и формулы, благо мастерство у него уже было в кармане, и будет их оттачивать, шлифовать и доводить до совершенства всю свою жизнь.

«Мадмуазель Погани II»

«Леда»

«Бесконечная колонна»

Пошаговая раскадровка стилистических поисков, мастерская редукция Бранкузи показана на примере излюбленного мотива детской головы. Дано: классический бюст ребенка. Вымеренный, вылепленный, как живой, только из бронзы. И скульптура за скульптурой на наших глазах с «ребенком» происходят удивительные трансформации: сперва от него остается только голова, вертикальная ось постепенно смещается, наклон головы становится все больше, вот уже потерялись уши, провалился нос, черты лица все условнее, и в конце витрины от пухлощекого человека остается только идеальная чистая форма овала. Тем, кто скажет, что это яйцо, — смотреть сначала. «Не абстракция, а фигуративный символизм», — настаивают кураторы. Бранкузи же не было дела до определений. «Мои скульптуры нужно просто любить и играть с ними». Замечательно, как в этом бородатом красивом старике, коим с юных лет выглядел колоритный румын, всю жизнь жил ребенок.

Impasse Ronsin, 15-й аррондисман. Мастерская Бранкузи. Этот адрес знал весь артистический мир. Ман Рэй говорил: «Заглянуть к Бранкузи, оказаться в другой реальности». Там из колонок Федор Шаляпин поет дуэтом с Луи Армстронгом, вживую музицирует Эрик Сати, на белоснежных горах мрамора дамы-красавицы, Флоранс Мейер и Лизика Кодреано, танцуют стихийные танцы... И бородатый хозяин, этакий диковинный лесной шаман-язычник-меломан в центре Парижа, тоже весь в белом, с пушистой белой бородой, хитрым горящим глазом, принимает гостей, не выпуская из рук самодельную стамеску и фотоаппарат. Свой образ Бранкузи тоже сам отшлифовал до миллиметра, о чем свидетельствуют журнальные «фотосессии», а идею снимать все и повсюду — скульптуры, людей, себя — ему подкинули друзья-фотографы Ман Рэй и Эдвард Стейхен. В мастерской Бранкузи все было сделано его руками из камня, гипса, дерева. Искусство и жизнь здесь постоянно менялись местами. Пришли гости — сели на выстроганные табуретки. Ушли гости — их место заняли скульптуры. В красном углу — нет, не иконы. Музыкальные колонки, спрятанные в гипсовые скульптуры-боксы (хозяйке и дизайнерам на заметку!). Страшно повезет тому издателю, что получит права на выпуск мебели Бранкузи. Кажется, таких еще не было.

Константин Бранкузи

Мастерская Бранкузи — одно из сокровищ коллекции Центра Помпиду, и на выставке ее часть реконструирована слово в слово. Все до последней пылинки, что находилось в мастерской в день смерти, он завещал Французскому государству с пожеланием «воссоздать, предпочтительно в помещении Государственного музея современного искусства, мастерскую, содержащую мои работы, эскизы, верстаки, инструменты, мебель» (завещание от 12 апреля 1956 года). В 1997 году государство по проекту Ренцо Пьяно выстроило ему у подножия Бобура неприветливое полуподвальное помещение— доходили туда самые пытливые. С 2025 по 2030 год Центр Помпиду ждет масштабный ремонт, и спустя столько лет желание покойного, похоже, должно исполниться: мастерская получит достойное место в самом сердце музея. Так что нынешняя ретроспектива — вторая для художника в принципе — отчасти заявка на будущее: молотки, верстаки, петухи, поцелуи, яйца, принцессы и птицы Константина Бранкузи наконец вырвались из-под парижской земли и расправили крылья в просторных залах с открыточными видами на последнем этаже Центра Помпиду.

Рассматривать знакомые работы при дневном свете потрясающе (сценография — большая удача архитектора выставки Паскаля Родригеса). Помести все те же произведения в черные декорации, как это сделали в Музее искусств Тимишоара, где чествовали великого земляка до Центра Помпиду, и они звучат совсем иначе — потерянно, одномерно, салонно. А здесь — воздух и пространство, любимые материалы самого Бранкузи

Кульминацией выставки становится зал, посвященный одному из самых известных произведений XX века — скульптуре «Птица в пространстве». Для Бранкузи это не столько птица сама по себе, сколько метафора полета, символ духовного восхождения и свободы. На протяжении 14 лет он искал, как освободить жизнь от материи, как в камне выразить саму суть полета или счастья, для него это были синонимы. С 1910 по 1944 годы Бранкузи создал 29 птиц и бессчетное число вариаций-поисков. Открывает этот скульптурный авиарий белоснежная Maiastra (1910–1912) — чудо-птица из румынских сказок, воссоединяющая влюбленных. Пузатая, как пингвин, гордая, как орел, в могучих руках скульптора она год за годом утончалась, тело вытягивалось в струнку, все птичьи признаки исчезали — так в 1923 году родился шедевр удивительной красоты, изящности, тонкости и колоссальной технической сложности. Последняя версия представлена на фоне красного панно: уже не пингвин, а богатая, золотая жар-птица. Бранкузи усаживал своих птиц на цоколь, часто деревянный, как на ветку, без дополнительных внутренних стержней и креплений. Открой окно — и она выпорхнет и полетит над крышами Парижа. Счастье.

«Птица в пространстве»