юлия пересильд
григорий добрыгин
Интервью:
Марина Анциперова,
Ольга Страховская
Фото:
Роман Машевский
Арт-директор:
Сергей Пацюк
Продюсер:
Светлана Павлова
Прическа и макияж:
Виктория Шнайдер
Ассистент стилиста:
Никита Капица
Ассистент фотографа:
Дмитрий Константинов
Стиль:
Валерия Агузарова
Завтра в российский прокат выходит фильм Sheena667 — смешная и драматичная история о человеческих отношениях в эпоху наступающей виртуальности. Sheena667 — фильм трудной судьбы, прямо как это интервью. Марина Анциперова поговорила с режиссером Григорием Добрыгиным и исполнительницей главной роли Юлией Пересильд прямо накануне российской премьеры — в марте 2020 года. Премьера не состоялась, страну накрыл локдаун, пандемия, кризис и обнуление, а интервью «легло на полку». И вот год спустя уже Ольга Страховская продолжила разговор с нашими героями, вновь прямо накануне российской премьеры. Оказалось, что даже на вечные вопросы можно получить очень актуальные ответы.
2020
Григорий:
Не могу сказать, что мы достаточно хорошо знакомы, чтобы об этом говорить. Мы знаем друг друга 14 лет, но знакомы плохо.
григорий:
На вступительных экзаменах. Юля была то ли в синем, то ли в красном платье в горошек. Это был, кажется, третий тур — вместе с выпускниками. Юля пришла посмотреть, кого набирают.
григорий:
Я подумал «какая». Старшие вообще всегда всем нравятся. Хотя нет, сейчас младшие курсы не восхищаются выпускниками.
юлия:
Не знаю. Твои студенты восторгаются, когда я к ним прихожу.
григорий:
Значит, дело в тебе.
юлия:
Когда я приходила на ваш курс, то помню, как вы мне нравились. Вы все были такие начитанные, умные, циничные. У вас было какое-то определенное свое представление о театре.
юлия:
Помню, да. У него был какой-то синтетический комбинезон для разогрева и разминки. Когда видишь такой комбинезон, сразу понимаешь, что человек где-то до этого профессионально танцевал.
григорий:
Мы не дружим. Юля по-прежнему — мираж.
юлия:
Я бы не сказала, что мы мало общаемся. По крайней мере, по сравнению с остальными, с кем я общаюсь. Народу-то вокруг много, а общаюсь я мало с кем.
григорий:
Насколько я знаю, Юля лоббировала мое поступление.
юлия:
Да, я хотела, чтобы Гриша поступил. Я тогда даже не думала, что он пойдет в режиссуру. Помню, как всех убеждала, что это Джуд Лоу. На курсе Кудряшова, где учились мы с Гришей, не хватало красивых мужчин. Они все по-своему были красивы, характерны и талантливы, но никого из них нельзя было назвать каким-то «героем». В институт поступает обычно или красавчик, или умный, а Гриша — исключение.
юлия:
Я? Нет...
григорий:
Я борюсь. А если серьезно, то я просто перестал сниматься.
Юлия:
Да, и это ужасно. Но на самом деле я очень завидую Грише. Он сейчас превращается в большого художника, не попсового.
Когда вас Гриша позвал сниматься в Sheena667, вы сразу согласились?
григорий:
Я просто отправил сценарий Юле. А у нее были к нему вопросы, потому что текст очень сложно читался: чтобы его понять, увидеть не только поэзию, но и то, как может выглядеть фильм в дальнейшем, приходилось его читать не один раз.
юлия:
На самом деле первый был сценарий не Sheena667, первый сценарий был «Слава».
григорий:
А, да. Это правда. Этот фильм не состоялся из-за отсутствия финансирования. Мы два года бились в Минкульте и не могли получить одобрение.
юлия:
Но он у тебя же есть готовый в любом случае, да?
григорий:
Да, сценарий есть. Но мы все меняемся, и он, наверное, отражал все-таки то время, когда я легче и веселее относился к профессии. Тот сценарий очень легкий. «Слава» — это фильм про молодого провинциального актера, к которому приходит слава в человеческом облике.
Но вы, Юля, и на «Славу» были согласны?
Юлия:
Вы знаете, я всегда при выборе ролей опираюсь скорее не на сценарий. Сценарий — это важно, но важнее человек, с которым ты работаешь. Ты всегда чувствуешь, какая у тебя с этим человеком связь, чувствуешь, получится или не получится. Иногда ты можешь себя обмануть, когда тебе предлагают работу в фильмах-«многомиллионниках». Сразу понятно, что этот фильм ждет суперуспех, но на самом деле это будет все равно не то, чего ты на самом деле хочешь.
