Сны о чем-то личном

ФОТО:
Арсений Несходимов,
АРХИВ ПРЕСС-СЛУЖБЫ

24 июня в Московском музее современного искусства открывается персональная выставка художницы Ксении Драныш «Материя Сна». В залах на Петровке, 25, представлено около 150 работ: от живописи и керамики до видео-арта и тотальных инсталляций. Елизавета Климова поговорила с Ксенией о сюрреализме и шубах, Андрее Бартеневе и Павле Пепперштейне, деньгах и тусовках.

Мне свойственно заниматься самоанализом, 

и сны сюда тоже относятся. Темой сновидений я интересуюсь с детства, я как-то рано стала их записывать и зарисовывать. Сейчас у меня записано около 200 снов — я фиксирую их в заметках айфона сразу после пробуждения. Иногда делаю маленький эскиз, супер элементарный, но это помогает запомнить сон.

Мне часто снятся разные звери и явления, связанные с природой. Притом что в обычной жизни я довольно спокойно отношусь к животным, когда я вижу кошку или щенка — у меня не возникает никакого желания их погладить или потискать. Но во сне звери постоянно ко мне приходят.

Я не сюрреалистка,

хотя сюрреализм меня интересовал в подростковом возрасте. Когда мне было 11 лет, мама повела меня на выставку Сальвадора Дали. Я ничего не знала про него тогда, но была очень впечатлена. Потом еще долго им интересовалась, читала его мемуары, покупала альбомы. В какой-то момент мне стала нравиться Фрида Кало. Она тоже, насколько я знаю, была удивлена, когда ее начали называть сюрреалисткой. Я помню ее дневники, где она писала что-то вроде: «Это просто моя жизнь и мои чувства, а оказывается, я сюрреалистка».

О чём угодно можно рассказать как угодно.

Одну и ту же историю, например, про отношения или выход из отношений, можно описать с точки зрения того, на чем ты фокусируешься. Мое искусство — это такое поэтизирование жизненных ситуаций, видений, чувств, мыслей. И их перенос в тексты и изображения.

Мне не нравятся разграничения

на стили и жанры. Для меня это просто разные языки. Если я завтра захочу, например, петь... и все как-то сложится, то я спокойно переключусь на пение. Медиум не важен. Главное — это мое восприятие реальности и как я могу его выразить в данный момент. Если сейчас я рисую или делаю живопись, или керамику, или фото, или видео, а потом захочу снимать фильмы или сниматься в них, то для меня это будет все одно и то же. Это будет просто проявление моего нутра.

В искусстве меня интересует только личное.

Глобальное меня не очень волнует, если честно, ни в себе, ни в других. В прошлом году я летала в Гонконг на «Арт Базель», специально посмотреть, как выглядят ярмарки искусства за рубежом, потому что я ни разу на них не была. Меня шокировало количество произведений, авторов, галерей — там такие охваты! Я проводила на ярмарке по 8 часов два дня подряд и еле успевала все увидеть и зафиксировать внутри себя. Я заметила, что там тоже было много личных тем, ну или, может, я на них концентрировалась. Мне просто нравится интимность в творчестве, дневниковость, чувственность.

Ксения Драныш, «Красный шатер», 2017

Ксения Драныш, из серии
«Сосуды поэзии и чувств», 2025

Ксения Драныш, «Afterparty», 2024

Размер имеет значение.

Я училась живописи на лаковой миниатюре — Палех, Федоскино. Это очень маленький формат, детальный — суперпрописка, много слоев краски, лессировки. И мне свойственно скрупулезно прорисовывать все эти штрихи и линии, я в это очень сильно погружаюсь. Но с годами стало скучно, захотелось других форматов. Я почувствовала, что пространства листка мало, хочется выходить на рулоны. Поэтому сейчас стараюсь рисовать большие произведения. В этом году к выставке я написала двухметровые холсты.

Маленькая графика или миниатюры безусловно могут быть гениальными. Но вот этот эффект, когда ты приходишь в музей, смотришь на произведение, и оно тебя словно током пронзает, чаще происходит от большой живописи.

Я жила в девятиметровой комнате,

которую снимала у знакомого из своего института, и там же работала. Жить я в ней начала где-то в середине учебы в Строгановке. Решила, что все, съезжаю из дома, от мамы, мне хотелось свободы. Чтобы на меня никто не давил и не контролировал.

И пускай там было тесно, но это было мое первое личное пространство за всю жизнь, потому что дома у меня никогда не было своей комнаты. Поэтому даже вот эта девятиметровая комната с розовыми стенами на тот момент была счастьем.

Ксения Драныш, «The path of fear», 2020

Когда я доучилась

(4 года в колледже (КХР № 59), а затем 6 лет в Строгановке), то осознала, что вообще не представляю, как действовать, когда предоставлен сам себе, — зачем мне все эти дипломы, что мне с ними делать, деньги-то меня не научили зарабатывать. В офисе на пятидневке я работать не хотела. Но я много чего умела технически, целую кучу всего, и решила, что начну-ка я шить. Мое детство прошло в Одинцово, в то время не было никаких классных магазинов, и мы с мамой шили мне одежду сами. В общем, я стала шить шубы из искусственного меха, которые продавала через интернет и на «Ламбада Маркете».

