Сам себе режиссер

11 июня в МАММ при поддержке фонда Still Art открывается персональная выставка Данила Головкина, фотографа, без которого невозможно было бы представить ни российские глянцевые журналы последних двух десятилетий, ни отечественную модную фотографию в целом. Накануне выставки Данил устроил видеоэкскурсию по экспозиции для читателей The Blueprint и своей давней подруги — бывшего главного редактора журналов Glamour и Vogue Маши Федоровой. Обсудили, разумеется, не только красоту, попавшую в объектив, но и волшебство, оставшееся за кадром.

Дань, привет. Приятно встречаться в такой атмосфере. Эта выставка называется «Мода как спектакль», а я сбиваюсь, правда, и думаю: «Мода как искусство»,
что и так само собой разумеется. Ты сам название придумал?

Это была кураторская идея. Я попытался предложить какие-то свои варианты, но для этого нужно уметь писать тексты, а у меня такой способности нет. Так что я отдал все это на откуп музею. Но мне очень нравится эта формулировка, потому что мода — это и в самом деле спектакль. Действие, которое по большому счету не имеет ничего общего с реальной жизнью. Это такая красивая сказка для меня — если мы говорим именно про фотографию.

А у тебя в этом спектакле какая роль?

Ты знаешь, фотограф — он же такой многостаночник, он должен быть режиссером и оператором, он должен ставить свет, заниматься сет-дизайном, выставлять модель в кадре. Чем больше он знает и умеет, тем это больше ему помогает в работе.

Должен быть всем на свете или может?

Если ты можешь этим всем заниматься, то, наверное, это очень хорошо. Ведь человек, которому ты даешь задание, не сидит у тебя в голове, бывает сложно объяснить ему, чего ты хочешь. Только примерно дать какое-то направление, без гарантий. А когда ты сам это все умеешь и знаешь, это помогает.

Но не много ли ты в итоге на себя берешь?

Мне кажется, что современный фотограф должен все это уметь. Потому что, например, если ты не знаешь, как ставить свет, и полностью доверяешь это все ассистенту, то, если завтра у тебя будет другой ассистент, он не сможет сделать то, что ты хочешь.

Про свет понятно. Но ты говоришь еще и про сет-дизайн, и отчасти про стилистическую составляющую. Становишься уже и режиссером, и арт-директором. Корона не жмет?

Здесь дело не в короне. Конечно, это большое счастье иметь на съемке классного стилиста, офигенного сет-дизайнера. Но, как ты знаешь, это совпадает не всегда. И фотограф в таких случаях выступает действительно как арт-директор. Он, конечно, не может влезать и советовать что-то стилисту, но он как арт-директор может порекомендовать, что, например, вот на этом фоне лучше использовать именно такие цвета. Но, разумеется, самый кайф — это работать с классной командой и доверять ей.

Едва ли открою секрет, рассказав, что ты удивительный, на самом деле эксклюзивный персонаж на нашей фотографической арене. Ты умеешь слышать и свою команду, и заказчика — будь то журнал, стилист, персонаж, или большое креативное агентство. Возможно, это оттого, что ты сам начинал арт-директором. Но как тебе удалось перейти с одной стороны на другую?

Мне кажется, для меня это был такой органичный переход. Я работал в креативном агентстве, где нужно было придумывать какие-то идеи. Закончив курсы, я понимал, как работает фототехника, я понимал, как создается креатив. Я понимал, что моя ценность в том, что я могу что-то придумать в кадре. Не просто снимать красивую модель в каком-то роскошном платье, а что-то добавить. Знаешь, ну вот есть много классных таких ребят, которые снимают очень красивые картинки, но часто бывает так, что я не вижу в них работы. То есть когда у тебя, например, супермодель, супер какая-то там одежда, ты ставишь такой красивый свет в целом, как будто бы тебе даже ничего не нужно там придумывать. А я всегда ищу, чтобы в фотографиях было что-то интересное — поза, эмоция, бэкграунд. Мне важно, чтобы в кадре было что-то помимо... моего героя.