Но у авторского кино с большой долей вероятности могут быть и разные проблемы с бюджетом, и непонятная судьба.
Юлия:
Я понимала только одно: мне будет интересно с Гришей. В первую очередь как с человеком, даже не с режиссером. Его короткометражки я посмотрела уже потом. Нам вообще дико повезло с картиной в том плане, что к нам присоединились такие гении, как Кричман и Панкратов. И это была одна из самых интересных киносъемочных групп в моей жизни. Все, кто приезжал к нам на площадку, удивлялись, как такая команда сложилась у дебютанта.
А как вы всех уговорили?
Юлия:
Грише на самом деле не приходилось никого уговаривать, он обладает удивительной энергией и уверенностью в том, что он делает и зачем. Это автоматически притягивает всех к нему.
Российское кино привыкли делить на фестивальное и чисто коммерческое вроде «Елок». Вы для кого снимали этот фильм?
григорий:
Для себя. Я говорю сам с собой и предлагаю поговорить кому-то еще, кому это может быть интересно.
юлия:
В этом как раз у нас с Гришей некий конфликт. Мы-то, конечно, считаем эту картину неким артхаусом и высоким искусством. Но, мне кажется, она может быть понятна и близка очень простым людям. Интеллектуалы будут искать метафоры, а простой человек может увидеть в этой картине совсем другое.
григорий:
Над фильмом работали люди, которые смотрят с разных сторон на объект. Поэтому и у зрителей тоже есть возможность смотреть с разных сторон и по-разному его воспринимать. Даже сам со второго раза считываешь много иначе.
юлия:
Я с третьего раза только поняла некоторые вещи. Например, названия глав. Мне с третьего раза вдруг стало очень смешно: для меня каждая глава стала иметь несколько значений.
юлия:
Мы вообще не смеялись на площадке.
григорий:
Даже артистам не всегда было понятно, что потом будет смешно на экране.
Вы показывали фильм в Роттердаме. Зрителям смешно было?
юлия:
Я была в Роттердаме. Чтобы вы понимали, Гриша единственный режиссер, который не дает смотреть материалы заранее. Впервые фильм я увидела на фестивале — и заранее не понимала, какая должна быть у зрителя реакция. Изначально мы не играли смешно: перед нами стояли более сложные задачи, чем просто юмор. Когда я смотрела в Роттердаме, то даже не понимала, что происходит, потому что зрители в зале угорали. С «Кинотавром» было как-то сложнее. Он для меня тяжелее прошел: я была абсолютно уверена, что нашей картине что-то дадут. И когда я начала понимать, что нам уже ничего не достанется, то было очень грустно. Хотя обычно я ко всем этим призам отношусь очень легко.
А вы читали рецензию Долина на «Медузе»? Он вас все время сравнивает с «Левиафаном». Потому что там и на фоне леса герои сексом занимаются, и мотив со сносом дома, и можно продолжать бесконечно. Вы сознательно пытались победить миф о русской безнадежной жизни?
григорий:
Это было важным и принципиальным решением, потому что мне не хотелось, чтобы побег Вадима был побегом из реальности, к которой мы привыкли в нашем российском авторском кино. Хотелось, чтобы видимых причин для побега у него не было и чтобы зритель искал какие-то свои причины для побега Вадима. Да и провинция мне была нужна, чтобы создать вакуум для чистоты этого эксперимента. В столице слишком много шума. В кадре реальные пространства, реальные автомастерские, доработанные художниками. Мы работали с реальным объектом, что позволило фильму быть настоящим, но в то же время «приподнятым», оторванным от горизонтали. Хотелось создать комфорт и уют для героев. В таком лофте я бы сам хотел жить.
юлия:
Мне кажется, что во всей этой нашей истории нет никакой трагедии, ведь многие люди же так живут. Трагедия есть в результате, но она такая «чеховская». Потому что вроде ничего такого глобального не происходит. Кстати, у Шукшина это тоже есть. Все эти «чудики», это определенный характер, такой невероятно русский характер.
григорий:
Мы, кстати, показывали это кино в Чикаго, и там вообще все животы надрывали. Такой реакции не было даже в Роттердаме.
григорий:
Да. У нас нет легкости восприятия такого кино. Например, сцена, когда они в постели разговаривали про мышку, то, как она там шуршит, — гомерически проходила в других странах. А здесь просто смотрели как смотрели.
