Blueprint
T

 юлия пересильд

григорий добрыгин 

Интервью:

Марина Анциперова, 

Ольга Страховская

Фото:

Роман Машевский

Арт-директор:

Сергей Пацюк

Продюсер:

Светлана Павлова

Прическа и макияж:

Виктория Шнайдер

Ассистент стилиста:

Никита Капица

Ассистент фотографа:

Дмитрий Константинов

Стиль:

Валерия Агузарова

Завтра в российский прокат выходит фильм Sheena667 — смешная и драматичная история о человеческих отношениях в эпоху наступающей виртуальности. Sheena667 — фильм трудной судьбы, прямо как это интервью. Марина Анциперова поговорила с режиссером Григорием Добрыгиным и исполнительницей главной роли Юлией Пересильд прямо накануне российской премьеры — в марте 2020 года. Премьера не состоялась, страну накрыл локдаун, пандемия, кризис и обнуление, а интервью «легло на полку». И вот год спустя уже Ольга Страховская продолжила разговор с нашими героями, вновь прямо накануне российской премьеры. Оказалось, что даже на вечные вопросы можно получить очень актуальные ответы.

2020

Давайте начнем с итогов вашей совместной работы. Можете сказать, кто из вас больший перфекционист?

Григорий:

Не могу сказать, что мы достаточно хорошо знакомы, чтобы об этом говорить. Мы знаем друг друга 14 лет, но знакомы плохо.

Тогда расскажите, как вы познакомились. 

григорий:

На вступительных экзаменах. Юля была то ли в синем, то ли в красном платье в горошек. Это был, кажется, третий тур — вместе с выпускниками. Юля пришла посмотреть, кого набирают.

И что вы подумали? Какая красивая?

григорий:

Я подумал «какая». Старшие вообще всегда всем нравятся. Хотя нет, сейчас младшие курсы не восхищаются выпускниками.

юлия:

Не знаю. Твои студенты восторгаются, когда я к ним прихожу.


григорий:

Значит, дело в тебе. 

юлия:

Когда я приходила на ваш курс, то помню, как вы мне нравились. Вы все были такие начитанные, умные, циничные. У вас было какое-то определенное свое представление о театре.

Того, юного, Гришу вы помните? 


юлия:

Помню, да. У него был какой-то синтетический комбинезон для разогрева и разминки. Когда видишь такой комбинезон, сразу понимаешь, что человек где-то до этого профессионально танцевал.

А когда вы начали дружить?


григорий:

Мы не дружим. Юля по-прежнему — мираж.

юлия:

Я бы не сказала, что мы мало общаемся. По крайней мере, по сравнению с остальными, с кем я общаюсь. Народу-то вокруг много, а общаюсь я мало с кем.

григорий:

Насколько я знаю, Юля лоббировала мое поступление. 


юлия:

Да, я хотела, чтобы Гриша поступил. Я тогда даже не думала, что он пойдет в режиссуру. Помню, как всех убеждала, что это Джуд Лоу. На курсе Кудряшова, где учились мы с Гришей, не хватало красивых мужчин. Они все по-своему были красивы, характерны и талантливы, но никого из них нельзя было назвать каким-то «героем». В институт поступает обычно или красавчик, или умный, а Гриша — исключение.

Вас обоих, что интересно, считают такими кинокрасавчиками. Вы как-то боретесь с этим штампом?

юлия:

Я? Нет...


григорий:

Я борюсь. А если серьезно, то я просто перестал сниматься. 


Юлия:

Да, и это ужасно. Но на самом деле я очень завидую Грише. Он сейчас превращается в большого художника, не попсового.


Когда вас Гриша позвал сниматься в Sheena667, вы сразу согласились?


григорий:

Я просто отправил сценарий Юле. А у нее были к нему вопросы, потому что текст очень сложно читался: чтобы его понять, увидеть не только поэзию, но и то, как может выглядеть фильм в дальнейшем, приходилось его читать не один раз.


