Пушкинский музей

«„Салоны“ Дидро. Выставки современного искусства в Париже XVIII века»

ГМИИ им. А.С. Пушкина

Дени Дидро

Салон красоты

ТЕКСТ:
МАРИЯ БЕССМЕРТНАЯ

ФОТО МОНТАЖА ВЫСТАВКИ:
МАРГАРИТА УМНОВА

ФОТО:
GETTY IMAGES, АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

КРЕАТИВНЫЙ ДИРЕКТОР:
ЛИЗА КОЛОСОВА

ПРОДЮСЕР:
ВИКТОРИЯ СЛАЩУК

В ГМИИ им. А.С. Пушкина сегодня открылась выставка «„Салоны“ Дидро. Выставки современного искусства в Париже XVIII века». Под академическим названием скрывается одна из самых остроумных музейных инициатив, а именно — ни много ни мало — история формирования выставочного дела. В главном здании показывают больше 200 произведений искусства XVIII века, из которых собран «воображаемый» парижский салон — регулярная выставка французской Королевской академии живописи и скульптуры, которая стала прообразом современных выставок. Также в Пушкинском рассказывают, какую роль в них играл писатель и философ Дени Дидро, которого можно смело называть одним из первых критиков современного искусства. Мария Бессмертная побывала на развеске бесценных экспонатов, изучила, как были устроены Салоны, и выбрала лучшее из блестящих критических статей Дидро.

Что:

Парижский салон, которому человечество обязано существованием выставочного дела в его современном понимании, — это одно из многих великих свершений Людовика XIV. Именно «король-солнце», ослепительный символ абсолютной монархии, преследователь гугенотов, сторонник жесткой государственной цензуры и страстный меценат, повелел французской Королевской академии живописи и скульптуры проводить регулярные выставки произведений своих членов. Первая состоялась в 1667 году, и на протяжении двух с лишним столетий участие в выставке было необходимым для всех художников, желавших завоевать известность. К 1863 году «Салон» окончательно взяли в заложники академисты, и император Наполеон III, которого замучили жалобами на склоки и интриги в храме искусств, организовал «Салон отверженных», где нашли свое место Моне, Ренуар, Сислей и все те художники, по которым потом будут изучать историю искусства второй половины XIX века. Постимпрессионисты примеру коллег последовали и в 1884 году создали «Салон независимых».

как:

На «Салонах» впервые появился единый принцип организации экспозиции — не совсем такой, как существует сейчас, но такой, который позволил наконец структурировать выставочное пространство. В его основе лежала иерархия жанров: так, например, изображение короля или его родственников всегда занимало в экспозициях центральное место, верхние ярусы предназначались живописи на религиозные и мифологические темы, на уровне глаз посетителей располагались портреты, пейзажи и жанровые сценки (и при такой системе произведения одного автора почти всегда оказывались в разных местах экспозиции).

Тогда же стали печататься каталоги, без которых сейчас невозможна ни одна крупная выставка, — в 1673 году была издана первая брошюра с перечнем представленных в «Салоне» произведений. В ней были описания сюжетов картин, имена авторов и номера полотен — рядом с картинами в экспозиции, которая осуществлялась с помощью шпалерной развески (когда работы покрывают всю плоскость стены вплотную друг к другу), находились только номера — без подписей.

Главный герой выставки — философ и просветитель Дени Дидро, один из родоначальников современной критики, чьи тексты для «Литературной корреспонденции» выставлены в Пушкинском. Над обзорами Салонов для журнала он начал работать по просьбе литератора и дипломата Фридриха Мельхиора Гримма и в середине XVIII века придумал (как сейчас понятно) то, как будет функционировать и выглядеть художественная критика (надо сказать, что до него в 1746 году литератор Лафон де Сент-Йенн все-таки успел описать Салон 1746 года). Свою первую подробную рецензию на экспозицию, так называемую «Хронику Парижского салона», Дидро опубликовал в 1759 году. В 1725 году выставка наконец стала официально именоваться «Салоном», а неофициально — «Парижским салоном» (выставки по его образцу постепенно начали проводиться и в других европейских столицах, в первую очередь в Лондоне).

При Дидро, впервые со времен Античности, представления об искусстве начинают носить чувственный, а не только рациональный характер — появляется и развивается понятие вкуса, а представления о прекрасном становятся подвижными и начинают зависеть и от политической обстановки, и от личности зрителя.

Мы выбрали из наследия философа несколько критических цитат, которые за прошедшие 250 лет не только не постарели, а могут быть легко напечатаны в любом медиа. Проклятья художников, призывы сжечь картины и бесконечно остроумные переходы на личности.