Я видела предварительный список работ, предложенных на выставку, — минимум пара сотен. А здесь висит работ шестьдесят, может, чуть больше, какая из них самая ранняя? А какая — самая свежая?

Самая ранняя — здесь за углом. Один из моих первых творческих экспериментов. Я в какой-то момент увидел такие странные не то что головные уборы, а какие-то конструкции на головах. И я почему-то начал дома их клеить. Я сделал таких штук семь-восемь разных совершенно конструкций, я даже не знал, для чего это делаю. А потом моя жена Ксюша Березовская как-то вечером говорит: «А помнишь, мы давно хотели с тобой сделать такую странную бьюти-съемку, как экорше?». Просто, когда мы вместе учились, у нас были такие задания. Экорше — это как бы тело без кожи, покрытое мышцами, художник, рисуя его, понимает, куда, например, крепится какая мышца, как работает в сокращении. И мы придумали такой образ, когда как будто бы у нас есть такая абсолютно оголенная, как нерв, фигура, которая покрыта мышцами. И вот эти странные объекты на головах — это некие кристаллы, такой собирательный образ каких-то наших ощущений.

Я помню эту серию, для меня это был какой-то оголенный нерв Минотавра, что-то очень человечное и нечеловеческое одновременно. А самое свежее?

Самое свежее, наверное, —это последняя наша съемка с Юрой Борисовым для журнала Man Today. Эта съемка была посвящена выходу сериала, где он играет вместе с Даней Воробьевым. И я себе представлял, что это некая школьная доска, но как будто бы взгляд изнутри, со стороны. Как будто бы что-то он чертит, что-то пишет, какие-то свои мысли. Получился собирательный образ Юры, который пытается что-то понять в себе, что-то решить.

Он как будто бы из-за стекла дает нам какие-то знаки. Это очень интересно. И ведь Юру Борисова ты снимал неоднократно.

У меня была съемка для GQ с ним очень интересная. Это был фильм Горчилина, и я снимал их вдвоем. Была офигенная просто серия. Горчилина я снимал в студии, как раз туда пришел Юра. И почему-то мы решили после пары кадров в студии пойти на улицу. И в какой-то момент Юра просто исполнил некий танцевальный перформанс. Короче, мне очень понравилось, как он исполнил и дополнил этот образ, который на нем был.

«Я всегда ищу, чтобы в фотографиях было что-то интересное — поза, эмоция, бэкграунд. Мне важно, чтобы в кадре было что-то помимо... моего героя»

Мне кажется, нам всем очень понравилось, потому что это была одна из самых мощных тогда съемок. Мне кажется, ее все обсуждали, еще не осознавая, какой талант, собственно говоря, и какое имя теперь у нас Юра Борисов. Возвращаясь к названию этой выставки и тому, что я видела в предварительном отборе, — там было значительно больше, на мой взгляд, фотографий с такой клоунадой — мне кажется, это не обидное слово. Было несколько серий, в которых чувствовалось какое-то клоунское настроение. И почему-то мне показалось, что это для тебя важно. А тут такая серия нашлась лишь одна.

Дело в том, что я решил довериться полностью музею, кураторам. И для меня было очень важно увидеть немножко с другой точки зрения мои работы, потому что мне как автору часто сложно что-то отсеивать. Недавно, когда велась работа над книгой, которая сейчас выходит, мне было просто безумно тяжело вычеркнуть какую-то серию... Тем и важна кураторская работа.

Мы подходим к кадру, который стал афишей этой выставки. Я понимаю, почему его выбрали, потому что, во-первых, это ярко, во-вторых, это современно. Помимо того что это хорошо, идеальная композиция и так далее, тут еще и супермодель Наталья Водянова. Выбрал бы ты ее как афишу? Это первый вопрос. И второй вопрос — расскажи, как тебе работалось с Наташей?

С Наташей я работал несколько раз, и это всегда огромное удовольствие. Потому что человек невероятной красоты, с огромным опытом в фэшн-индустрии: тебе остается только объяснить идею, дать направление, а дальше начинается перформанс. А в целом, поскольку мне эта фотография нравится, я бы, наверное, взял бы ее тоже. Потому что здесь есть совмещение и моды, и это селебрити, и эта работа будет очень постерной за счет графических элементов. Хотя мне и другие нравятся, но, наверное, как афиша она работает лучше всего.