юлия:

На самом деле первый был сценарий не Sheena667, первый сценарий был «Слава». 

григорий:

А, да. Это правда. Этот фильм не состоялся из-за отсутствия финансирования. Мы два года бились в Минкульте и не могли получить одобрение.

юлия:

Но он у тебя же есть готовый в любом случае, да?


григорий:

Да, сценарий есть. Но мы все меняемся, и он, наверное, отражал все-таки то время, когда я легче и веселее относился к профессии. Тот сценарий очень легкий. «Слава» — это фильм про молодого провинциального актера, к которому приходит слава в человеческом облике.


Но вы, Юля, и на «Славу» были согласны?

Юлия:

Вы знаете, я всегда при выборе ролей опираюсь скорее не на сценарий. Сценарий — это важно, но важнее человек, с которым ты работаешь. Ты всегда чувствуешь, какая у тебя с этим человеком связь, чувствуешь, получится или не получится. Иногда ты можешь себя обмануть, когда тебе предлагают работу в фильмах-«многомиллионниках». Сразу понятно, что этот фильм ждет суперуспех, но на самом деле это будет все равно не то, чего ты на самом деле хочешь.

Но у авторского кино с большой долей вероятности могут быть и разные проблемы с бюджетом, и непонятная судьба. 

Юлия:

Я понимала только одно: мне будет интересно с Гришей. В первую очередь как с человеком, даже не с режиссером. Его короткометражки я посмотрела уже потом. Нам вообще дико повезло с картиной в том плане, что к нам присоединились такие гении, как Кричман и Панкратов. И это была одна из самых интересных киносъемочных групп в моей жизни. Все, кто приезжал к нам на площадку, удивлялись, как такая команда сложилась у дебютанта.

А как вы всех уговорили?

Юлия:

Грише на самом деле не приходилось никого уговаривать, он обладает удивительной энергией и уверенностью в том, что он делает и зачем. Это автоматически притягивает всех к нему.

Российское кино привыкли делить на фестивальное и чисто коммерческое вроде «Елок». Вы для кого снимали этот фильм?

григорий:

Для себя. Я говорю сам с собой и предлагаю поговорить кому-то еще, кому это может быть интересно.

юлия:

В этом как раз у нас с Гришей некий конфликт. Мы-то, конечно, считаем эту картину неким артхаусом и высоким искусством. Но, мне кажется, она может быть понятна и близка очень простым людям. Интеллектуалы будут искать метафоры, а простой человек может увидеть в этой картине совсем другое.

григорий:

Над фильмом работали люди, которые смотрят с разных сторон на объект. Поэтому и у зрителей тоже есть возможность смотреть с разных сторон и по-разному его воспринимать. Даже сам со второго раза считываешь много иначе.


юлия:

Я с третьего раза только поняла некоторые вещи. Например, названия глав. Мне с третьего раза вдруг стало очень смешно: для меня каждая глава стала иметь несколько значений.

Вы вообще много смеялись на площадке? 

юлия:

Мы вообще не смеялись на площадке.


григорий:

Даже артистам не всегда было понятно, что потом будет смешно на экране.


Вы показывали фильм в Роттердаме. Зрителям смешно было? 

юлия:

Я была в Роттердаме. Чтобы вы понимали, Гриша единственный режиссер, который не дает смотреть материалы заранее. Впервые фильм я увидела на фестивале — и заранее не понимала, какая должна быть у зрителя реакция. Изначально мы не играли смешно: перед нами стояли более сложные задачи, чем просто юмор. Когда я смотрела в Роттердаме, то даже не понимала, что происходит, потому что зрители в зале угорали. С «Кинотавром» было как-то сложнее. Он для меня тяжелее прошел: я была абсолютно уверена, что нашей картине что-то дадут. И когда я начала понимать, что нам уже ничего не достанется, то было очень грустно. Хотя обычно я ко всем этим призам отношусь очень легко.