После шуб у меня началась депрессия.

Я все сшила, все продала, но я так устала все сама делать. Когда ты шьешь 24 шубы подряд, то ты чувствуешь себя словно рабом с фабрики, а не художником. Причем заработок приходит не на следующий день, а в течение нескольких месяцев, и ты эти деньги совсем не ощущаешь. Я поняла, что так не годится, и вскоре устроилась работать на мебельную фабрику своего друга. Но неожиданно Андрей Бартенев позвал меня в Суздаль поучаствовать в его проекте — я делала для него керамическую скульптуру. Потом у него открылась ретроспектива в МMОМA на Гоголевском бульваре в 2015 году, где мы выставили эту скульптуру плюс еще одну мою работу, но уже в залах молодых авторов, где ее заметил музей и купил в свою коллекцию.

Я работала моделью,

чтобы позволить себе быть художником. С 2011 года основным моим заработком были модельные съемки. Я снималась для журналов Top Beauty, Numéro и Harpers Bazaar, а еще для кампейнов и лукбуков, подрабатывала на курсах для фотографов в «Фотоплее», ходила немного на показах. В год у меня было около 90 съемок.

Отношения с Павлом Пепперштейном

продлились четыре с половиной года. Он сильно на меня повлиял. Я участвовала во многих его выставках, снималась в разных проектах. Я многому у него научилась: тому, как надо, и тому, как не надо. Например, до нашего знакомства я не занималась акварелью. Естественно, я умела ей работать, но когда мы с ним сошлись, я была керамистом. А керамика — это физически тяжело, она много весит, там долгий технологический процесс, ты зависишь от печей, от того, сохнет ли у тебя глина или она мокрая, или еще какая-то. Меня это все очень сильно напрягало. А Паша как раз акварелист. Я помню, как он сказал: «Ты сможешь писать акварелью где угодно, просто возя с собой одну маленькую коробочку». И я прислушалась. В моих ранних работах 2016-2017 года прослеживается его влияние. Хотя я была художником и до встречи с ним. В процессе наших отношений я старалась сохранить независимость. Участвовала в выставках и как самостоятельная единица, для меня это было важно.

Ксения Драныш, из серии
«Медитация на цветы», 2022

После расставания

я полтора года жила в Таиланде и очень много там рисовала. В какой-то момент я почувствовала, что в Таиланде, конечно, классно, но очень однообразный климат, нет культурного развития. Я набралась сил, вернулась в Москву и продолжила заниматься своей карьерой. Сняла себе две комнаты на Каретном Ряду в квартире дирижера Светланова. В одной комнате я спала, а в другой занималась искусством. И я там конкретно разрисовалась, потому что у меня было место. Начала делать какие-то серии. В 2021 году провела большую выставку в Cube Moscow, показала все свои тайские наработки. После этого последовали разные коллаборации с брендами. Я сделала проект с сетью китайских кафе «Чихо»; разработала рисунки для лимитированной коллекции посуды, которую выпускали Императорский Фарфоровый завод и «Яндекс»; сделала принты для бренда Finn Flare. Как-то все естественно продолжилось и вышло туда, куда было нужно. Потому что все мое внимание уже было сконцентрировано на мне, на моем искусстве, на том, что я хочу сказать, что мне близко и через что я прохожу.

Ксения Драныш, автопортрет из серии «Русская сказка», 2023

Ксения Драныш, «Thai lessons», 2021

Я не богемная художница.

Раньше я очень любила вечеринки, вернисажи и всякие мероприятия. Прямо горела желанием везде быть, присутствовать. Но последние годы нет. Я очень мало тусуюсь. Плюс не пью алкоголь с 2015 года. Я почти единственный трезвый человек везде. Это факт.

Я бы с удовольствием снялась в клипе у Ильи Лагутенко или Мэрилина Мэнсона.

Я влюбилась в них в 9 лет, еще учась в начальной школе. Когда у меня бывают сложные моменты в жизни или я хочу поймать определенную волну, то они для меня как маятники. Я включаю их музыку и настраиваюсь на то ощущение, которое мне нужно. А еще я бы очень хотела пообщаться с Дэвидом Хокни вживую, но из-за его возраста не знаю, успею ли.

Считается, что художник молодой до 35 лет.

То есть, как только тебе исполняется 36, ты становишься взрослым художником. Выставку в MMOMA я воспринимаю как ретроспективу своего юного периода, потому что не успеет она открыться, как через пару недель мне исполнится 36. В каком-то смысле это символический переход от юности к статусу сформировавшегося автора. Возможно, дальше я буду делать какие-то совсем другие вещи. Или появятся новые задачи, проекты и идеи не связанные с искусством. Но вообще хотелось бы выйти на международный арт-рынок и завести ребенка.