Раз уж мы заговорили о кураторском выборе, возникает еще один вопрос. В современном искусстве зритель иногда видит совершенно не то, что задумал художник, и совриск без экспликации или кураторского объяснения как будто не работает. А фотография вообще требует объяснения? Есть ли у тебя истории, которые в этом объяснении нуждаются?

Мне нравятся такие работы, даже в искусстве, которые не требуют объяснения. Я не знаю, может быть, меня так учили. Мне хочется сразу в кадре видеть все, что нужно. Именно такого подхода я придерживаюсь. Мы снимали для Bosco рекламную кампанию, и на крыше фотостудии был выстроен здоровенный такой стеклянный короб, в котором модели должны были позировать, как будто я смотрю на них из-под воды. В какой-то момент пошел очень сильный дождь, и ребята сказали: все, мы останавливаем съемку, потому что нам не нужно, чтобы были разводы, нам нужно видеть нашу одежду, мы должны видеть моделей. Но я сделал пару кадров, когда уже они чуть ли не босиком ходили по этим лужам, я понял, что прикольно оставить эту воду, и я попросил возможности сделать эту съемку для себя. Основная съемка была перенесена на следующий день. А тогда я снимал просто в лужах воды девчонок. На мой взгляд, это получилось очень сильно. Во-первых, они действительно как будто бы сняты из-под воды. И рябь начинает размывать фигуры, одежду как в фотошопе вряд ли получится сделать. И такое может получиться только случайно — потому что такая непогода.

Хочу спросить о работе, которую ты сделал для The Blueprint. Мне кажется, что эта фотография требует истории создания.

Аскар Ильясов. К выходу сериала «Нулевой пациент». Мы, конечно, не пытались повторить какие-то кадры из фильма, мы экспериментировали с одеждой, со светом, делали какие-то странные эффекты с размазыванием. И я вообще очень люблю делать необычные световые конструкции и смазывать фотографии, люблю, чтобы появлялись какие-то необычные трейсы от света. И это вот одна из таких фотографий, которая мне очень понравилась, где он в каком-то странном движении пытается выбежать кадра, и, мне кажется, я хорошо поймал его в этом движении.

Аскар Ильясов и Евгения Манджиева, июнь 2022. Фото: Данил Головкин для The Blueprint

Это как раз олицетворение того, что мода как спектакль.

Конечно, особенно, когда ты устраиваешь перфоманс, когда есть какая-то игра. Когда мы отходим от реальности жизни? Мне вообще в фотографиях нравится, когда нет такой реалистичности, которая нас окружает. Мне хочется увидеть что-то новое. Что-то придумать, какую-то игру, увидеть что-то другое, что-то невидимое, наверное. У меня на самом деле было очень одно классное название, которое мне помогала придумывать Ксюша, моя жена. Она предложила это название для выставки, это один из вариантов — «Поймать невидимку». И это было знаешь про что? Про то, что в кадре я постоянно пытаюсь найти что-то невидимое глазу, тот же самый странный трейс от света, странную эмоцию — то, что мы не видим в реальной жизни, а видим уже только на матрице.

В 2019 году, когда открывалась твоя предыдущая персональная выставка при поддержке фонда Still Art, и они же издавали твою первую книгу, Faces, ты мне говорил, подписывая книгу, о том, что начинается твой новый период, когда ты хочешь себя все больше и больше посвящать арту. Удалось ли это тебе? И как ты себя чувствуешь в мире искусства после мира глянца?

Я еще не то что в мире искусства и в каком-то галерейном бизнесе. Надеюсь, что после этой выставки у меня начнется такой виток. Но да, я начал больше экспериментировать. И с одной стороны, это такой очень тонкий лед, потому что, когда ты экспериментируешь, отходишь от каких-то своих наработок, у тебя есть возможность просто сделать не так, как тебе нравится, или провалить проект. Когда у тебя целая команда, это некий риск, когда ты работаешь, работаешь, и ничего не получается. Риск подвести команду, Но в этом есть и свой рост. Потому что если ты не экспериментируешь, то ты не растешь. И я как раз таки пытаюсь сейчас балансировать между коммерческими работами, работами заказными и своими собственными проектами.