А вы читали рецензию Долина на «Медузе»? Он вас все время сравнивает с «Левиафаном». Потому что там и на фоне леса герои сексом занимаются, и мотив со сносом дома, и можно продолжать бесконечно. Вы сознательно пытались победить миф о русской безнадежной жизни?

григорий:

Это было важным и принципиальным решением, потому что мне не хотелось, чтобы побег Вадима был побегом из реальности, к которой мы привыкли в нашем российском авторском кино. Хотелось, чтобы видимых причин для побега у него не было и чтобы зритель искал какие-то свои причины для побега Вадима. Да и провинция мне была нужна, чтобы создать вакуум для чистоты этого эксперимента. В столице слишком много шума. В кадре реальные пространства, реальные автомастерские, доработанные художниками. Мы работали с реальным объектом, что позволило фильму быть настоящим, но в то же время «приподнятым», оторванным от горизонтали. Хотелось создать комфорт и уют для героев. В таком лофте я бы сам хотел жить.

Смотришь и никакого отчаяния не испытываешь. Мне кажется, это даже какой-то новый поворот в русском кино.

юлия:

Мне кажется, что во всей этой нашей истории нет никакой трагедии, ведь многие люди же так живут. Трагедия есть в результате, но она такая «чеховская». Потому что вроде ничего такого глобального не происходит. Кстати, у Шукшина это тоже есть. Все эти «чудики», это определенный характер, такой невероятно русский характер.

При этом американцы Чехова воспринимают как комедию. Внутренний надлом героев «Вишневого сада» западному человеку вообще не очень понятен. 

григорий:

Мы, кстати, показывали это кино в Чикаго, и там вообще все животы надрывали. Такой реакции не было даже в Роттердаме.

То есть русские меньше всего смеются над этим фильмом?

григорий:

Да. У нас нет легкости восприятия такого кино. Например, сцена, когда они в постели разговаривали про мышку, то, как она там шуршит, — гомерически проходила в других странах. А здесь просто смотрели как смотрели.


юлия:

Ну, кстати, в «Октябре» смеялись.

григорий:

У нас сейчас в институте семестр Гоголя с Кудряшовым, и мы разбираем «Невский проспект», который у меня вызывает абсолютную параллель с моим фильмом. Герой Вадима тоже очарован какой-то неизвестностью. Персонажи Гоголя стоят на краю, но этого не ощущают. Природа края не в напряжении, это не край Достоевского, это какой-то иррациональный край.

Героиню тоже жалеть вообще не хочется ни разу. Такой характер был вашим сознательным решением?

григорий:

Режиссеры обычно выбирают Юлю, потому что у нее есть определенный стержень. Юля мощная, но мне хотелось, чтобы она оставалась Юлей-ребенком. Отобрать у нее все привычные выразительные средства — и просто запечатлеть ее человеческую красоту и слабость.

юлия:

Я согласна. Мне было очень интересно работать в тех условиях, когда ты не можешь использовать то, что у тебя накоплено. Вообще суть профессии актера заключается в том, что надо иметь смелость увидеть себя глазами режиссера. Не делать так, как ты привык, как ты умеешь, а делать так, как просит режиссер. Когда говорят, что у нас плохие артисты, — дело далеко не в этом. У нас огромное количество талантливых артистов. Проблема в том, что их используют строго по назначению.

григорий:

Меня вот такое кино актерское вообще перестает интересовать. У нас проблемы в том, что мы не занимаемся кинематографом, мы снимаем кино. Кино — это то, что мы позаимствовали у театра. Кино — это когда мы театральный способ существования актеров переносим в кино. Для меня же в кино всегда интересно все спрятанное. И когда зритель пытается сам угадать, что же происходит с героем и персонажем. Не смотреть, как артист умеет показывать, что с ним происходит, а как артист умеет скрывать. И мастерство актера в кино заключается, мне кажется, в том, что он умеет прятать.

А что такое любовь для вас обоих? Ведь так или иначе этот фильм про любовь.