юлия:
Ну, кстати, в «Октябре» смеялись.
григорий:
У нас сейчас в институте семестр Гоголя с Кудряшовым, и мы разбираем «Невский проспект», который у меня вызывает абсолютную параллель с моим фильмом. Герой Вадима тоже очарован какой-то неизвестностью. Персонажи Гоголя стоят на краю, но этого не ощущают. Природа края не в напряжении, это не край Достоевского, это какой-то иррациональный край.
григорий:
Режиссеры обычно выбирают Юлю, потому что у нее есть определенный стержень. Юля мощная, но мне хотелось, чтобы она оставалась Юлей-ребенком. Отобрать у нее все привычные выразительные средства — и просто запечатлеть ее человеческую красоту и слабость.
юлия:
Я согласна. Мне было очень интересно работать в тех условиях, когда ты не можешь использовать то, что у тебя накоплено. Вообще суть профессии актера заключается в том, что надо иметь смелость увидеть себя глазами режиссера. Не делать так, как ты привык, как ты умеешь, а делать так, как просит режиссер. Когда говорят, что у нас плохие артисты, — дело далеко не в этом. У нас огромное количество талантливых артистов. Проблема в том, что их используют строго по назначению.
григорий:
Меня вот такое кино актерское вообще перестает интересовать. У нас проблемы в том, что мы не занимаемся кинематографом, мы снимаем кино. Кино — это то, что мы позаимствовали у театра. Кино — это когда мы театральный способ существования актеров переносим в кино. Для меня же в кино всегда интересно все спрятанное. И когда зритель пытается сам угадать, что же происходит с героем и персонажем. Не смотреть, как артист умеет показывать, что с ним происходит, а как артист умеет скрывать. И мастерство актера в кино заключается, мне кажется, в том, что он умеет прятать.
Сегодня для меня этот фильм про мечту, завтра про любопытство, послезавтра про похоть. Я не могу вам ответить однозначно.
Григорий:
Не знаю. Безусловно, Оля любит Вадима, но я любовь представляю иначе — как что-то горячее, какую-то вспышку... А для Оли любовь — это очень спокойное чувство. Вот было все хорошо: парень есть, жилье есть, с сексом все хорошо.
Юлия:
С другой стороны, они 10 лет вместе, и мы не знаем, что у них было раньше. А здесь мы застаем их на каком-то пике, потому что у них есть мечта и цель, у них есть вот эта поездка за эвакуатором, приключение. То есть их отношения переживают какой-то подъем, как будто их током ударили. И во время этого момента, когда все хорошо, в эту воронку счастья попадает Sheena.
Григорий:
Да, все более чем хорошо. И тем сложнее отпустить эти отношения и смириться, потому что все слишком хорошо.
Юлия:
Вопрос, кажется, с очевидным ответом — заниматься инди-кино в России будет потяжелее, чем в условной Европе?
юлия:
Я думаю, что не только в России тяжело заниматься независимым кино. И в Европе это нелегко.
григорий:
Просто в Европе намного больше фондов, куда ты можешь обратиться. Благо у нас сейчас тоже кроме госучреждений появилась альтернатива — фонд «Кинопрайм», в который можно обратиться за финансированием проекта. Поэтому сейчас нам становится чуть-чуть легче.
Зато здесь вы так быстро нашли команду мечты. Думаете, в условном Нью-Йорке это было бы так же просто?
григорий:
Идея открывает любые двери. Идея и сценарий — это главное.
юлия:
Знаете, сколько мне присылают постоянно в соцсетях сценариев и идей с просьбой прочесть, убеждая, что это гениально. А ты открываешь, читаешь и понимаешь, что это не гениально.
Вы оба весь наш разговор рассуждаете как люди, для которых материальный мир не так важен. К каким вещам вы привязаны? Зачем вот вы, Гриша, все время в этой кепке?
Григорий:
Она мне просто нравится.
юлия:
Ну ручка у него Muji и блокнот Moleskine.
Григорий:
Это то, что отобрано временем.
юлия:
Без Moleskine я тоже не обхожусь. И ручка Muji у меня есть тоже. Я не сильно гонюсь за модой, но есть какие-то вещи, которые я не поменяю. Айфон я, пожалуй, не поменяю.
Вы друг про друга сказали, что Юля ничего не боится, а Гриша ни в чем не сомневается. А в чем секрет?
В том, что я сомневаюсь. А кажется, что нет.