Съемка «Синяя коллекция» в честь 10-летия The Blueprint, декабрь 2024. Фото: Данил Головкин

Как ты ставишь сам себе ТЗ?

Набрасываешь идеи, отсеиваешь их, потом желательно, чтобы они немножко отлежались, потому что у меня иногда бывает так: вечером я думаю, что это просто гениальная идея, потом утром смотрю и думаю: «Да нет, просто какая-то ерунда». И это нормальный процесс, работа должна отлежаться две-три недели, и потом ты смотришь на нее и думаешь: «Да, действительно, в целом можно за нее взяться».

Две-три недели. Вообще любой заказчик в этот момент тебе бы давно сказал, что работа должна была быть выполнена позавчера.

Это еще немного, потому что, ты знаешь, там идет следующий этап, когда ты должен собрать команду. А ты, например, хочешь поработать с определенными людьми и не всегда их можешь вытащить. Я помню, что мы однажды придумали съемку с какими-то странными, безумными прическами. Я не мог парикмахера вытащить, наверное, в течение полугода на эту съемку, потому что постоянно что-то откладывалось. То ли она была занята, то ли я был занят. Когда для журналов снимаешь, это, наверное, проще.

Мне кажется, что все люди, которые раньше работали с журналами, теперь с удовольствием пойдут за тобой на любую творческую задачу. Кстати, у тебя в сегодняшней жизни как много осталось работ для условного глянца?

Глянца осталось немного. Прямо по пальцам можно пересчитать. Я сейчас снимаю для Grazia, для Алисы Жидковой — она мне дает очень много экспериментировать, и часто я делаю какие-то творческие вещи, которые долго вынашивал. Недавно снимал как раз для Man Today Юру Борисова и Даню Воробьева. Особенно не хватает актеров, селебрити.

«Мне нравятся такие работы, даже в искусстве, которые не требуют объяснения. Я не знаю, может быть, меня так учили. Мне хочется сразу в кадре видеть все, что нужно»

Эта нехватка — от тщеславия или стремления быть вовлеченным в искусство?

Мне кажется, меня сам процесс очень сильно затягивал. Ведь ты как будто из ничего создаешь что-то интересное. И, наоборот, мне никогда не нравилось, когда показывали бэкстейдж, как проводились съемки. [У зрителя] пропадала магия, выдавались все секреты, это все немножко обесценивалось. Ведь когда тебе показывают уже готовую работу и ты думаешь: а как она сделана, какой был свет, какие были декорации, — остается загадка.

Здесь мы стоим перед инсталляцией Андрея Бартенева. И у тебя было несколько проектов, не то что несколько, мне кажется, много проектов с этим большим художником современности. И у вас такие прям очень арт-проекты. И зная прекрасно Андрея, не могу не спросить, а искусством фотографии на современном арт-рынке заработать вообще можно? Это может служить источником заработка?

Я бы очень хотел, чтобы как раз таки все мои эксперименты как-то окупались, чтобы именно такие работы мне заказывали. Потому что я вот в этом вижу такое правильное развитие фотографа как художника. Как сделал Глынин, как сделал Фридкис, вот и с Андреем у меня были тоже эксперименты, и я очень ему благодарен, что он отозвался и сделал эти арт-инсталляции прекрасные, которые должны погрузить человека в съемочный процесс, помочь ему оказаться как бы внутри кадра. И мне кажется, что это очень классная идея, и Андрей просто добавил какое-то новое измерение в эту выставку. В целом это сделано все так, что человек может просто сюда встать, и кадр будет готов. Это как раз к вопросу о классном сете. Если у тебя есть такой классный сет, то в целом тебе ничего даже придумывать не нужно. Здесь все есть.

Ты сейчас назвал несколько больших имен из истории отечественной фотографии, но как считаешь, у тебя прямо сегодня есть конкуренты?