Сегодня для меня этот фильм про мечту, завтра про любопытство, послезавтра про похоть. Я не могу вам ответить однозначно.

Григорий:

Не знаю. Безусловно, Оля любит Вадима, но я любовь представляю иначе — как что-то горячее, какую-то вспышку... А для Оли любовь — это очень спокойное чувство. Вот было все хорошо: парень есть, жилье есть, с сексом все хорошо.

Юлия:

С другой стороны, они 10 лет вместе, и мы не знаем, что у них было раньше. А здесь мы застаем их на каком-то пике, потому что у них есть мечта и цель, у них есть вот эта поездка за эвакуатором, приключение. То есть их отношения переживают какой-то подъем, как будто их током ударили. И во время этого момента, когда все хорошо, в эту воронку счастья попадает Sheena.


Григорий:

Да, все более чем хорошо. И тем сложнее отпустить эти отношения и смириться, потому что все слишком хорошо.

Юлия:

Вопрос, кажется, с очевидным ответом — заниматься инди-кино в России будет потяжелее, чем в условной Европе?

юлия:

Я думаю, что не только в России тяжело заниматься независимым кино. И в Европе это нелегко.

григорий:

Просто в Европе намного больше фондов, куда ты можешь обратиться. Благо у нас сейчас тоже кроме госучреждений появилась альтернатива — фонд «Кинопрайм», в который можно обратиться за финансированием проекта. Поэтому сейчас нам становится чуть-чуть легче.

Зато здесь вы так быстро нашли команду мечты. Думаете, в условном Нью-Йорке это было бы так же просто?

григорий:

Идея открывает любые двери. Идея и сценарий — это главное.


юлия:

Знаете, сколько мне присылают постоянно в соцсетях сценариев и идей с просьбой прочесть, убеждая, что это гениально. А ты открываешь, читаешь и понимаешь, что это не гениально.

Вы оба весь наш разговор рассуждаете как люди, для которых материальный мир не так важен. К каким вещам вы привязаны? Зачем вот вы, Гриша, все время в этой кепке?

Григорий:

Она мне просто нравится.


юлия:

Ну ручка у него Muji и блокнот Moleskine.

Григорий:

Это то, что отобрано временем. 


юлия:

Без Moleskine я тоже не обхожусь. И ручка Muji у меня есть тоже. Я не сильно гонюсь за модой, но есть какие-то вещи, которые я не поменяю. Айфон я, пожалуй, не поменяю.

Вы друг про друга сказали, что Юля ничего не боится, а Гриша ни в чем не сомневается. А в чем секрет? 

В том, что я сомневаюсь. А кажется, что нет. 

Григорий:

Наверное, и я боюсь. А кажется, что нет.

юлия:

Что вы будете вспоминать об этом фильме?

Очень многое. Я буду вспоминать то, как мы делали сцены. Сам процесс съемок этой картины запустил во мне какие-то процессы, которые изменили меня. И я это буду использовать в последующих картинах.

юлия:

Между съемкой кино и отношениями не такая большая разница, кажется. 

Безусловно. И то и другое тебя меняет. А если не меняет, то оно и не нужно.

юлия:

То есть любовь – это то, что тебя меняет.

Да, это так. И не всегда в лучшую сторону. 

юлия:

Вы не любите внутреннее равновесие? 


Я его побаиваюсь.


юлия:

Мне просто не удается его поймать. Может быть, я бы и хотел. Но пока не удается.

григорий:

2021

Мы разговаривали с вами год назад, прямо перед первым локдауном. Помните свои чувства, когда фильм пришлось положить на полку?

Григорий:

Знаете, отмена выхода фильма в прокат — не самое тревожное, что случилось в том месяце. К тому же прокат, который планировался в прошлом марте, уже был поздним. Мы ведь придумали фильм, наверное, в 2016 году, потом снимали, в Роттердаме он оказался в 19-м, а выходит [в широкий прокат] в 21-м. За это время вебкам-история стала трендом. Вышел ряд проектов с похожей темой. Классно быть трендсеттерами, но выходим мы, получается, уже в хвосте поезда.