зачем:

О Жан-Марке Натье

Художник со своей семьей. Когда-то хороший портретист, сейчас он — ничто. Портреты членов его семьи посредственны, хотя и тщательно выписаны. Г-н Натье, вам неизвестно, как выглядят лица ваших детей: наверняка не так, как на картине.

О Жозефе-Мари Вьене и профессии критика

Печально и убого ремесло критика! Куда как трудно самому создать даже что-либо посредственное, но так легко посредственность заметить! Да еще постоянно собирать отбросы, подобно Фрерону и уличным мусорщикам с их тележками! Хвала господу! Вот наконец человек, о котором можно говорить почти сплошь хорошее! Критик более всего схож с бродягой, перекапывающим речной песок в надежде найти там хоть крупицу золота. Это ремесло не для богатого человека. Картины, которые Вьен показал в этом году, — одного жанра, и поскольку все они равно хороши, можно высказать похвалу, относящуюся ко всем его выставленным полотнам: в них есть изящество формы, грациозность, наивность, чистота, изысканность, непосредственность — и все это в сочетании с четкостью рисунка, красотой цвета, правдивым изображением тела. Не знаешь, какая из картин лучше.

Об НОЭЛЕ Алле и тоске

Явление Аврааму ангелов с вестью о том, что у Сарры родится сын. Бедняга Алле верен себе. Он страстный охотник до грандиозных сюжетов, требующих вдохновения, благородства замысла, умения рисовать, придавать персонажам характерность, — словом, всех свойств, которые у него начисто отсутствуют. На этой картине ангелы сидят за столом, Авраам стоит перед ними, Сарра подслушивает за дверью. Одеяние Авраама очень плохо: под грудой тяжелых тканей землистого цвета не чувствуется тело. Г-н Алле, где же тот чудесный, неземной характер, какой Рафаэль и Лесюер умели придавать своим ангелам? Ваши ангелы — три переодетых распутника. Ваш Авраам — старый греховодник с бесстыдной улыбочкой, кривоносый, гримасничающий и насупленный, как фавн. А что это за жалкая женская фигура за дверью? Это служанка, вы не заставите меня принять ее за Сарру. Вдобавок ваши краски грубы и резки; невыносимая безвкусица, однообразность. Вы мне надоели, г-н Алле, вы наводите на меня тоску. Никому не ведомо, что представляют собой ваши Богоматерь с младенцем; две небольшие Пасторали; Изобилие, раздающее свои блага Искусствам, и Битва Геркулеса с Ахелоем. Все это убого.

О Жан-Фредерике Шалле и посредственности 

Скажите-ка, господин Шалль, как это вы ухитрились стать художником? Ведь существует множество других профессий, а в обществе даже посредственность полезна. Художником же надобно родиться. А вы вот уже более тридцати лет занимаетесь этим ремеслом, не ведая, что сие такое, да так и умрете, ни о чем не догадавшись. Это редкий оригинал. Он совершил путешествие в Рим, увидел там множество старых, прекрасных, всеми почитаемых картин и сказал себе: «Вот как надо действовать, чтобы и тебя так же почитали...» — и сотворил немало полотен, которые, по правде сказать, отнюдь не прекрасны, но зато вполне старомодны.

Об Антуане де Фавре и таланте

Рыцарь ордена Мальты и академик. Он выставил копию Интерьера церкви святого Иоанна Мальтийского с плафонами кисти Калабрезе, облачения и украшения на церемонии праздника Победы. Эта картина потребовала огромного труда. Могу, если хотите, похвалить усидчивость художника; что касается таланта, то, будь у него хоть крупица такового, он написал бы что-нибудь другое.

О правилах 

Я вовсе не ценю картины, чей успех обеспечен следованием правилам: это торжество не самого художника, а правил. Такова большая часть пейзажей с перспективой.

О Луи-Симоне Буазо и «толстомордых» грациях

Грации, взявшие Амура в плен. Сцена происходит в воздухе, где извивается Амур, стараясь вырваться. До чего же эти грации тяжеловесны, массивны, толстоморды! Я вижу такие груды мяса на прилавках, когда возвращаюсь домой по улице Бушери.

Марс и Амур спорят, чье оружие могущественнее. Потеха, да и только — смотреть, как пошло г-н Буазо пародирует на полотне самого изящного и утонченного поэта Греции. Я не в силах это описать. Почитайте-ка Анакреона, а если у вас есть его бюст — сожгите перед ним картину Буазо, и да будет последнему отныне запрещено заглядывать в творения этого обаятельного автора, вдохновляющего его на картины, которые наводят такую тоску.