Маш, на самом деле конкуренты всегда есть. Но ты знаешь, я с какого-то момента вдруг понял, что я начал по-другому относиться к конкуренции. Раньше смотришь на работу и думаешь: блин, почему не я ее сделал? А правильный вопрос: а почему ты это не сделал? Ты конкурируешь не с кем-то, ты конкурируешь с собой. Очень важно уметь формулировать и реализовывать то, что ты хочешь сделать То есть когда ты задаешь этот вопрос «почему не я», это вопрос не в космос. На него должен ты ответить.

Но есть игроки на этом рынке современной фотографии, на российской?

Да, конечно, есть. Вот в нижнем зале сейчас готовые игроки.

Поясню, что этажом ниже, в рамках опять же 14-й биеннале «Мода и стиль в фотографии» фонд Still Art представляет очередную плеяду номинантов на гранты для молодых фотографов.

Я уже успел пробежаться, и на самом деле там есть классные ребята, которые очень интересно экспериментируют.

А на твой взгляд, чего не хватает молодым фотографам? Какой волшебный пинок, какая волшебная игрушка или волшебная палочка — что она должна сделать, чтобы помочь им развиться, или найти своего редактора, или своего стилиста, или своего арт-дилера? Что им нужно на первом этапе? Чего тебе не хватало?

Я просто верю в эффект аккумуляции. Когда ты что-то делаешь, делаешь, делаешь, делаешь — и в какой-то момент так разгоняешься, что это начинает приносить тебе плоды. Просто почему-то наш рынок очень сильно заточен на то, что я сейчас сделаю работу, и тут же я сразу стану известным, стану популярным, и все захотят со мной работать. На самом деле это неправильно. Потому что да, может быть, одна работа у тебя будет классная, но попробуй с таким же пылом и с такой же энергоотдачей проработать десять-пятнадцать лет. И мне кажется, как раз таки многие фотографии, фотографы и проявляются. Смогут ли они так долго производить в таком же количестве интересные работы? Когда ты делаешь одну работу в десять лет — это одно, а другое дело, когда ты в год делаешь десять классных проектов.  

К слову, о твоих коллегах, для меня одна из самых эффектных, запоминающихся и таких вау-фотографий — это портрет Энни Лейбовиц. Расскажи, каково это — снимать коллег, каково это — самому быть в кадре.

У меня руки тряслись, когда я ее снимал, правда. Потому что для меня это просто икона фотографии, и я безумно уважаю ее творчество, и слежу за ней, и это мой любимый фотограф. Очень волнуешься, когда тебя оценивает один из лучших фотографов в мире.

Так она оценивает или позирует?

Она мне позирует, но она все равно смотрит, как я снимаю, что я говорю, что я делаю. Она же прекрасно понимает, ей не нужно даже смотреть в монитор, чтобы понимать, какой кадр будет. Но с ней был очень классный, интересный опыт. Она всегда с собой носит какую-то камеру, и она всегда, всегда ходит и что-то снимает. Это была выставка в Русском музее. Ее привозила тогда, по-моему, компания BMW, и мне нужно было снять ее как-то с машиной. Я помню, как мы вышли, сделали несколько кадров с этой машиной, и в целом она тоже понимала, что там сильно не разгуляешься, ну что там можно снять? Я делаю какие-то ее портреты, и вдруг она берет фотографирует этой камерой меня и прячется за дверцу машины. Я не понимаю, что происходит, думаю, куда делась Энни. Она выскакивает, фотографирует, отбегает за машину и опять прячется. Я думаю, блин, интересно, короче. Начинаю ходить за ней, и она начинает бегать вокруг этой машины и просто фотографировать меня, а я начинаю фотографировать ее. У нас была такая перестрелка, знаешь, кто кого успеет снять. И это вот один из тех кадров, когда она вынырнула откуда-то из-за дверцы машины, и вот как раз я ее успел снять. Мне очень понравилась такая экспрессия — волосы летят, она целится... Как раз этот кадр мне очень дорог.

Мы продолжаем ходить буквально на фоне галереи героев. Очень много молодых:
Иван Янковский, Марк Эйдельштейн, Даниил Воробьев. Но начинается тем не менее с Константина Хабенского — героя старой школы.