А почему вы не выпустили его на стриминговых платформах, а ждали аналогового релиза?

Григорий:

Мне кажется, это кино требует кинотеатральной площадки, его хочется показывать пусть в ограниченном прокате, но на большом экране. В кинозале у тебя нет потребности и возможности отвлечься на бытовые домашние дела. А этот фильм нужно смотреть без остановки, ты должен пройти это приключение от начала до конца.

Но ведь все стремительно уходит в онлайн?

Григорий:

Пока есть возможность показывать фильм в кинотеатрах, я хочу за нее цепляться. В походе в кинотеатр есть поступок. Ты идешь за чем-то, идешь навстречу фильму. Ты можешь требовать что-то от этого фильма, вступаешь с ним в диалог поступков: один человек снял, а другой пришел, заплатил и посмотрел.

Мы уже говорили о том, что работа над фильмом похожа на отношения. Как вам после этого года кажется, виртуальные отношения все-таки подменят реальные или нет?

Григорий:

(кашляет)


юлия:

Гриша покашлял...

Григорий:

А Юля ответит.



юлия:

А Юля ответит. Нет, конечно, это все ерунда. Конечно, если нет никакой возможности [построить физические отношения], то и виртуальные, наверное, подойдут. Но никакой зум, простите, не заменит посиделки за столом, а телеспектакль не заменит поход в театр. По крайней мере, надеюсь, что это никогда не случится.


Григорий:

А мне кажется, это уже давно случилось, просто во время карантина это стало очевидным для всех. Я сам — абсолютно переселенный в цифровую реальность человек, большая часть общения происходит у меня онлайн, мне от этого страшно. Из этого страха, возможно, и вырос наш фильм. В какой-то момент я понял, что мне не интересно и не хочется проводить время в компании друзей, что я бегу от тех, кто меня окружает. Мне комфортно с самим собой, у меня все друзья под рукой. В моем телефоне.

Но вы вроде никуда не сбежали, а, наоборот, за этот год целый новый фильм сняли.

Григорий:

Я понял, что можно работать чуточку быстрее, чем это было с предыдущей картиной. Ну то есть времени очень мало, это все отмечали во время первого локдауна. Что ни на что не хватает времени.

Юля, у вас вроде бы тоже очень продуктивный год, столько проектов вышло.

юлия:

Ну, вышло — не вышло... Мы их снимали не в этом году, конечно, как вы понимаете. Но вообще я тут подумала, что это же очень клево — такая пауза в профессии, длиной в три месяца. Я и раньше брала паузы, на две недели, три недели, на месяц. А тут такое хорошее обновление внутреннее произошло. Столько нового прочитано, просмотрено. Я себя почувствовала такой полнокровной, заряженной энергией.

григорий:

Хорошая практика. У древних евреев была такая тема — выходной год. Ну как шесть дней работаешь — седьмой отдыхаешь, вот так и шесть лет работаешь — седьмой отдыхаешь. Мне кажется, эта практика круто бы перезагружала людей всех профессий.

Год назад мы закончили интервью вопросом «Вы не любите внутреннее равновесие?». Юля тогда сказала, что его побаивается.

юлия:

Теперь уже не боюсь. В какие-то секунды его хочется прямо ловить. Хотя все равно это довольно редко случается.

Гриша, а у вас как сейчас с этим? Удалось поймать?

григорий:

Я на пути... Я на пути.

РЕДАКЦИЯ THE BLUEPRINT БЛАГОДАРИТ GUCCI, prada, leform, Lesyanebo и Poison Drop за помощь в проведении съемки

{"width":1200,"column_width":120,"columns_n":10,"gutter":0,"line":40}
false
767
1300
false
true
true
{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}
{"css":".editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}"}
[object Object]