Записки охотника

21 апреля в Музее русского импрессионизма откроется выставка «Охотники за искусством». В экспозиции будет представлено более 70 работ русского и советского модернизма художников первой трети XX века — от Константина Коровина и Александра Бенуа до Казимира Малевича и Нико Пиросмани. Советскую эпоху эти картины пережили не в музеях, а в частных коллекциях — почти подпольных в стране, победившей частную собственность и буржуазные пережитки. Владимир Березовский, основатель галереи KGallery, рассказал Анне Аничковой о коллекционировании в советское время и о том, как шедевры обретают и меняют владельцев

Ленинскую максиму «искусство принадлежит народу» и через 30 лет после распада Советского Союза воспринимают буквально. Как отмечает куратор выставки «Охотники за искусством» Анастасия Винокурова, даже посетителям Музея русского импрессионизма, в котором она работает, трудно представить себе картины больших русских художников в частной, а не государственной собственности.

Беспощадная большевистская национализация, казалось, не могла оставить после себя даже намека на независимое, частное собрание искусства. На деле, как говорит Винокурова, «национализированы были в первую очередь огромные, всем известные коллекции». Коллекции поменьше, незамеченные государством, зачастую оказывались распроданы в самые трудные и голодные времена: в Первую мировую, гражданскую, Великую Отечественную. Тогда — в начале 40-х — появляются и первые советские коллекционеры.

Когда Сталин умрет, и советские собиратели искусства осторожно выйдут из подполья, окажется, что их социальный состав максимально неоднороден: военные врачи Александр Мясников и Николай Тимофеев, экономист Яков Рубинштейн, уролог Арам Абрамян, историк Сигизмунд Валк, искусствовед Санович, физик Илья Палеев (работы из их коллекций представлены на выставке). Винокурова сокрушается, что из-за небольшого выставочного пространства пришлось ограничиться лишь московским и ленинградским кружком собирателей. Однако даже при этих самоограничениях собрать экспозицию оказалось крайне нелегким делом — после распада Союза большинство коллекций рассеялись, растворились.

«Очень редко коллекции хранятся наследниками. Редкий пример такой сохранившейся, законсервированной коллекции тоже представлен на выставке. Это коллекция Ильи Исаковича Палеева, которую до сих пор хранит в Петербурге его сын, Владимир Ильич», —объясняет Винокурова. К тому же не все коллекционеры готовы показывать свои сокровища публике и обсуждать их провенанс. Одним из таких открытых «охотников за искусством» стал представитель молодого поколения советских коллекционеров и основатель питерской KGallery Владимир Березовский (чью коллекцию «Коммерсант» называет «музейного качества»). Мы попросили его рассказать истории пяти работ с выставки: на правах коллекционера, со-организатора и очевидца.

О времени и о себе

У меня в семье всегда что-то собирали. Дед был литератор и музыкант, он приобретал [искусство] когда-то еще очень давно. А потом мой отчим, Павленко Владимир Антонович (физик, руководил созданием первых в СССР масс-спектрометров. — Прим. The Blueprint), член-корреспондент, очень известный ученый. И в кругу ученых всегда было принято собирать. Ну и я мальчишкой там крутился. А мое коллекционирование началось, когда мне по наследству досталась небольшая коллекция от очень дальней родственницы, она внучатая племянница Станислава Жуковского, известного русско-польского пейзажиста. В том числе там были пейзажи Жуковского, были и Лансере, и Серов.

Я работал много лет в Балтийском морском пароходстве, это была высокооплачиваемая история. Потом по стечению обстоятельств я познакомился сначала с братьями Ржевскими, такие были знаменитые коллекционеры. Они уже начали представлять меня коллекционерам в Ленинграде. Вообще надо понимать, что это был довольно закрытый клуб. Это были Чудновский, Палеев, Эзрах (известные советские коллекционеры, причем первые двое, так же как и Павленко, физики. — Прим. The Blueprint). И в конце 80-х я сам начал активно коллекционировать. Для советской реальности это была такая отдушина, уход от действительности. Есть уже расхожая фраза — «внутренняя эмиграция». Это можно и к коллекционерам применить, потому что для них это и была такая вот вторая жизнь. Но все они были востребованы, работали, у них много времени отнимала и работа, и лекции.