Я бы вообще не делил на старое и новое поколение. Есть просто яркие, интересные люди, которые приходят на съемку и готовы там делать все, что угодно. Есть люди, которые также приходят, и из них невозможно ничего вытянуть. Мне самое главное, чтобы человек, придя на съемку, полностью отдавался процессу. И я очень люблю, когда у меня на съемке актеры мало того что слушают, что я предлагаю, а добавляют что-то свое. Это как раз синергия, которая мне тоже нужна.

«Я с какого-то момента вдруг понял,
что я начал по-другому относиться к конкуренции. Раньше смотришь на работу и думаешь: блин, почему не я ее сделал? А правильный вопрос: а почему ты это не сделал? Ты конкурируешь не с кем-то, ты конкурируешь с собой»

Ты обмолвился, что тебе в самом себе не нравится вспыльчивость. 

Не нравится.

Мы с тобой очень много работали в течение 20 лет с самыми разными героями, снимали в Москве, Санкт-Петербурге, в Мексике. Кстати в Мексике Ирина Шейк была ужасно недовольна всем и всеми, кроме тебя. И я ни разу не то что вспыльчивости от тебя не видела, но просто ни малейшего недовольства ни командой, ни героем, ни сет-дизайном, ни кейтерингом. Ты как-то это все очень спокойно переносил. Если ты вспыльчивый, то как ты это скрываешь? 

Вопрос приоритетности. Если у тебя в приоритете сделать классный кадр, ты уже не думаешь про какие-то свои эмоции, потому что это не главное. Тебе главное сделать все, чтобы кадр состоялся.  

А потом?

Я занимаюсь спортом, хожу в спортзал. Боксом занимаюсь. Бег очень успокаивает. Это одно из моих любимых занятий, такая медитация. Ты погружаешься в какое-то ритмичное состояние, и тебя потихонечку начинает отпускать. Я занимаюсь музыкой, мне нравится. Это тоже очень сильно отвлекает, вдохновляет и расслабляет.

Только собиралась спросить, под какую музыку ты сейчас снимаешь?

Я раньше, помню, делал плейлисты, они до сих пор в айфоне: спокойная музыка, ритмичная, потяжелее, электронная. Но все эти музыкальные стриминги сейчас так подстроились под меня, что они просто знают, что я хочу. Я, например, беру какую-то песню и по этому треку выбираю плейлист.

Какой саундтрек ты подобрал бы к этой выставке?

Я очень люблю электронную музыку. Я бы поставил тут или Макса Купера, или Джона Хопкинса, или Нильса Фрама. Это одни из моих любимых электронных исполнителей.

То есть эта выставка была бы под электронную музыку.

Да, потому что она абстрактная и непонятная, и очень глубокая, когда у тебя нет ярко выраженного характера, типа это рэп, или это рок, или это кантри. Это музыка, которая тебя погружает, немного медитативная.

Задам вопрос, который меня преследует буквально с самого начала. Ты неоднократно говорил про все, что делал в тандеме с твоей музой и твоей женой, Ксенией Березовской. Я с ней тоже знакома примерно столько же, сколько с тобой, и она прекрасная коллега и очаровательная женщина. Хочется спросить, в чем секрет удачного брака?

Есть то, что, наверное, нас как-то соединяет. Творческий подход. Потому что она меня постоянно дополняет, я ее дополняю. У нас постоянно разговоры про искусство, про фотографию. Она много рисует, она со мной советуется. Мне кажется, если у твоего партнера нет чего-то общего, с ним очень непросто, наверное, находить общий язык и долго существовать. А когда так много общего, ты просто не задумываешься об этом. Ты просто живешь, и это твоя естественная среда.

команда

ОПЕРАТОР:
ВАСИЛИЙ НЕФЕДКИН

АССИСТЕНТ ОПЕРАТОРА:
ОЛЕГ ДОНЕЦ

MUAH:
МАРИЯ САМСОНОВА

ЗВУКОРЕЖИССЕР: МИХАИЛ МОРГУНОВ

ПРОДЮСЕР:
ВИКТОРИЯ СЛАЩУК