Демон многоликий

В Новой Третьяковке проходит ретроспектива Михаила Врубеля, одного из самых загадочных авторов в истории русской живописи. У него, по замечанию коллег, не было в классическом понимании учителей, и после него не осталось учеников — научить и научиться такому просто невозможно. К выставке, на которой впервые представлено больше трехсот работ Врубеля, The Blueprint составил краткую историю его главного шедевра — «Демона»: как картина в разное время становилась символом русской интеллигенции, сексуальной революции и просто безумной природы гениальности.

Демон сидящий, 1890

Демон как герой контркультуры

«Я пишу Демона, то есть не то чтобы монументального Демона, которого я напишу еще со временем, а „демоническое“ — полуобнаженная, крылатая, молодая уныло-задумчивая фигура сидит, обняв колена, на фоне заката и смотрит на цветущую поляну, с которой ей протягиваются ветви, гнущиеся под цветами», — написал в 1890 году в письме сестре 34-летний Михаил Врубель, еще не подозревая, что эта работа навсегда изменит не только историю живописи, но и всю его жизнь. «Демон — дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, при всем этом дух властный, величавый», — это уже из письма к отцу. К этому моменту он вместе с Репиным, Шишкиным, Айвазовским и еще 14 лучшими художниками страны уже получил заказ от издателя Петра Кончаловского на иллюстрации к юбилейному двухтомнику Михаила Лермонтова. «Демона» он выбрал сам и не ограничился только иллюстрациями. За «Демоном сидящим», которого он описывает в письмах родным, последуют «Демон летящий» и «Демон поверженный».

Иллюстрировать поэму о любви падшего ангела и смертной девушки, выполненную в лучших традициях Байрона и Гете и над которой сам Лермонтов работал десять лет, Врубель решил из-за главного героя. Он более чем соответствовал художественным пристрастиям художника, который со скепсисом относился к реалистическому искусству и особенно — к деятельности своих современников передвижников, вдохновлявшихся народничеством. Демон, за романтизм, индивидуализм и подчеркнутую «несовременность» которого в 1860-е критиковали наконец опубликованную поэму Лермонтова, был для Врубеля, большого ценителя Ницше, идеальным альтер эго.

И если Лермонтову за «Демона» досталось уже посмертно, то Врубеля реалисты имели возможность ругать вполне прижизненно — Максим Горький писал, например, что признает за художником «уменье владеть кистью и красками и еще большее умение портить хорошие сюжеты» (надо сказать, довольно безобидный по тем временам отклик). Впрочем, нашлись у двух Михаилов и защитники — символисты и конкретно Александр Блок, который говорил, что «Демон Врубеля и Демон Лермонтова — символы наших времен». «Демоны», став в начале ХХ века портретом мятущейся русской интеллигенции, стоящей на пороге катастрофы, сохранили эту роль еще на столетие — и дожили даже до сравнения с Виктором Цоем.

Иллюстрация к поэме М. Ю. Лермонтова «Демон»

Виктор Цой

Демон

как история болезни

«Каждое утро, до двенадцати, публика могла видеть, как Врубель „дописывал“ свою картину. В этой последней борьбе было что-то ужасное и чудовищное. Каждый день мы находили новые и новые изменения. Лицо Демона одно время становилось все страшнее и страшнее, мучительнее и мучительнее» — так художник и товарищ Врубеля Александр Бенуа в 1901 году описывает работу своего друга над последним «Демоном» — «Поверженным». Вскоре Врубель, до этого долго страдавший головными болями и маниями, будет госпитализирован. Врач клиники Московского университета Марина Цубина пишет: «При поступлении в клинику крайне возбужден, мания величия, считает себя императором, требует только шампанское, склеивает из бумаги платки. Считает, что из платков покажется Борис и Глеб. Эротичен. Беспокоен». Знаменитый психиатр и невропатолог Владимир Бехтерев поставит диагноз — «неизлечимый прогрессивный паралич» («третичный сифилис»).

Приступы мании Врубеля, которые в последние годы жизни становились все продолжительнее и продолжительнее, в истории остались в несколько романтизированном виде. С одной стороны, помог сам художник, который всю жизнь вспоминал, как рисовал первые эскизы для «Демона» поверх «Распятия»: «За свои 48 лет я полностью потерял образ честной личности, особенно в портретах, а приобрел образ злого духа», — написал он на обороте портрета одного из своих врачей — психиатра Федора Усольцева (он помимо Врубеля лечил еще одного великого модерниста русской живописи Виктора Борисова-Мусатова).

С другой, мифологизацией Врубеля занимались символисты и романтики. Образ сумасшедшего гения, провидца, которого свела с ума его самая знаменитая работа, очень хорошо ложился в их канон. Вполне конкретное инфекционное заболевание Врубеля, закончившееся среди прочего слепотой художника, описывалось предельно высокопарно — «он сгорел на костре собственного вдохновения», а про его главную картину писали: «Его безумие явилось логичным финалом его демонизма».

«Роза в стакане», 1904

Демон как секс-символ

«Вечером он рассказал, что пишет у себя в Киеве „Демона“, и нарисовал рисунок своей картины. Я узнал сейчас же лицо знакомой дамы, совершенно не подходящее к Демону. Рисунок был восхитителен и так особенен, что я с того времени не видел формы подобной» — так о встрече с Врубелем во время написания «Демона» вспоминает его коллега и друг Константин Коровин.

Впечатление Коровина от картины совершенно не случайно — Врубель задумывал «Демона» как андрогина — тем самым подчеркивая, что страсти, которые одолевают его героя, — это универсальная категория. В хитро сложенных руках «Демона» насмотренный зритель и вовсе узнавал картину «Мадам Поль Пуарсон» Сингера Сарджента — одного из главных художников Belle Époque, товарища Клода Моне и любимца Генри Джеймса Джона.

«Мадам Поль Пуарсон»,

Сингер Сарджент

Опять же широкая публика от подобных идей была в ужасе, но «Демон», без всяких специальных предварительных расчетов Врубеля, и тут встроился в прогрессивную повестку. Стоит заметить, что сам автор от нее, скорее всего, был бы не в восторге. Тут тоже помог Блок, провозглашенный с легкой руки поэта Иннокентия Анненского андрогином («под беломраморным обличьем андрогина»).

Русские травести начала 20-го века

Таким образом, у Врубеля лермонтовский Демон — герой максимально, как сейчас бы сказали, гетеронормативной истории вдруг стал предвестником новых времен: русская травести-сцена, зародившаяся еще при Петре I, в те годы наконец начинала выбираться из подполья. От написания картины до организации одного из первых домашних дрэг-ревю Петербурга, куда будут ходить премьер Мариинского театра Владимир Пономарев, поэт Михаил Кузмин и князь Георгий Авалов, оставалось чуть больше десяти лет.