Григорий:
Наверное, и я боюсь. А кажется, что нет.
юлия:
Что вы будете вспоминать об этом фильме?
Очень многое. Я буду вспоминать то, как мы делали сцены. Сам процесс съемок этой картины запустил во мне какие-то процессы, которые изменили меня. И я это буду использовать в последующих картинах.
юлия:
Между съемкой кино и отношениями не такая большая разница, кажется.
Безусловно. И то и другое тебя меняет. А если не меняет, то оно и не нужно.
юлия:
То есть любовь – это то, что тебя меняет.
Да, это так. И не всегда в лучшую сторону.
юлия:
Вы не любите внутреннее равновесие?
Я его побаиваюсь.
юлия:
Мне просто не удается его поймать. Может быть, я бы и хотел. Но пока не удается.
григорий:
2021
Григорий:
Знаете, отмена выхода фильма в прокат — не самое тревожное, что случилось в том месяце. К тому же прокат, который планировался в прошлом марте, уже был поздним. Мы ведь придумали фильм, наверное, в 2016 году, потом снимали, в Роттердаме он оказался в 19-м, а выходит [в широкий прокат] в 21-м. За это время вебкам-история стала трендом. Вышел ряд проектов с похожей темой. Классно быть трендсеттерами, но выходим мы, получается, уже в хвосте поезда.
Григорий:
Мне кажется, это кино требует кинотеатральной площадки, его хочется показывать пусть в ограниченном прокате, но на большом экране. В кинозале у тебя нет потребности и возможности отвлечься на бытовые домашние дела. А этот фильм нужно смотреть без остановки, ты должен пройти это приключение от начала до конца.
Григорий:
Пока есть возможность показывать фильм в кинотеатрах, я хочу за нее цепляться. В походе в кинотеатр есть поступок. Ты идешь за чем-то, идешь навстречу фильму. Ты можешь требовать что-то от этого фильма, вступаешь с ним в диалог поступков: один человек снял, а другой пришел, заплатил и посмотрел.
Григорий:
(кашляет)
юлия:
Гриша покашлял...
Григорий:
А Юля ответит.
юлия:
А Юля ответит. Нет, конечно, это все ерунда. Конечно, если нет никакой возможности [построить физические отношения], то и виртуальные, наверное, подойдут. Но никакой зум, простите, не заменит посиделки за столом, а телеспектакль не заменит поход в театр. По крайней мере, надеюсь, что это никогда не случится.
Григорий:
А мне кажется, это уже давно случилось, просто во время карантина это стало очевидным для всех. Я сам — абсолютно переселенный в цифровую реальность человек, большая часть общения происходит у меня онлайн, мне от этого страшно. Из этого страха, возможно, и вырос наш фильм. В какой-то момент я понял, что мне не интересно и не хочется проводить время в компании друзей, что я бегу от тех, кто меня окружает. Мне комфортно с самим собой, у меня все друзья под рукой. В моем телефоне.
Григорий:
Я понял, что можно работать чуточку быстрее, чем это было с предыдущей картиной. Ну то есть времени очень мало, это все отмечали во время первого локдауна. Что ни на что не хватает времени.
Юля, у вас вроде бы тоже очень продуктивный год, столько проектов вышло.
юлия:
Ну, вышло — не вышло... Мы их снимали не в этом году, конечно, как вы понимаете. Но вообще я тут подумала, что это же очень клево — такая пауза в профессии, длиной в три месяца. Я и раньше брала паузы, на две недели, три недели, на месяц. А тут такое хорошее обновление внутреннее произошло. Столько нового прочитано, просмотрено. Я себя почувствовала такой полнокровной, заряженной энергией.
григорий:
Хорошая практика. У древних евреев была такая тема — выходной год. Ну как шесть дней работаешь — седьмой отдыхаешь, вот так и шесть лет работаешь — седьмой отдыхаешь. Мне кажется, эта практика круто бы перезагружала людей всех профессий.
Год назад мы закончили интервью вопросом «Вы не любите внутреннее равновесие?». Юля тогда сказала, что его побаивается.
юлия:
Теперь уже не боюсь. В какие-то секунды его хочется прямо ловить. Хотя все равно это довольно редко случается.
Гриша, а у вас как сейчас с этим? Удалось поймать?
григорий:
Я на пути... Я на пути.
РЕДАКЦИЯ THE BLUEPRINT БЛАГОДАРИТ GUCCI, prada, leform, Lesyanebo и Poison Drop за помощь в проведении съемки
14 АПРЕЛЯ 2021
0