Мстислав Добужинский

«Петербург. Крыши в снегу», 1916

Собрание А. Ф. Чудновского

Ныне в собрании KGallery, Санкт-Петербург

Это одна из моих любимых работ. Когда я попал в дом Чудновского, самого Абрама Филипповича уже не было, я с ним не был знаком. Была его супруга Евгения Борисовна, его сын Феликс и Галина Павловна, его невестка. Мы подружились. И, в общем, как-то я приглянулся (это такой термин коллекционерский). Почему это важно? Потому что вещи из этих собраний не выходили на широкий рынок, их бережно передавали из рук в руки. «Петербург. Крыши в снегу» — замечательная абсолютно вещь, не характерная для их собрания, потому что у них собрание было все-таки более авангардное, более направленное.

Роберт Фальк

Повар», 1932

Павел Кузнецов

У водоема. Бухара», 1913

Ныне в собрании KGallery, Санкт-Петербург

Ныне в собрании KGallery, Санкт-Петербург

Это тоже вещь из коллекции Чудновского. Он приобрел ее непосредственно у вдовы, Щекин-Кротовой. О ней написана даже небольшая статья, где описывается, как Фальк в Париже попал… Он что-то рисовал, пошел дождь, и Фальк заскочил в ресторанчик, который неожиданно назывался «Борщ». К нему кинулся человек, узнал, что он русский, обнимал его, целовал. В общем, оказалось, что он казак с Дона. И вот он его посадил, нарисовал замечательный портрет. Но считается, что это одна из лучших работ этого периода, 30-х годов парижских Фалька. Она действительно замечательная.

Вещь из серии его среднеазиатских пейзажей, считается тоже, в общем, одной из знаковых работ Павла Кузнецова. Когда я впервые ее увидел, ее еще не продавали. Я прошел по всей коллекции — час, наверное, бродил. Вот я остановился у нее и то ли от усталости, то ли от работы… Чувствую, что она кубистическая такая, чувствую, что у меня почва уходит из-под ног. Тогда была еще вдова Чудновского, она мне говорит: «Владимир Петрович, садитесь. Вам нравится?» Конечно, мне нравилось. Она запомнила, и потом мне ее уступили.

Кузьма Петров-Водкин

Автопортрет, 1907

Собрание С. Н. Валка

Ныне в собрании KGallery, Санкт-Петербург

У Сигизмунда Натановича Валка коллекция чуть меньше и закрытая. Сигизмунд Натанович — это известный историк, ученик великого историка Лаппо-Данилевского. Он общался всего с несколькими коллекционерами.

Валк был бездетен, и его собрание по завещанию перешло к замечательной абсолютно женщине — Надежде Григорьевне. Я с ней близко много лет дружил, она большую прожила жизнь, 90 лет. Была абсолютно уникальная. Она себя называла русской учительницей еврейского происхождения. Прекрасный русский язык, умение общаться и так далее. И им понадобились деньги на приобретение квартиры. Она позвала меня и показывает две работы: «Мельница» и этот автопортрет. Это единственный портрет, где он расслаблен, даже его любимый портрет. Потому что у него беззаботная жизнь, впереди свадьба с Марией Федоровной. И я, кстати, мог бы стать владельцем картины Петрова-Водкина «Купание красного коня» — у Валка увели ее в последний момент. Конечно, это больше хохмы, но тем не менее.

Николай Калмаков

Фимиам», 1915

Собрание Н. Н. Тимофеева

Ныне в собрании KGallery, Санкт-Петербург

Николай Николаевич Тимофеев — генерал-майор, главный психиатр Советской армии. Он дружил еще с Бурцевым Александром Евгеньевичем, от которого, собственно, все работы к нему перешли. «Фимиам» Калмакова — это знаменитая картина, она участвовала в выставке «Мир искусства» пятнадцатого года, была отмечена как одна из лучших. Да и в целом считается, что это одна из лучших работ Николая Калмакова.